Его роман с ХХ веком при всей драматичности, жесткости пережитого — оптика перевернутого бинокля. Утраты, беды, лишения — в поле зрения, но где-то далеко-далеко. А здесь, на кончике карандаша, — шорох листвы, крупные гроздья сирени во дворе дома, гуляющие в сквере малыши, звери в зоопарке, совершающие «великие закрытия», красная варежка с оторванной ниткой, которую надо напоить молоком…

Если собрать в одной комнате шварцмановских героев, старых и всегда юных знакомцев — Удава, Слоненка, 38 попугаев, одинокое Чудище из «Аленького цветочка», Раджу из «Золотой антилопы», Оле Лукойе и Снежную королеву, Дядю Степу и Котенка по имени Гав, Девочку и ее вязаного щенка из «Варежки», многодетную растрепу обезьяну с ее гирляндой малышей, Крокодила Гену с Чебурашкой — у комнаты разомкнутся стены. На расстоянии вытянутой руки возникнет параллельная вселенная с колоссальной силой притяжения.

Все мы родом из Шварцмана, даже те, кто об этом не подозревает. Шварцмана любят и ценят в Америке и Европе, в Японии он — признанный классик, а его Чебурашка — культовый персонаж. Его работами восхищается Миядзаки, признающий, что анимацией решил заниматься после того, как увидел нашу «Снежную королеву».                                                                                                       Леонид Шварцман нарисовал эскизов и персонажей более чем к 70 фильмам. А еще было множество выставок, в том числе персональных. — Хоть режиссер — первое лицо, но определяющая фигура в нашем искусстве, как мне кажется, — все-таки художник. Он создает ауру фильма, его изобразительный аромат, его образ. В профессии художника анимации нет вторичности. По отношению к природе, портрету, даже предмету.
Когда ты создаешь персонаж — он первичен. Неповторим, уникален. Даже если в нем просматриваются чьи-то черты.
Когда я ищу свой персонаж — не важно человека, предмет, животного, — я долго-долго рисую. И если мне он начинает кого-то смутно напоминать, значит, я на верном пути, и тогда специально подтягиваю сходство.
Образ Снежной королевы я просто придумал. А ключом стало слово «ледяная», то есть красавица, вытесанная изо льда. Прообраза у меня не было, руководствовался описанием Андерсена. Высокая, стройная, ослепительной красоты женщина. Она была закутана в тончайший тюль, дальше Андерсен дописывает свой чудесный портрет: «Она была так прелестна и нежна, но изо льда, из ослепительно сверкающего льда, и все же живая! Глаза ее сияли, как две ясных звезды, но не было в них ни теплоты, ни покоя». Мне оставалось только запечатлеть это волшебство, это пограничье энергии жизни и застывшего холода.

Долго искал ее лицо, строгие черты… Помогла расцветка. Она у нас зеленовато-голубая, холодных тонов. Кая и Герду, Старуху-разбойницу и Маленькую разбойницу тоже придумывал с карандашом в руке, эскиз за эскизом, прообразов не было никаких.
Жизнь в советской стране вовсе была не такой радостной, как пелось в песнях. Чего стоят репрессии, борьба с космополитизмом, инакомыслием. И как со всем этим уживалась советская идея светлого будущего, которое нам было обещано и которое все отодвигалось. Детей готовили к жизни в идеальном мире. В коммунизм, может, и не верили, но в лучшую жизнь верят до сих пор. Но вместе с тем в годы советской власти более серьезно, чем сегодня, закладывался фундамент культуры, просвещения. Более серьезно, чем сегодня, относились к образованию. Во все времена были спекулянты на идеологии, но значительно меньше людей науки, искусства, ученых думали о конъюнктуре. Нам тогда хотелось одного: лишь бы не мешали работать.

Знаете, как Чебурашка попал в Японию? Я поехал в Нью-Йорк получать Хрустальную звезду «Голливуд — детям». Моим переводчиком был актер Олег Видов. Мы подружились. Перед отъездом я ему подарил копию Чебурашки, сделанную мастерами нашего кукольного объединения. Когда он поехал в Токио с советскими фильмами, которые прокатывал, взял с собой эту куклу. После показа фильма в США и Японии он и там стал культовым персонажем.
Из Японии приезжали делегации, японские художники говорили мне о своей привязанности к Чебурашке.

И вот что любопытно: особенно наш ушастый зверь неизвестной породы приглянулся японским женщинам.

Жизнь у них хлопотная, а простосердечный обаятельный малыш, которого там ласково называли Чеби, отвлекал от суеты, напоминая им маленького ребенка, дарил тепло, домашний покой. Не помню статистики, но какое-то невероятное число японок были влюблены в этот персонаж, душевно привязались к нему.

Себя я считаю скорее человеком даже не ХХ, а ХIХ века, имея в виду изрядное число моих консервативных черт. В частности, все «последние новинки сезона», в том числе технологические, разнообразные «писки моды» меня никогда не манили. А привлекало в большей степени нечто устоявшееся, переходящее в область классики. В живописи, в литературе, в анимации.

Поэтому я и говорил, что принадлежу скорее к XIX веку. И от своих устоявшихся консервативных взглядов на искусство, культуру не отказываюсь. Если хотите, меня можно называть традиционалистом.

А тайну долголетия не объяснить словами. Тут уж как тебе провидением отмерено. Но в анимации живут и работают люди без возраста.

Рисуем детские картинки, обращаемся к детям, лепим куклы, играем в них. Вот и забываем о внушительных цифрах.

Ну и здоровье, разумеется, один из самых немаловажных факторов. Михаил Ильич Ромм, мой любимый режиссер, говорил на вступительных экзаменах абитуриентам: «Вы думаете, какие качества, прежде всего, требует профессия режиссера? Талант? Призвание? Большая любовь и преданность искусству кино? Ничего подобного, прежде всего — крепкое здоровье. Нашу работу можно приравнять к труду горняка или сталелитейщика».

Впрочем, и здоровье, и количество лет, которые тебе посчастливится прожить, зависят, если говорить серьезно, во многом от твоего образа жизни. Отсутствие сжигающих тебя пагубных пристрастий, мне кажется, — одно из условий долголетия. А помимо образа жизни, страстей и гибельных увлечений немаловажную роль играют гены, экология…

Если я и выпивал, то в меру. Вот до 75 лет курил. А потом бросил. Но главное, что я всю жизнь для детей работал, вот вам и эликсир молодости.

От характера, бесспорно, зависит и каждый твой день, и вся твоя жизнь. Классики говорили, что характер создает судьбу. Если человек завистливый, сутяжный, озлобленный, вряд ли ему удастся «жить долго и счастливо». Я скорее спокойный человек. Люблю организованность в работе, мне это всегда помогает. А вот ссоры мне противопоказаны, я мирный. Помнится, режиссер Роман Качанов надо мной всякие штучки проделывал, то и дело разыгрывал меня. Я к этому относился спокойно.

И вот еще: следует учесть одно крайне редкое, я бы сказал драгоценное, качество. Чувство юмора. Можно сказать, это дар божий, так же, как и талант. Но еще и свойство ума, недаром слово «юмор» синоним «остроумности».

Мне очень дороги те люди — могу буквально по пальцам их перечесть, — кому это было дано. У нас в мультипликации среди режиссеров это, прежде всего, Хитрук, Назаров, Норштейн… Вот, пожалуй, три классика, перед которыми я преклоняюсь. К ним можно добавить Льва Атаманова, режиссера «Снежной королевы» и многих других фильмов, и, наверное, Ваню Уфимцева, с которым мы делали «38 попугаев». У них это бесценное чувство было и в фильмах, и в повседневной жизни.

Про мою жену Таню.

Мы прожили вместе огромную жизнь. Немногим меньше 70 лет. С Таней всегда обмениваемся мнениями о том, что делаем, о проблемах в работе, о том, что смотрим, что читаем. Когда я что-то рисую, она дает интересные, дельные советы. Иногда я прислушиваюсь, что-то поправляю. Иногда нет. Порой мы спорим. Но это всегда живой необходимый диалог. Так было и во время работы над фильмами.

Когда в подготовительном периоде я был занят поисками персонажей, фонов, декораций, она смотрела мои эскизы. Она отлично разбирается в мультипликации, и у нее прекрасный вкус.

Поэтому у нас общий язык и большое поле для профессиональных разговоров. Даже сейчас, когда я уже не работаю в мультипликации. Все, что рисую, придумываю, всегда ей показываю.

Бывает, поначалу с ее мнением не соглашаюсь, но при дальнейшем обдумывании вижу справедливость и проницательность ее позиции. Так что и в персонажах, которые я создавал, есть какие-то черточки, ею придуманные. Конечно, у нас разные характеры. Если Таня — убежденный максималист, то я скорее «минималист». Речь не о впадении в крайности. Просто я могу обойтись немногим.

Я — Диоген, который мог жить в бочке, Таня бы в бочке не жила. Я уступчивый, мягкий. Она — непреклонна, бескомпромиссна.

Поэтому я нередко шел на уступки. По-другому в семье нельзя… Главное то, что мы вместе. Вот вам и еще один повод для долгой и счастливой жизни. Есть у меня еще один секрет, если не долголетия, то долгосрочного удовольствия. На протяжении многих десятилетий стараюсь не изменять джину. Я познакомился с джином после того, как наш родственник Боря Меерович вернулся из долгосрочной командировки в Монголию, где он обучал молодых монголов английскому языку. Учил он их для того, чтобы они могли на монгольском радио вещать на англоязычные страны и рассказывать о преимуществах социалистического образа жизни.

Они всей семьей жили довольно долго в Улан-Баторе. Когда же вернулись, у них были так называемые чеки для магазина «Березка», в котором продавались исключительно дефицитные заграничные продукты. Вот они и купили мне джин. Так мы познакомились с этим прекрасным напитком. И с той поры старались, чтобы джин не исчезал со стола, когда к нам приходили гости.

Я пью джин исключительно для удовольствия. Обычно с тоником. По-моему, это самый вкусный из крепких напитков. Вкуснее водки.                                                                     30 августа исполнится 102 года Леониду Шварцману.