– ЧТО Я?

Человек. Поэтому нужно определить, что такое человек, именно.

– Что я? – Спросила кошка, проснувшись, и пошла проверить, есть ли в миске еда.

– Что я? – Спросил человек, и попытавшись ответить на этот вопрос, вообще забыл про себя.

Что я? На чьей стороне? Где добро, в чем зло? Зло, что Бог не помог мне украсть кошелек, и добро, что помог? Справедливость – это палка о двух концах, и палка эта оружие сильного… Почему Бог никогда не приходит на помощь слабому? «Спасайтесь!» – крикнули нам, и мы побежали спасаться, не замечая, что бежим на ковчег по тонущим.

Что я? Для чего я живу, почему я умру? Кошка, скажем, боится боли и смерти равно со мной, она живая душа, живая и любящая, благодарная, она так же, как я, бросится защищать котят, отдаст за них жизнь, равно как я, но я при этом буду рассчитывать на какую-то высшую благодарность… Мало того, я еще и придумаю себе Бога, которому принесу своего «котеночка» в жертву, дабы Его умилостивить. Вот оно? Это мое отличие от кошки? – Я так боюсь умереть, что отдам за свою жизнь, жизнь своего ребенка? Я настолько доверяю Богу? А зачем я доверяю такому Богу? Богу, что попросил меня убить ребенка, ради Него?

Кошка просто боится грома и прячется под кровать, но я придумываю из грома и молнии истребителя и карателя. В этом я человек? …Между прочим, да. Я человек – в том, что увидел нечто большее, чем гром в громе, силу, несущую мне наказание за грехи. Я увидел в громе и молнии силу высшую, но со страха назвал ее истребительной. И все же я сотворил.

Итак, человек – творец, человек совершает абсолютно бессмысленное (в смысле выгоды дело) – берет камень в руку, не чтобы убить мамонта, но с тем, чтобы высечь его изображение на скале. Зачем? В чем здесь выгода? – Такого мамонта не съешь… Это абсолютно бессмысленное с точки зрения пользы действие – и в нем человек. Это уже не телесная эволюция, это эволюция духа.

Человек – это творец, это выдумщик. Человек – это действие, но не в пользу выгоды, не в пользу собственного благополучия, ведь это совершенно против закона эволюции – спасать не только детей, но родителей. Отдать жизнь за родителей способен только человек. И еще человек – это выбор.

– ДЛЯ ЧЕГО ПИШУТ ЛЮДИ?

Как ни странно, на второй вопрос я, похоже, уже ответила в первом. Люди пишут «ни для чего». Написание картин, симфоний, музыка, книги – это абсолютно лишенное смысла и всякой выгоды действие, в котором люди подобны Творцу.

– ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО?

Великая созидающая сила. Шанс на бессмертие, возможность создать нечто прекрасное…

На вручении премии «Ясной» удивительная девочка играла на рояле «Итальянскую польку» Рахманинова. Что такое искусство? Музыка, что тогда наполнила зал, живет и звучит во мне до сих пор, она меня спасает… Музыка – это навсегда… Музыка вечна, картины останавливают мгновения, а лучшие рукописи бессмертны.

– В ЧЕМ МОЯ ВЕРА?

Я верю в Януша Корчака, в воскресение Христа в человеческом милосердии. Это своеобразный атеизм: пойти за других на смерть, без надежды на жизнь вечную. Без уверенности в ней.

Верю в людей, верю, что «пути Господни» в руках человеческих.

Все думала о Корчаке: зачем он пошел с этими детьми в газовую камеру? Ведь это были не его дети! А потом поняла: эти дети были его.

Верю в справедливость, и, если Бог несправедлив, скажем, в Ветхом Завете – мне не нужны толкования и объяснения, почему зло – это добро. Зло – это зло, и его пути исповедимы, и видимы, и ведут только к злу. Нет, я скажу, что Бог в Ветхом Завете несправедлив и страшен. Что это не мой Бог. Мой Бог – созидатель, жизни даритель, а не каратель. «Не убий» – для меня не «одна из заповедей», но первая.

– ТАК ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ?

Сегодня перечитывала главу из «Страха» Рыбакова. Там моя любимая Варя, она говорит с Михаилом Юрьевичем. Это, если помните, старик, Варин сосед, по профессии учетчик. Работает с цифрами человеческой убыли-прибыли (год примерно 37…): «Михаил Юрьевич, вот вы сказали, что мы не должны изменять принципам морали и нравственности. А если рядом умирают люди, а мы им не помогаем, молчим, делаем вид, что ничего не происходит, это морально, это нравственно?»

И Михаил Юрьевич отвечает ей: «Потребность совершать добро, слава богу, неискоренима в человечестве, и его надо совершать, и даже без оглядки…»

Но дальше, зная, какая эта Варя честная, искренняя девочка, из опасения за нее, старик продолжает: «Но вы должны держаться подальше от всего этого…»

Но мне кажется, ответ на вопрос «Так что же нам делать?» – бесконечно, неопровержимо, в первой части ответа старика:

«– Что же нам делать?
– Делать».