Благодаря следующей публикации разобралась, почему в тибетской опере «Принц Норзан» Охотник не пощадил жреца, пленившего Царицу Нагов, хотя она сама его (Охотника) об этом просила.

Сначала напомню сцену.
Сцена 1 Судьба жреца12-13
14-20 Появляется Царица Нагов. Интересуется, что за дело у придворного жреца, прибывшего из Южной Страны? Жрец встаёт на колено и поёт: «Послушай меня, Царица Нагов, живущая в озере. Не нужно отвлекаться, когда слушаешь меня, придворного жреца. Простолюдины, прибывшие из счастливой Южной Страны, проделали этот путь, чтобы поприветствовать Нагов. Бесподобно счастливая Южная Страна. Богатая (полезными ископаемыми) Южная Страна. Южная страна с несметными богатствами. Не нужно здесь прозябать, Царица Нагов, пойдём в нами, обладающая сверхъестественными способностями, в Южную Страну». (Примеч. для тех, кто не смотрел ни оперу, ни перевод субститутов к ней. Врёт он всё, на самом деле правитель Южной Страны погряз в пьянстве и разврате, государственными делами не занимается; погодные условия не благоприятствуют урожаю, народ бедствует и страдает, с рождения просит милостыню и побирается.)
16-24 Ответная ария Царицы Нагов. «Послушай меня, придворный жрец. Не нужно отвлекаться, когда слушаешь меня, Царицу Нагов. Спасибо, колдун, что в кои-то веки прибыл к нам с визитом вежливости. Трудно мне, Царице Нагов, даются путешествия, а уж оставить богатую и красивую Северную Страну, срочно отправиться в незнакомые чужие земли повинуясь приказу».
18-27 Царица Нагов уходит вместе со свитой.
Раз уж не захотела Царица Нагов покориться по-хорошему, попробуем по-плохому (заклинаю ядом, кровью и огнём). «Вода в озере закипи так, что невозможно остановить. Пусть бедствие постигнет дворец Нагов».
19-52 Страстно молящийся охотник увидел эту картину, взялся за нож и наказал жреца.
Появляется охотник. Сцена битвы. «Ты не узнал меня, охотник?». Жрец просит пощады и обещает выполнить любое его желание.
21-26 И тут вступает в разговор Царица Нагов и обещает сама исполнить любое его желание и просит пощадить жреца.
Жрец: «Умный и доблестный охотник, пощади колдуна».
Охотник: «Ты - источник конфликта Южной и Северной стран, поэтому я не смогу проявить милосердие».
Чёрная шляпа повержена, потом поднимается, срывает с себя маску и заявляет, что сотрёт с земли Северную Страну, даже мокрого места от неё не останется (а если более точно, «пластинки от лат»)
***********************************************************************************
Далее читайте статью «Тибетский Танец Чёрных Шляп — история возникновения» с подзаголовка «О нравственности в Тибете». Автор цитирует француженку Александру Давид-Неэль:
«... нельзя отвращать слабые умы от соблюдения определенных нравственных норм.
Но все это не имеет отношения к просветленному человеку: его мораль сводится к мудрому выбору, который он способен сделать в зависимости от обстоятельств между тем, что полезно, и тем, что принесет вред. Учения "Мистического Пути" не признают ни Добра, ни Зла как таковых. Место поступка в системе нравственных ценностей определяет степень его полезности. Для этой категории налджорпа* доброта, милосердие, помощь страждущим или уничтожение причины страдания почти всегда сводятся к "полезности".
...Как было сказано выше, человек, нарушающий общепринятые моральные нормы, ни в малейшей мере не должен быть лично заинтересован в этом, не должен добиваться никакой личной выгоды от такого нарушения. И все же говорят, что, теоретически, вступившие на мистический путь, достигнув духовных высот, освобождаются и от этого последнего ограничения. Линия их поведения определяется исключительно их мудростью. Единственное, что от них ожидается, – абсолютная беспристрастность, которая заставляет их рассматривать свои нужды столь же отстранённо, как и нужды других.
... Итак, резюмируя, можно сказать: существует единый Закон, доминирующий над многими, иногда парадоксальными формами, в которых, с точки зрения посвященного, может воплощаться Добро:
посвященный должен бороться со страданием, никогда не быть его причиной; он должен сделать так, чтобы те, кого он заставил страдать, были вознаграждены именно той болью, которую он вынужден был им причинить; чтобы в выигрыше в результате оказались многие. Задача эта трудна: обычная доброта или любовь к справедливости, основанные на неверных предпосылках, не способны решить ее. Тибетские посвященные убеждены в этом и утверждают, что проницательность, развиваемая в процессе длительной духовной тренировки, совершенно необходима человеку, желающему достичь совершенства бодхисаттвы, любая мысль или действие которого не содержат ничего вредного для других существ.»[7, стр.245, 250, 251]
Далее автор статьи цитирует известного археолога, востоковеда и географа, историка, этнолога и философа Льва Николаевича Гумилёва [Л.Н.Гумилев "Величие и падение Древнего Тибета", «Сборник "Страны и народы Востока" VIII»: Москва; 1969]
«Несколько иное положение было в Тибете. ... Для того чтобы обеспечить покровительство светской власти, буддисты создали учение о дхармапалах, хранителях веры, жертвующих своей душой ради торжества “Закона”. Согласно буддийскому догмату, убийца ни при каких условиях не мог войти в нирвану, а убивать врагов буддизма было необходимо. И тогда была предложена концепция, согласно которой человек, жертвовавший своим будущим блаженством ради сегодняшней победы, достоин поклонения и почитания наряду с совершеннейшими из людей — бодхисатвами. Следовательно, ему разрешалось в этой жизни и пролитие крови, и общение с женщинами, и роскошь, лишь бы он, охранив от врагов “Закон”, дал возможность своим современникам беспрепятственно вступить на “Путь”. Не исключалась возможность специального воплощения (аватара) доброго бодхисатвы в гневной ипостаси для борьбы с врагами веры. Так, например, весьма популярный быкоголовый Ямантака* (“Убивающий смерть”) был воплощением бодхисатвы мудрости Манджушри*, и его же воплощением был тибетский монарх Тисон Дэцан (VIII в. н. э.), которого никто не обвинял в мягкости. Но при всем этом надо помнить, что нигде и никогда буддисты не отступали от своего основного тезиса об иллюзорности видимого мира, хотя разные школы и расходились по этому вопросу в деталях. В аспекте этики это означало, что любовь к миру является самым большим препятствием для достижения цели — нирваны. Эта характерная особенность буддизма отличала его от теистических систем христианства, ислама и веданты. Не эта ли разница в таком кардинальном вопросе была причиной абсолютного несходства буддизма и бона, а тем самым одной из причин обострения кровопролитной социальной борьбы, которая в IX в. не позволила Тибету стать гегемоном Центральной Азии?»
Далее автор статьи, скрывающийся под ником straannick пишет:
«А один современный исследователь, анализируя проблему обоснования насилия в буддизме делает жестокий вывод:
"Из этого обзора должно быть ясно, что буддийское насилие имеет различное происхождение и выражение - богословское, социологическое, политическое, этническое и культурное. Буддийские ученые - и буддисты в целом - должны серьезно подвергнуть сомнению природу и функцию буддийского насилия, вместо того чтобы пытаться отрицать его существование и увековечивать представление о том, что буддизм - это религия, основанная на ненасилии и сострадании." [12 Faure, Berbard. "Buddhism and violence" in Robert A. Orsi, The Cambridge Companion to Religious Studies, Cambridge University Press, 2012.]»
Итак, в «Принце Норзане» Охотник, убивая жреца, устраняет причину конфликта Южной Страны и Северной Страны в его лице. У Охотника нет личной заинтересованности в акте. А добро и зло иллюзорно для буддиста. https://straannick.livejournal.com/47051.html