Цветы больше не пахли.

Их осталось не много. Они пережили целых два дня в холодном подземном переходе, элегантно втягивая своими яркими лепестками дымы случайных сигарет, запахи кофе, измятых купюр и растворимого супа, разговоры о грядущей войне, красоте и косметике, и вот совершенно потеряли запах.Время близилось к первому часу дня, и город, по обычаю окончив свои важные дела, беседы, мысли и наслаждения, спешно отходил ко сну.
Обычно в это время на улицах уже было пустынно, и солнце светило неведомо для чего — все спали.— Добрых снов, подруги… — сказала всем остальным цветам самая старая лилия по имени Валентина — Желаю каждой из нас во сне вырасти высоко-высоко — так, чтобы дотянуться уже до прекрасного потолка, куда не зря, наверное, устремлялся наш чудесный запах в лучшие наши дни!— Да, мать, стареем… — протянула какая-то гербера в ответ, и добавила — курить охота… — А помните ту метёлку, которая стояла раньше вон в том в углу? — вдруг встрепенулась, уже задремавшая было, Валентина и стала говорить быстро-быстро
— Давным-давно в молодости (кажется, позавчера) я сумела поговорить с ней! Вы знаете, она вся была связана из тополиных прутьев. И вот эти прутья рассказывали, что там выше потолка есть какое-то такое… которое теплее и выше нашей лампочки! И ещё они очень подробно рассказывали о том, как медленно можно прорасти (вы не поверите) сквозь потолок, и оказаться там… я уж не знаю где… но, говорят, можно!— Ладно, бабуль, спи уже. Я, лично, сегодня почему-то верю вон в тот чёрный пакет и вон в ту бетонную урну, куда нас всех положат уже совсем скоро.
Мы видели, как уходили до нас другие: одни были прекрасны, и их уносили эти ужасные люди (не думаю, что в лучшую жизнь); другие (как мы) были попроще, и за это оказывались в пакете.
Вот и всё — бесстрастно проговорила синяя хризантема, при каждом слове роняя на пол искусственные блёстки-звёздочки со своих лепестков.