Валерий Евсюков

Александр Моисеевич Городницкий. Авторские клипы. Только «старенькое». В 2005-2009 А. Городницкий и Н. Касперович создали документальный многосерийный сериал по мотивам книг воспоминаний А.М. Я выбрал несколько авторских клипов из этого фильма. Но сначала два фрагмента Воспоминаний о двух песнях: «...История песни «От злой тоски не матерись» примечательна. Я написал ее в Туруханском крае в 1960 году как подражание "зековским" песням, которых наслушался к тому времени уже немало. Песня, видимо, прижилась. Уже на следующий год во время полевых работ, после какого-то сабантуя, наши рабочие, среди которых бывшие "зеки" составляли немалую часть, слегка подвыпив, стали петь старые лагерные песни и, к моему удивлению, спели эту мою. Поскольку был я еще молод, глуп и тщеславен, то немедленно заявил о своем авторстве. Вот этого-то, оказывается, и нельзя было делать. Все, что было мне сказано в ответ, практически на русский язык не переводится, а то, что переводится, может быть сведено к одной лаконичной фразе: "Еще раз скажешь, что твоя, — пришьем". Угроза была вовсе нешуточной — народ в тех краях подбирался серьезный. "Да за такую песню, — кричали они мне, —надо всю жизнь страдать в зоне! Чтобы ты, фраер с материка, да такую песню придумал? Наша песня, всегда была нашей, понял?" Нашлись даже очевидцы, которые "собственными ушами" слышали эту песню в сороковые в лагерях под Норильском.» ***** «...Вскоре после появления песни "Про жену французского посла" меня вызвал секретарь партбюро института, известный ученый в области изучения полезных ископаемых океана, седой и красивый кавказец. Когда я прибыл к нему, он запер дверь на ключ. "У нас с тобой будет мужской разговор, — объявил он мне. — У меня на подписи лежит твоя характеристика в рейс, так вот, ты мне прямо скажи, что у тебя с ней было". Удивленный и встревоженный, я старался понять, о ком именно идет речь. "Да нет, ты не о том думаешь, -- облегчил мои мучительные экскурсы в прошлое секретарь, — я тебя конкретно спрашиваю". "О ком?" – с опаской спросил я. "Как о ком? О жене французского посла". Я облегченно вздохнул, хотя, радоваться было рано. "Что вы, Борис Христофорович, — улыбнувшись, возразил я, -- ну что может быть у простого советского человека с женой буржуазного посла?". "Ты мне лапшу на уши не вешай, -- обрезал секретарь, —Ты мне прямо говори — да или нет!" "Да с чего вы взяли, что у меня с ней что-то было? — возмутился я. "Как это с чего? Если ничего не было, то почему ты такую песню написал?" "Да просто так, в шутку", -- пытался объяснить я. "Ну, уж нет. В шутку такое не пишут. Там такие есть слова, что явно с натуры написано. Так что не крути мне голову и признавайся. И имей в виду: если ты честно обо всем расскажешь, дальше меня это не пойдет, и характеристику я тебе подпишу, даю слово. Потому что, раз ты сознался, значит ты перед нами полностью разоружился и тебе опять можно доверять". "Перед кем это — перед вами?" -- не понял я. "Как это перед кем? Перед партией, конечно!" Тут я понял, что это говорится на полном серьезе, и не на шутку обеспокоился. Последующие полчаса, не жалея сил, он пытался вынуть из меня признание в любострастных действиях с женой французского посла. Я держался с мужеством обреченного. "Ну, хорошо, -- сказал секретарь, -- в конце концов есть и другая сторона вопроса. Я ведь не только партийный секретарь, но еще и мужчина. Мне просто интересно знать — правда ли, что у французских женщин все не так как у наших, а на порядок лучше? Да ты не сомневайся, я никому ничего не скажу!" Я уныло стоял на своем. Я упорно молчал. "Ах так, — разъярился он, -- убирайся отсюда. Ничего я тебе не подпишу!" Расстроенный, вышел я из партбюро и побрел по коридору. В конце коридора он неожиданно догнал меня, нагнулся к моему уху и прошептал: "Молодец, я бы тоже не сознался!" И подписал характеристику.»