Пол — сплошной настил из досок с очень узкими проходами. У двери — параша. Нас набилось человек сто. Спали впритирку на голых досках и поворачивались на другой бок по команде. Сентябрь был очень жаркий, многие пришли в летних платьях без пальто. Некоторых арестовали прямо на улице, и они не смогли зайти домой и сообщить домашним о своем аресте. Мне кажется, это была первая партия жен, арестованных в массовом порядке. Насколько помню, в камере были женщины, взятые 16 июля. Очевидно, это первый день, когда в Москве начали арестовывать жен «изменников Родины».
Сейчас я буду писать то, что, вероятно, пишут все. Стандарт. Тюремная жизнь. Сначала баня и прожарка одежды. Одежда съеживалась, особенно если у пальто были меховые воротнички. А в бане сидели надзиратели-мужчины (хотя на это мне было наплевать — не люди они для меня были). Оправка два раза в день по полчаса. За это время всем надо было успеть оправиться, умыться, постирать хотя бы трусы. Ведь мы все-таки женщины. Что действительно было достаточно унизительно — это кусочек газеты примерно 15×15 см, выдаваемый каждому в руки для оправки. После оправки камера являла собой странное зрелище: все стояли на нарах, размахивая трусами — сушили.
В нашей камере была пожилая женщина, Мария Цезаревна Адольф, которая в процессе этой сушки развлекала нас лекциями по истории костюма. Потом она оказалась на моем лагпункте и стала заведующей пошивочным производством.
Была среди нас одна немка-коммунистка, еще в Германии вышедшая замуж за латыша, работавшего в нашем полпредстве. Видимо, она уже отведала немецкой тюрьмы, потому что единственная в камере умела перестукиваться. Ответа не получала. В соседних камерах сидели такие же неопытные, как и мы. Звали ее Иоганна Киперс.
Еще выделялись две молодые, совсем молодые девушки с КВЖД. Их, бедняг, вызывали на допросы каждую ночь. Ни их имен, ни их дальнейшей судьбы не знаю. Остальных всех вызвали всего по одному разу со стандартным вопросом следователя: «Расскажите о контрреволюционной деятельности вашего мужа». Спрашивалось это со скукой, ибо ответы все были тоже стандартные. Либо «не знаю», либо «он контрреволюционной деятельностью не занимался». Мой допрос продолжался десять-пятнадцать минут. Затем опять камера и в конце месяца — еще один вызов для расписки под приговором — пять или восемь лет ИТЛ. Мне дали пять. Почему пять или восемь, мы так и не поняли".
Галина Ивановна Левинсон. Я постаралась забыть. М.: Мемориал, 1996
В своих воспоминаниях Галина Ивановна рассказывает рассказывает не только о тюрьмах, но и о своем поколении. В 1931–1934 годах она работала в проектном институте, который был переведен в Дмитров на строительство канала Москва-Волга. И хотя она жила бок о бок с заключенными, но "особенно не задумываясь о происходящем". В 1936 году, когда она уже вернулась в Москву, был арестован ее муж. Через год арестовали ее как жену «изменника Родины». Дома с ее мамой остался сын, которому только-только исполнился 1 год. В лагере она провела девять лет, но после освобождения ей было трудно устроиться на работу в Москве. С 1953 по 1961 год работала на заводе в Надвоицах.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1