Женщина - загадка

Сегодня Всемирный День Роз! (21 МАЯ)

Легенды о розах существуют в каждой стране, и все они связаны с первым появлением этого цветка в том или ином государстве. Но истиной остается факт существования ароматного растения более 25 миллионов лет на земле. В культурном выращивании колючая красавица находится более пяти тысяч лет.
Самым древним сортом растения считается дамасский кустарник, который был завезен в Европу из Сирии в 1875 году. Лучшими специалистами в выращивании этих растений называют французов, а лидерами поставки цветов – голландцев. По древнегреческой культуре, белая роза возникла из пены на теле Афродиты, когда та выходила из моря. Именно она подарила красоту цветку, а Дионис насытил розу пьянящим ароматом, наполнив растение нектаром. Роза оставалась белой, пока не произошло несчастье. Афродита получила известие, что ее возлюбленный Адонис смертельно ранен вепрем. Не разбирая пути, богиня красоты побежала к месту трагедии. Несколько капель ее крови упали на розу, и из белых лепестки ее стали ярко-красными.
Халфети - чёрная роза! Легенды о черных розах связаны с турецким городом Халфети. Неестественный окрас растение получило благодаря составу почвы, на которой произрастает. Черные розы стали относить к вымирающему виду после затопления старого Халфети водами Евфрата. Жители начали пересаживать цветы на новое место, куда вынуждены были перебраться в связи с наводнением, но адаптация кустарника происходила тяжело.
Колючая красавица используется в качестве символа в разных религиях и культурах. В Индии это знак божественного слова. В христианстве красная роза – это знак страданий Христа, белая – знамение Девы Марии. У Богородицы символом служит белый цветок без шипов, который представляет освобождение от грехов. В западной религии розовый куст имеет то же значение, что и лотос на Востоке. В Каббале этот цветок считается мистическим центром и сердцем творения.
А вы любите розы?

19 МАЯ

Я был когда-то пионером, 
И в то, что будет коммунизм 
По-детски искренне я верил, 
Поскольку был душою чист. 
Я по утрам свой алый галстук 
Горячим гладил утюгом, 
В кино переживал за Красных 
И собирал металлолом, 
Маршировал под барабаны, 
Любил, когда играет горн, 
Цветы дарил я ветеранам 
И обожал ночной костёр. 
Я помню, как до «синей ночи» 
Мы пели песни у костра 
О том, что «дети мы рабочих», 
Что ждёт нас светлая пора. 
И мы «всегда готовы» были 
Хоть в космос, хоть на целину, 
В забой, чтоб «сказку сделать былью», 
А если надо — на войну… 
Забыт давно и галстук алый 
И пионерский тот салют, 
Теперь другие идеалы 
И песни новые поют. 
Давно уж старый горн в утиле, 
А цель былую — коммунизм, 
Для многих нынче заменили 
Нажива, алчность и цинизм. 
С весёлой грустью вспоминаю 
Времён далёких дребедень, 
А девятнадцатое мая 
Теперь простой весенний день!
- Сергей Бобров

Изумрудные штаны

Это было в год, когда у страны не осталось названия. Когда ничего нового еще не появилось, а старое уже умерло. Жизнь бурлила вокруг, что-то менялось, а что собственно - непонятно.
Мы с женой уже четыре года любили друг друга и даже занимались сексом иногда. Не так часто, как мне хотелось и было необходимо, но достаточно, чтобы не развестись.
Мы оба работали в маленьком театре. Тогда таких студий-однодневок было штук триста по Москве. Перспектив стать настоящим театром не было никаких, конечно. Но мы этого не осознавали. Наш режиссер должен был вот-вот поставить гениальный спектакль и прославить студию, себя и нас заодно. Репетиции шли второй год, энтузиазма было море, что вполне естественно, ведь самому старшему (даже,можно сказать, пожилому) из актеров было двадцать шесть лет. И нас совершенно не смущало, что предыдущая труппа была распущена после таких же двухлетних репетиций. То - они, а то - мы.
У нас все было, как в настоящем театре. Диктат главного режиссера, интриги и зависть, измены и ревность, самоотверженное творчество и большие амбиции... И зарплата! Нам иногда выдавали зарплату!
Вместе мы получили больше 500 рублей и это обозначало, что где-то 300 мы можем потратить на штаны. Мне были нужны штаны. Джинсы. И, выйдя из кабинета директора, (на самом деле это был отгороженный шкафами закуток) мы с женой сложили наши зарплаты и пошли к ближайшему метро, где расолагался стихийный палаточный рынок.
На улице сквозь зелень деревьев пробивались теплые солнечные лучи. Легкий ветерок обдувал нас, когда мы, держась за руки, бежали к метро. Мы оба улыбались в предвкушении.
- На джинсы потратим 250,- болтал я, - а вечером к Вадику с Иркой и устроим вечеринку имени новых штанов.
Жена кивнула. Нам обоим нравилось ходить по гостям, болтать до утра, курить сигарету за сигаретой, выпивать...
Палатки, палатки, палатки...
Радость испарилась быстро, как капля воды на раскаленной сковородке. Все оказалось дороже, чем мы ожидали. Те джинсы, которые мы могли себе позволить на двести пятьдесят рублей, оказались ужасны. Тоже самое можно было сказать о джинсах за триста пятьдесят и за четыреста. Впрочем те, что за четыреста, я примерил. Посмотрелся в зеркало, которое вынесла и держала в руках толстая продавщица.
- Отлично сидят, - сказала она.
Вареная жесткая джинса сшита была так, что внутренний шов почему-то выпирал наружу. Ткань плотно облегала мою тощую задницу, а на коленях пузырилась.
Я повернулся спиной к продавщице.
- Это Вам как?
Она взглянула и, зевнув, сказала:
- Ладно, триста пятьдесят.
- Даже если без штанов окажусь на улице, то выглядеть буду лучше. - сказал я и пошел переодеваться.
Мы уныло бродили по палаткам, перебирая товар, уже смирившись с тем, что ничего приличного не найдем, но все еще не готовы были отказаться от мечты...
Но рынок заканчивался.
- Давай их пропьем? - спросил я жену.
- Кого?- удивилась она.
- Мои не купленные штаны.
- Ну давай. - согласилась она. - Тогда надо спешить. Попробуем купить что-нибудь. И поедем к Вадику.
Что-нибудь всегда обозначало алкоголь. Мы побрели к выходу. Искать что-нибудь.
И вдруг у самой дальней палатки жена дернула меня за рукав.
- Смотри, - сказала она и повторила тише, - смотри.
Я почти сразу разглядел то, о чем она говорила. На раскладном столике у палатки лежало множество тряпья, но среди однообразных бело-синих цветов лежали изумрудные вельветовые штаны.
- Офигеть, - сказал я.
- Мы их купим. - ответила жена.
- Если подойдут.
- Подойдут. - она схватила меня за руку и потянула к столику.
На этот раз продавщица оказалась худой и стройной девицей в яркой майке.
- Штаны настоящие, импортные. Поэтому дорогие.
Я шепнул жене, что, даже если цена перевалит за четыреста, можно брать. Как-нибудь выкрутимся.
Штаны сидели на мне так, как должны сидеть настоящие импортные штаны.
- Круто, - сказал мужик, случайный покупатель, перебиравший полку с сетчатыми майками, - хотя вельвет сейчас не в моде.
- Сейчас не в моде - через год будет в моде. - сказала моя жена и, повернувшись к продавщице, спросила - Сколько?
- Импортные, дорогие. Других таких на рынке нет. - ответила продавщица.
- Это мы знаем, так сколько?
- Пятсот пятьдесят...
Как удивительно просто рушились наши тогдашние планы и надежды. Так же просто и бесследно, как чуть позже ушла в небытие вся тогдашняя жизнь. Мы засобирались к метро.
- Эй! - окликнула нас продавщица. - Чего уж! Берите за пятьсот.
Я посмотрел на жену. Она улыбнулась и кивнула, глядя на изумрудные штаны. Потом перевела взгляд на меня и еще раз кивнула, улыбнувшись уже мне. А потом залезла в сумочку и протянула всю свою зарплату.
Мы купили мне вельветовые импортные штаны. Я переоделся в палатке и мы пошли к метро. Мы оба были счастливы, хоть и истратили все деньги. Я шел и мне казалось, что все смотрят мне вслед. Что я свечусь изумрудным светом.
- Конечно светишься, - улыбнулась жена. - Изнутри.
С тех пор я носил эти штаны, не снимая, несколько лет. Хотя вокруг изменилось все. У страны, в которой мы жили, появилось другой название. Театрик, в котором мы работали, совершенно логично обанкротился и распался на невидимые осколки, не оставив в истории театра ничего. Спустя год или два мы развелись с женой. К этому все шло.
Но я все еще носил те штаны. Носил, пока они совсем не протерлись на коленях, потеряли форму, и, наконец, превратились в тряпку.
Как истерлось и потеряло форму все, что было связано с прошлой жизнью.
Какой бы странной и счастливой она ни была.
- Борис Мирза

ЯПОНСКАЯ ЛЕГЕНДА

Когда человек уходит в Небеса, Бог, чтобы он не скучал, дарит ему окошко, в которое видно его родных и друзей. На окошке стоит в горшочке цветок и к веточке привязан колокольчик. Когда кто-то вспоминает человека – звенит колокольчик, когда говорит о нём хорошие слова – светит солнце, а когда о нём плачут – идёт дождь и цветочек растёт, радует небожителя. В первые дни часто звенит колокольчик, слышны добрые слова, люди плачут, жалея об его уходе. Но со временем звон всё реже, солнце не заглядывает в окно, мало дождей и цветочек пропадает…
У каждого человека должно быть любящее сердце, которое вспоминает, говорит нежные слова, просит, чтобы душа не петляла во тьме. Пусть всем, кто ушёл в Заоблачную даль будет спокойно. Пусть звенит колокольчик, пусть цветёт цветок.
- Анна Боднарук

Доче!

Пройдут года, но никогда!
Запомни Доча, что никогда!
Я не забуду, когда ты маленькой была, Спеша ко мне, коленку ты разбила.
Как вместе мы с тобой гуляли,
Как вместе сказки мы читали.
Как пальчик дверью прищемила,
Как сердясь мне кулачком грозила.
Ты стала взрослой, но для меня
Ты маленькой останешься всегда. Такой же Маленькой, Смешной, Красивой, Доброй и Родной!
© Арыстан Тастанов