ППервые шаги В первые годы после прихода к власти Адольфа Гитлера идея, что взгляды его сторонников представляют позицию германской нации, еще не была самоочевидной. Это касалось и взглядов фюрера на евреев. Ведь, даже если правящая партия считает евреев корнем зла, эту позицию вовсе не были обязаны разделять все остальные жители Германии. Поэтому первые месяцы после занятия Гитлером поста рейхсканцлера антисемитизм проявлялся прежде всего в безнаказанном уличном терроре со стороны штурмовиков. Уважаемых прежде людей — учителей или университетских профессоров — могли избить на улице или вытолкнуть из трамвая. Это было неприятно, небезопасно, но формально не имело отношения к действиям государственной машины. Далеко не все немцы готовы были солидаризироваться с выходками мускулистых молодых людей, ставших временной опорой режима. Власти даже начали принимать меры по некоторому обузданию уличных бесчинств, особенно с учетом раздражения заграничных СМИ. Впрочем, сами нацистские власти тоже обозначили свою антиеврейскую позицию в принимаемых законах. Но пока они не были тотальны и содержали различные оговорки. Например, по закону «О восстановлении профессионального чиновничества», принятому в 1933 году, неарийцев изгоняли с государственной службы, однако делали исключение для тех, кто поступил на нее до 1914 года, а также для участников Первой мировой войны и членов семей погибших на фронте. Комментируя такой закон, можно было сказать, что это касалось только госслужбы, к тому же государство честно признавало былые заслуги евреев... Потом ввели квоты в учебных заведениях: число евреев в государственной школе не должно было превышать 5%, в университетах же допускалось менее 1% еврейских студентов, но, в конце концов, почему в школе их должно быть больше — такая квота заметно превышала долю евреев в населении тогдашней Германии, а уж в университет нужно поступать далеко не всем.

ООбщественные инициативы Однако дальше в дело вступило гражданское общество — не то чтобы совершенно самостоятельно, но вроде бы и не выполняя прямое распоряжение властей. Различные профессиональные объединения начали исключать евреев из своего состава. Теперь они не могли считаться немецкими врачами, юристами, журналистами, членами других профессиональных корпораций. Почему так поступали профессиональные лиги? Скорее всего, просто уловили дух времени. Нацистский режим еще не окончательно стал тоталитарным, но всем было понятно: если не принимать меры в отношении евреев, это просто затруднит разговор с властями, а такие проблемы никому не нужны. Кроме того, массовое изгнание евреев из профессиональных корпораций делало вакантными многие заманчивые позиции: медицинские практики, судебные кафедры, должности в газетах. Так что найти среди бывших коллег голоса в поддержку такого решения было несложно. Как и во всех случаях, когда кто-то из преследуемых лишается работы, находится голос в защиту такого решения — в конце концов у преследуемого могли найтись и другие «грехи», помимо несчастья родиться евреем. Так, например, даже Томас Манн, известный своими будущими антифашистскими убеждениями, в 1933 году не скрывал откровенного удовлетворения от того, что литературный критик Альфред Керр — еврей по происхождению, по какой-то причине не жаловавший произведения Манна, — был изгнан со своей должности. Затем различные рестораны и кафе начали вешать таблички о том, что не хотят видеть евреев на своей территории. Это также еще не было предписанием властей, но в общем становилось хорошим тоном. В конце концов, зачем пускать в кафе тех, кого постепенно изгоняют со всех престижных работ — би знес имеет право выбирать, кого обслуживать.

В некоторых мемуарах выжившие немецкие евреи писали о событиях тех лет, что многие прежние нееврейские знакомые постепенно перестали с ними общаться. Не то чтобы они стали антисемитами. Напротив, многие из них в первые месяцы после прихода нацистов уверяли своих еврейских друзей, что власти — это одно, а их товарищество — совсем другое. Общаться с евреями без прямых служебных целей не было запрещено — такой официальный запрет появился лишь в 1941 году, — и санкций за приглашение евреев в гости вроде бы не предусматривалось. Но с некоторых пор появление в еврейском обществе просто стало чем-то непрестижным и подозрительным. Вступали в дело механизмы, не зависящие от личных взглядов конкретного человека на еврейский вопрос. Форматы и возможности для такого общения исчезали. Евреям до ноября 1938 года не воспрещалось ходить в публичные библиотеки, кино и театры, но, как известно из воспоминаний, многие перестали это делать задолго до прямого запрета. Просто потому, что особенно остро чувствовали себя изгоями среди обычной публики. ЖЖизнь за чертой Когда в 1935 году были приняты печально известные Нюрнбергские законы, в которых вводился запрет на брак между евреями и арийцами, а евреи лишались гражданства и получали статус «подданных» Германской империи, часть евреев, как это ни странно, восприняли это с облегчением. Просто потому, что их правовой статус определялся теперь государственным законом. Казалось, что теперь им отведут хоть какое-то место и оставят в покое (положительные черты в этих законах, в частности, старались найти некоторые религиозные евреи — те, кто боялся, что при прежних либеральных порядках еврейская молодежь имела слишком много соблазнов к ассимиляции, а теперь все точно будут связаны со своей общиной). Правда, этот покой теперь все больше и больше означал выживание. Однако и здесь находились ресурсы: в Германии в это время работали еврейские благотворительные общества, различные организации взаимопомощи — в каком-то смысле часть германских евреев вынуждена была посвятить себя внутриобщинному волонтерству, это была возможность занять себя чем-то важным и просто выжить в условиях потери жизненных перспектив.

Нацисты в это время демонстрировали евреям исчезновение дальнейших перспектив жизни в Германии, хотя и терпели их присутствие. В одном из документов СС от 1934 года это формулировалось так: «Германия должна стать для них страной без будущего, в которой старое поколение может постепенно вымирать, довольствуясь тем, что у них осталось, но молодое поколение поймет, что жить здесь невозможно». Еврейский бизнес еще не преследовался напрямую, но предприятия закрывались одно за другим просто потому, что еврейским предпринимателям не предоставляли банковские кредиты. Выходом была эмиграция. Власти подчеркивали, что границы для евреев открыты, хотя, разумеется, совсем не бесплатно: для выезда из страны следовало заплатить значительный эмиграционный сбор и передать в новые руки всю имевшуюся в Германии собственность (деньги за подобные вынужденные сделки переводились на особые счета и во многом так и оставались недоступными для бывших хозяев собственности). С другой стороны, массы еврейских эмигрантов, большинство из которых были лишены властями собственности и средств, повсюду принимали очень неохотно. В мире, где помнили о потоках беженцев после Первой мировой войны, преследование классов или народов в каких-то странах казалось вполне обычным явлением. ТТеперь можно К ноябрю 1938 года немецкие евреи превратились в изолированное и маргинализированное меньшинство, с представителями которого боялись или просто не хотели общаться большинство из былых друзей и знакомых — из-за возникшего социального разрыва, а может, и нежелания соприкасаться с чужим несчастьем. У отдельных евреев лишь оставалась некоторая собственность, которой постепенно становилось все меньше. Чтобы покончить со всем этим, следовало нанести последний удар. Когда отчаявшийся еврейский подросток Гершель Гриншпан в ноябре 1938 года застрелил секретаря немецкого посольства в Париже Вильгельма фон Рата, повод нашелся сам собой. Евреи стали легитимной целью для любых акций. Срочно организованное властями «возмущение» немецкого народа привело к невиданным по масштабам погромам. Было разграблено 7500 магазинов, сожжены почти все действовавшие в Германии синагоги. Состоятельных евреев «для безопасности» отправляли в тюрьмы и концлагеря, где требовали продать бизнес и согласиться покинуть страну. После этого от еврейской общины потребовали самостоятельно устранить последствия погромов и привести в порядок улицы, а также выплатить контрибуцию в размере 1 миллиарда марок. После этого оставшиеся в стране евреи окончательно превратились в лишенную почти любых средств к существованию социальную группу, от которой оставалось лишь избавиться. Тем или иным способом. Ссылка на оригинал статьи: https://snob.ru/entry/167951?utm_source=ok&utm_medium=social&utm_campaign=snob&utm_content=article