В-третьих, российское присутствие сыграло важную роль в разгроме Исламского государства. Конечно, не борьба с терроризмом явилась самой главной причиной российского прихода в Сирию, однако без нее избавление от ИГИЛ крайне осложнилось бы. (Здесь мы абстрагируемся от того, что ИГИЛ разгромлен не полностью, а реанимация Исламского государства в той или иной форме, в других странах и на континентах остается вполне возможной. Сама идея такого государства будет жить еще очень долго.) В-четвертых, Сирия стала удобным местом, скажем, для тренировок отдельных частей российских вооруженным сил, а также для опробования новой военной техники. В-пятых, «сирийская эпопея», особенно в 2015-2016 гг., способствовала росту в России патриотических настроений, антизападной ксенофобии и популярности Кремля, которому на фоне экономических трудностей было крайне важно выглядеть в глазах общества успешным в его внешней политике, в том числе в таком вопросе, как борьба против терроризма. Участие в сирийском конфликте, пусть и косвенно, но укрепляло основную официальную идеологему, гласящую, что Россия есть окруженная врагами крепость, а это требует еще более тесного сплочения вокруг власти. Наконец, в-шестых, российская политика на Ближнем Востоке была, так сказать, «правильно понята» большинством российских мусульман. Малочисленные протесты состоялись лишь в Дагестане. Официальное же мусульманское духовенство выразило Кремлю полную поддержку. К тому же, разгром ИГИЛ не привел к активизации экстремистов в России: вернувшиеся с Ближнего Востока боевики, за очень редким исключением, остаются пассивными.

Тем не менее, говоря о позитивных для Москвы результатах действий в Сирии, нельзя не сказать об издержках. В каком-то смысле российские неудачи являются парадоксальным продолжением (можно сказать, следствием) ее успехов. Итак, во-первых, присутствие России в Сирии, а следовательно, в целом на Ближнем Востоке «завязано» на одной персоне, а именно, главе этой страны Башаре Асаде. Кто бы ни стал его преемником, вряд ли он будет поддерживать столь близкие отношения с Кремлем. После Асада эти отношения уже не останутся столь «интимными». Кремль в свое время пытался найти среди сирийской элиты «второго Асада», но это закончилось ничем. Во-вторых, несмотря на неразрешенность и неразрешаемость сирийского конфликта, как его внутренние, так и внешние участники все более задумываются о восстановлении Сирии, которое, по разным данным, оценивается от 300 до 1300 млрд долл. Россия же готова выделить 800-900 млн, сумма не столь значительная и свидетельствующая об ограниченности ее финансовых возможностей. Получается, что роль России значима прежде всего в ходе военного конфликта. В-третьих, общественные настроения в Сирии весьма различны, и далеко не все общество рассматривает Россию как единственного и оптимального гаранта последующего благополучия своей страны. В-четвертых, ввязавшись в сирийский конфликт, Россия, тесно сотрудничая с Ираном, де-факто оказалась задействованной в суннито-шиитском противостоянии, что негативно сказывается на ее имидже в арабском мире, и шире – среди мусульман-суннитов, составляющих большинство исламской уммы. В их глазах, особенно в Саудовской Аравии, Египте, Турции складывается некий «шиито-российский альянс». Это далеко не так (в Кремле вряд ли разбираются в различиях между шиизмом и суннизмом), но сунниты воспринимают сложившуюся ситуацию именно таким образом.

В-пятых, в российском обществе нарастает непонимание и даже раздражение тем, что оно должно платить за войну и восстановление «какой-то» Сирии, за поддержку «какого-то» Асада, когда само оно несет финансовые потери, например, от той же пенсионной реформы. Граждане все более задумываются о том, зачем вообще надо было ввязываться в сирийский конфликт, насколько участие в нем отвечает национальным интересам России, благосостоянию народа. Рано или поздно Кремлю придется на этот вопрос отвечать. Перед российской властью стоит дилемма, которую можно сформулировать следующим образом: «уйти (из Сирии) нельзя остаться». Где поставить запятую? Следуя российской внешнеполитической логике, запятая будет поставлена после слова «нельзя». Итак, «уйти нельзя, остаться». Иначе, за что боролись? А вот к чему все это может привести, поговорим позже, годика через два-три. Ссылка на оригинал статьи: https://snob.ru/entry/166352?utm_source=ok&utm_medium=social&utm_campaign=snob&utm_content=column