На одной из недавних лекций я упоминал об одном из гениальных произведений Шекспира — «Ромео и Джульетте».

Там кульминационная сцена как раз и раскрывается гибелью главных героев. Я долгое время думал о смысле последней фразы: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Всю мою жизнь мне это преподносилось так: представляешь, какая любовь! Представляешь, какая сила любви! Они оба не захотели жить друг без друга. А почему эта повесть самая печальная? Потому что ослепительно красивые, молодые, любящие, а все так несправедливо закончилось. Если отняли самое большое счастье, значит, будет самая большая печаль. Фактически это было призывом к подражанию такой большой и сильной любви и соответственно к подобным действиям. Все это называлось искусством, и я внутренне подражал героям Шекспира, не понимая, что это калечит мою душу, разваливает мою судьбу и здоровье. Потом я узнал, что одна из актрис, сыгравших роль Джульетты, попала в больницу после тяжелейшей депрессии. Но ведь искусство должно давать очищение души, приводить к катарсису. Где же тут вспышка духовного просветления?
Я чувствовал: что-то тут не так, но что, понять не мог. Сейчас я понимаю. Самая большая трагедия и самая большая печаль в мире — это отречение от любви к Богу. Это потеря любви Божественной. Самое большое искушение, позволяющее забыть о Боге и отречься от Божественной любви, — это любовь человеческая. Бог дал нам жизнь. И когда мы не можем принять краха человеческой любви и с ее разрушением убиваем свою жизнь и любовь к Богу, это и есть самая печальная повесть на свете. Любой спектакль должен приводить к катарсису. А это означает победу любви Божественной над жизнью и человеческой любовью. Древние греки это чувствовали, и поэтому самым любимым жанром в Древней Греции была трагедия.
С. Н. Лазарев. "Диагностика кармы". Книга 10.