…Брату папы было 19 лет, он проходил срочную службу в Белоруссии, в Бресте. Последнее письмо было получено в мае 1941 из летнего лагеря, где он писал о предчувствии начала войны. На другом берегу реки были видны перемещения немецких военных. А позже сообщили деду, что Владимир Георгиевич Григорьев пропал без вести. Дед не терял надежды, что его сын жив. Особенно, когда в 50-е годы неожиданно к нему в гости зашел друг его сына и рассказал, что был в плену, потом попал в лагеря… Дед сразу же вновь стал писать в самые разные организации, но, увы... …Не знаю, когда мы начали посещать 9 мая эту безымянную могилу. Ходили большой семьей: папа, мама, я и младший брат, названный в честь «нашего солдата» Володей. Помню, как у деда я вытягивала: какой он был, дядя мой… Фотографии мало: вот общая семейная, где ему лет 6, в белой рубашке с оборочкой, вот папин снимок - играет на мандолине; последняя- перед тем, как уехать служить - взгляд открытый, с искоркой. Дедушка говорил, что многое давалось ему легко. От природы он был очень гибким, потому занимался гимнастикой с упоением и мечтал стать артистом цирка. Обладая абсолютным слухом, он быстро обучался игре на инструментах, которые были под рукой: пианино, гитара, мандолина, аккордеон… Любил рисовать, петь, сочинять всевозможные истории, был очень легок в общении и имел много друзей. «Ну разве он мог погибнуть? Может быть, просто память потерял?» - горевал дедушка. А папа утверждал другое: ведь в первые дни на границе была мясорубка, и разве Володя мог прятаться? Наоборот, лез в самое пекло… Теперь 9 мая мы ходим к памятнику с моим младшим сыном. Постоим, положив к подножию ветки сирени и тюльпаны… Может где-то в этот день кто-то придет к братской могиле, где покоится наша кровинушка - для всех безымянная, а для нас родная…