Предыдущая публикация
Великий норвежский композитор Эдвард Григ родился в Бергене.
Он прожил много лет и умер в небольшом доме вблизи Бергена. Это загородный дом Тролльхауген — «холме троллей», где камень, темная зелень, всплески волн большого озера.
Дом похож на зимнюю дачу, сбоку — что-то вроде башенки. В большой светлой комнате — рояль. Пальцы Эдварда Грига касались его клавиш, и дивные мелодии рождались здесь, чтобы, радуя людей, разнестись потом по концертным залам всех стран мира. Здесь природа Норвегии и сама душа норвежского народа раскрывались в музыкальных образах — и не потому ли, по словам Петра Ильича Чайковского, Григ сумел сразу и навсегда завоевать русские сердца? В музыке великого норвежца есть, говорил Чайковский, «что-то нам близкое, родное, немедленно находящее в нашем сердце горячий сочувственный отклик».
От дома дорожка ведет к озеру. Там, под горкой, — маленькое строеньице, похожее на хижину рыбака. Вокруг пышно разрослись папоротники, деревья сомкнули кроны над черепичной крышей. Эдвард Григ проводил здесь многие часы, слушая вечные песни воды и леса.
Жестковатый диван, у стены — пианино (рояль занял бы почти всю хижину), рабочий стол, придвинутый к оконцу, — вот, кажется, и все, что есть в уединенной хижине, где особенно любил работать великий композитор.
Неподалеку от хижины волны бьют в большой камень. Григ часто сидел на нем вечерами, любуясь пламенем заката. Ветер трепал длинные седые волосы, чайки вились над неподвижной фигурой старого человека, любившего вспоминать в эти закатные часы далекое свое детство…
За два года до смерти, в 1905 году, когда Эдварду Григу было уже больше шестидесяти лет, он писал о своем детстве: «Будь я в те времена прилежен, следуя любовному, хотя и строгому руководству матери, я бы впоследствии легче преодолел многое».
Могила великого композитора необычна: это пещера в скале неподалеку от его дома. Вход завален камнем. На нем высечено имя, которое проживет дольше самого крепкого камня.
(Из книги Кублицкого Г. «В стране странностей»)
Евгений Светланов о Григе
Природа Норвегии — отдельная, неисчерпаемая тема. О ней много сказано, много написано, она передана в живописи, она "вошла" в дома при помощи вездесущего и всепроникающего телевидения, видеофильмов и разной прочей техники, которой теперь так все мы оснащены. Но все же лучше один раз увидеть ее невооруженным глазом самому... Она действительно прекрасна и во многом уникальна, неповторима. Недаром все больше и больше с каждым годом устремляется к берегам Норвегии туристов всевозможных мастей, любителей острых ощущений, преимущественно из тех, кто обладает туго набитыми кошельками...
В произведениях Грига эта природа запечатлена ярко и объемно. Конечно же он любил ее, и она открывалась ему, платя любовью за любовь. Подобно бажовскому Даниле-мастеру, открыла норвежская Хозяйка Медной Горы свои несметные сокровища, красоты ему, маленькому, похожему чем-то не то на гнома, не то на тролля, человечку. Музыка знаменитого норвежца приходит к нам с детства с простыми и незатейливыми фортепианными пьесами, со звуками знаменитого "Пера Гюнта", и покоряет навсегда.
Природа Норвегии — отдельная, неисчерпаемая тема. О ней много сказано, много написано, она передана в живописи, она "вошла" в дома при помощи вездесущего и всепроникающего телевидения, видеофильмов и разной прочей техники, которой теперь так все мы оснащены. Но все же лучше один раз увидеть ее невооруженным глазом самому... Она действительно прекрасна и во многом уникальна, неповторима. Недаром все больше и больше с каждым годом устремляется к берегам Норвегии туристов всевозможных мастей, любителей острых ощущений, преимущественно из тех, кто обладает туго набитыми кошельками...
В произведениях Грига эта природа запечатлена ярко и объемно. Конечно же он любил ее, и она открывалась ему, платя любовью за любовь. Подобно бажовскому Даниле-мастеру, открыла норвежская Хозяйка Медной Горы свои несметные сокровища, красоты ему, маленькому, похожему чем-то не то на гнома, не то на тролля, человечку. Музыка знаменитого норвежца приходит к нам с детства с простыми и незатейливыми фортепианными пьесами, со звуками знаменитого "Пера Гюнта", и покоряет навсегда.
Потом, уже позже, став взрослым, где-то в сутолоке стремительного дня, услышав, быть может случайно, незамысловатую песню или романс Грига, кусочек его скрипичной сонаты или фортепианного концерта, фрагменты симфонических или норвежских танцев, мы тихо радуемся и с улыбкой, обращенной вовнутрь себя, узнаем и вспоминаем — это Григ. И сердце наше тронуто чем-то чистым и нежным, давно и хорошо знакомым... Есть композиторы, творчество которых потрясает нас своим "раскаленным" добела драматизмом. Другие впечатляют грандиозными масштабами своих творений. Иные — тонкой живописью и изяществом оркестрового письма, иногда даже отвлеченного холодного, но интересного и интригующего. А есть композиторы, любовь к творчеству которых возникает благодаря необычайной общительности, сердечности и камерной интимности высказывания. Последнее, как мне кажется, в какой-то мере безусловно относится к творчеству Грига. Никогда не забуду того ошеломляющего впечатления, которое произвела на меня музыка "В пещере Горного Короля", слышанная в детстве, на галерке Большого зала консерватории.
А дальше — "Шествие гномов", "Лирическая сюита" и многое, многое, и все прекрасное... Редкий пример проникновения композитора в самую суть своей родной природы. Не описательство, а проникновение, овеществление в звуках! Каждый из нас до последних дней хранит в себе первое потрясение прекрасным. Связано ли это с музыкой, с удивительным солнечным днем или с "открытием" моря... и т.д. и т.д. Чаще всего это происходит в детстве. Только ребенок в состоянии чисто и искренне радоваться и удивляться тому, что его потрясло. К сожалению, с годами мы теряем эту первозданность ощущений, эту остроту и непосредственность чувств. Мы радуемся или переживаем уже по-иному, и глубже и серьезнее, но... не так. Это мое личное убеждение, быть может и ошибочное. Но для меня величие и сила творчества Эдварда Грига в его удивительной способности хоть на мгновение вернуть человека, быть может убеленного сединами, в навсегда ушедший мир детства, вновь пробудить в нем детски неповторимое и пронзительное чувство радости от соприкосновения с прекрасным, вновь заставить пережить его так же глубоко, искренне и первозданно...
Вот я вижу в углу бережно сложенную старомодную удочку и узнаю, что Григ очень любил посидеть с удочкой. Идем на это место, оно совсем рядом с "творилкой". Чудесный заливчик. Вода изумрудно-чистая. Все дно просматривается, а затем уходит в темноту углубления. А кто из нас не мечтал вот так же посидеть с удочкой в руках и очистить свою душу наедине с природой... Мечта вроде бы и реальная, да все реже и реже приходится ее осуществлять. Кстати сказать. Вот уже многие годы свой летний отпуск я провожу в Доме творчества композиторов "Сортавала". Находится он в Карелии на самом северном заливе Ладоги. Так уж получается, что без рыбалки и отдых не впрок. Люблю я вечерком посидеть с удочкой (благо домик стоит близко у берега). Клюет или не клюет — все равно хорошо! И вот чудеса! (Теперь-то я привык...) Как-то, несколько лет (может, два-три года) тому назад, сижу я с удочкой и вдруг из соседнего домика зазвучала музыка Грига. Кто-то очень хорошо играл фортепианные пьесы (да и не только фортепианные). И так повторялось почти каждый июньский вечер. Представьте себе, как это было замечательно. Природа (правда, не норвежская, но довольно ей близкая) и музыка Грига, которая так замечательно сливалась с ней! И только теперь, перед тем, как писать эти строки, я узнал, кто играл каждый вечер в соседнем домике. Это оказался молодой музыкант, композитор и музыковед, живущий под Москвой, Николай Николаевич Мохов. С одиннадцати лет он полюбил музыку Грига раз и навсегда. Он изучил не только творчество композитора. Он изучил несколько языков, в том числе и норвежский. Представляю себе, с какой любовью и знанием дела взялся он за этот труд, в результате которого наша литература о Григе пополнилась еще одной, и знаменательной, работой. Хочется принести благодарность молодому моему коллеге — настоящему подвижнику в этом деле.
Именно благодаря усилиям таких людей — подвижников, "одержимых", как мы их называем, — иной раз наше дело, дело широкой пропаганды классической музыки, движется вперед на радость нам, профессионалам, и на радость всем, кто любит Большую Музыку.
Многое и в моей жизни связано с музыкой Грига. И радости и печали. Радостей гораздо больше. Сколько было счастливых открытий! Но вот настал сезон, в котором я должен был дирижировать концертом из произведений Грига (цикл "Избранные шедевры западноевропейской классики") . Я тщательно готовился к этому концерту. Задумал и осуществил оркестровку десяти романсов Грига для прекрасной нашей певицы Галины Писаренко. Оркестровал отдельно, как сольную оркестровую пьесу, романс "Розы". Но примерно за два месяца до концерта я тяжело заболел, и врачи назначили сложную операцию как единственный щанс... Не хочу говорить о том, что я пережил тогда. Но дату концерта не отменил, и он состоялся буквально за несколько дней до больницы. Я дирижировал Грига. Это мог быть мой последний концерт в жизни. Никто не знал, что будет дальше со мной... Спасибо Григу, спасибо его музыке. То, что я пережил за пультом в тот вечер, невозможно описать, да и не нужно. По стечению обстоятельств этот концерт был записан по трансляции на радио и заснят телевидением. Никто тогда не знал (кроме моих близких), в каком состоянии я находился за пультом... На "бис" оркестр под моим управлением исполнил две пьесы Грига. Заканчивался концерт исполнением "Роз". Мне казалось, что через эту музыку я прощался со всеми. И с теми, кто был в зале, и с теми, кто не был там... Но судьба распорядилась иначе. Виртуозные руки профессоров Александра Федоровича Черноусова и Михаила Израилевича Перельмана вернули меня к жизни. Такое не забудешь никогда. А ведь это было связано с Григом. Долгими бессонными ночами звучала в моей голове его музыка...
Предисловие к книге Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ - человек и художник
А дальше — "Шествие гномов", "Лирическая сюита" и многое, многое, и все прекрасное... Редкий пример проникновения композитора в самую суть своей родной природы. Не описательство, а проникновение, овеществление в звуках! Каждый из нас до последних дней хранит в себе первое потрясение прекрасным. Связано ли это с музыкой, с удивительным солнечным днем или с "открытием" моря... и т.д. и т.д. Чаще всего это происходит в детстве. Только ребенок в состоянии чисто и искренне радоваться и удивляться тому, что его потрясло. К сожалению, с годами мы теряем эту первозданность ощущений, эту остроту и непосредственность чувств. Мы радуемся или переживаем уже по-иному, и глубже и серьезнее, но... не так. Это мое личное убеждение, быть может и ошибочное. Но для меня величие и сила творчества Эдварда Грига в его удивительной способности хоть на мгновение вернуть человека, быть может убеленного сединами, в навсегда ушедший мир детства, вновь пробудить в нем детски неповторимое и пронзительное чувство радости от соприкосновения с прекрасным, вновь заставить пережить его так же глубоко, искренне и первозданно...
Вот я вижу в углу бережно сложенную старомодную удочку и узнаю, что Григ очень любил посидеть с удочкой. Идем на это место, оно совсем рядом с "творилкой". Чудесный заливчик. Вода изумрудно-чистая. Все дно просматривается, а затем уходит в темноту углубления. А кто из нас не мечтал вот так же посидеть с удочкой в руках и очистить свою душу наедине с природой... Мечта вроде бы и реальная, да все реже и реже приходится ее осуществлять. Кстати сказать. Вот уже многие годы свой летний отпуск я провожу в Доме творчества композиторов "Сортавала". Находится он в Карелии на самом северном заливе Ладоги. Так уж получается, что без рыбалки и отдых не впрок. Люблю я вечерком посидеть с удочкой (благо домик стоит близко у берега). Клюет или не клюет — все равно хорошо! И вот чудеса! (Теперь-то я привык...) Как-то, несколько лет (может, два-три года) тому назад, сижу я с удочкой и вдруг из соседнего домика зазвучала музыка Грига. Кто-то очень хорошо играл фортепианные пьесы (да и не только фортепианные). И так повторялось почти каждый июньский вечер. Представьте себе, как это было замечательно. Природа (правда, не норвежская, но довольно ей близкая) и музыка Грига, которая так замечательно сливалась с ней! И только теперь, перед тем, как писать эти строки, я узнал, кто играл каждый вечер в соседнем домике. Это оказался молодой музыкант, композитор и музыковед, живущий под Москвой, Николай Николаевич Мохов. С одиннадцати лет он полюбил музыку Грига раз и навсегда. Он изучил не только творчество композитора. Он изучил несколько языков, в том числе и норвежский. Представляю себе, с какой любовью и знанием дела взялся он за этот труд, в результате которого наша литература о Григе пополнилась еще одной, и знаменательной, работой. Хочется принести благодарность молодому моему коллеге — настоящему подвижнику в этом деле.
Именно благодаря усилиям таких людей — подвижников, "одержимых", как мы их называем, — иной раз наше дело, дело широкой пропаганды классической музыки, движется вперед на радость нам, профессионалам, и на радость всем, кто любит Большую Музыку.
Многое и в моей жизни связано с музыкой Грига. И радости и печали. Радостей гораздо больше. Сколько было счастливых открытий! Но вот настал сезон, в котором я должен был дирижировать концертом из произведений Грига (цикл "Избранные шедевры западноевропейской классики") . Я тщательно готовился к этому концерту. Задумал и осуществил оркестровку десяти романсов Грига для прекрасной нашей певицы Галины Писаренко. Оркестровал отдельно, как сольную оркестровую пьесу, романс "Розы". Но примерно за два месяца до концерта я тяжело заболел, и врачи назначили сложную операцию как единственный щанс... Не хочу говорить о том, что я пережил тогда. Но дату концерта не отменил, и он состоялся буквально за несколько дней до больницы. Я дирижировал Грига. Это мог быть мой последний концерт в жизни. Никто не знал, что будет дальше со мной... Спасибо Григу, спасибо его музыке. То, что я пережил за пультом в тот вечер, невозможно описать, да и не нужно. По стечению обстоятельств этот концерт был записан по трансляции на радио и заснят телевидением. Никто тогда не знал (кроме моих близких), в каком состоянии я находился за пультом... На "бис" оркестр под моим управлением исполнил две пьесы Грига. Заканчивался концерт исполнением "Роз". Мне казалось, что через эту музыку я прощался со всеми. И с теми, кто был в зале, и с теми, кто не был там... Но судьба распорядилась иначе. Виртуозные руки профессоров Александра Федоровича Черноусова и Михаила Израилевича Перельмана вернули меня к жизни. Такое не забудешь никогда. А ведь это было связано с Григом. Долгими бессонными ночами звучала в моей голове его музыка...
Предисловие к книге Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ - человек и художник
В Доме-музее Эдварда Грига.
Вилла, выполненная в викторианском стиле по проекту архитектора Schak Bull, построена в 1884 - 1885 гг. В этой дивной усадьбе, которую Григ назвал "Тролльхауген" (Troldhaugen) – "Холм троллей", композитор прожил последние 22 года. За это время, работая в маленьком садовом флигеле, он написал многие из своих самых известных произведений. Прах Грига и его жены Нины захоронен неподалеку от дома, в скале на берегу озера.
Великий норвежский композитор родился в Бергене. Он прожил много лет и умер в небольшом доме вблизи Бергена. Это загородный дом Тролльхауген — «холм троллей», где камень, темная зелень, всплески волн большого озера.
Дом похож на зимнюю дачу, сбоку — что-то вроде башенки. В большой светлой комнате — рояль. Пальцы Эдварда Грига касались его клавиш, и дивные мелодии рождались здесь, чтобы, радуя людей, разнестись потом по концертным залам всех стран мира. Здесь природа Норвегии и сама душа норвежского народа раскрывались в музыкальных образах — и не потому ли, по словам Петра Ильича Чайковского, Григ сумел сразу и навсегда завоевать русские сердца? В музыке великого норвежца есть, говорил Чайковский, «что-то нам близкое, родное, немедленно находящее в нашем сердце горячий сочувственный отклик».
От дома дорожка ведет к озеру. Там, под горкой, — маленькое строеньице, похожее на хижину рыбака. Вокруг пышно разрослись папоротники, деревья сомкнули кроны над черепичной крышей. Эдвард Григ проводил здесь многие часы, слушая вечные песни воды и леса.
Жестковатый диван, у стены — пианино (рояль занял бы почти всю хижину), рабочий стол, придвинутый к оконцу, — вот, кажется, и все, что есть в уединенной хижине, где особенно любил работать великий композитор.
Неподалеку от хижины волны бьют в большой камень. Григ часто сидел на нем вечерами, любуясь пламенем заката. Ветер трепал длинные седые волосы, чайки вились над неподвижной фигурой старого человека, любившего вспоминать в эти закатные часы далекое свое детство…
За два года до смерти, в 1905 году, когда Эдварду Григу было уже больше шестидесяти лет, он писал о своем детстве: «Будь я в те времена прилежен, следуя любовному, хотя и строгому руководству матери, я бы впоследствии легче преодолел многое».
Могила великого композитора необычна: это пещера в скале неподалеку от его дома. Вход завален камнем. На нем высечено имя, которое проживет дольше самого крепкого камня.
(Из книги Кублицкого Г. «В стране странностей»)
Дом похож на зимнюю дачу, сбоку — что-то вроде башенки. В большой светлой комнате — рояль. Пальцы Эдварда Грига касались его клавиш, и дивные мелодии рождались здесь, чтобы, радуя людей, разнестись потом по концертным залам всех стран мира. Здесь природа Норвегии и сама душа норвежского народа раскрывались в музыкальных образах — и не потому ли, по словам Петра Ильича Чайковского, Григ сумел сразу и навсегда завоевать русские сердца? В музыке великого норвежца есть, говорил Чайковский, «что-то нам близкое, родное, немедленно находящее в нашем сердце горячий сочувственный отклик».
От дома дорожка ведет к озеру. Там, под горкой, — маленькое строеньице, похожее на хижину рыбака. Вокруг пышно разрослись папоротники, деревья сомкнули кроны над черепичной крышей. Эдвард Григ проводил здесь многие часы, слушая вечные песни воды и леса.
Жестковатый диван, у стены — пианино (рояль занял бы почти всю хижину), рабочий стол, придвинутый к оконцу, — вот, кажется, и все, что есть в уединенной хижине, где особенно любил работать великий композитор.
Неподалеку от хижины волны бьют в большой камень. Григ часто сидел на нем вечерами, любуясь пламенем заката. Ветер трепал длинные седые волосы, чайки вились над неподвижной фигурой старого человека, любившего вспоминать в эти закатные часы далекое свое детство…
За два года до смерти, в 1905 году, когда Эдварду Григу было уже больше шестидесяти лет, он писал о своем детстве: «Будь я в те времена прилежен, следуя любовному, хотя и строгому руководству матери, я бы впоследствии легче преодолел многое».
Могила великого композитора необычна: это пещера в скале неподалеку от его дома. Вход завален камнем. На нем высечено имя, которое проживет дольше самого крепкого камня.
(Из книги Кублицкого Г. «В стране странностей»)
Следующая публикация
Комментарии 4
Игорь Северянин
.
Рифмодиссо
.
Вдали, в долине, играют Грига.
В игранье Грига такая нега.
Вуалит негой фиордов сага.
Мир хочет мира, мир ищет бога.
О, сталь поляра! о, рыхлость юга!
.
Пук белых молний взметнула вьюга,
Со снежным полем слилась дорога.
Я слышу поступь мороза-мага;
Он весь из вьюги, он весь из снега.
В мотивах Грига — бессмертье мига.
1916