"Хотя и жаль такого гения, однако, благо нам, что он мертв. Ибо поживи он больше - поистине, никто в мире не дал бы нам и куска хлеба за наши труды". Безымянный автор, современник Моцарта.

Последуем совету австрийского драматурга Ф.Грильпарцера, который утверждал, что нельзя понять великих, не изучив темных личностей рядом с ними.
Поначалу проанализируем трагедию, происшедшую на следующий день после загадочной смерти и не менее загадочного погребения Моцарта. 
Речь пойдет о 24-летней красавице Магдалене Хофдемель — известной «любимой ученицы» композитора, которой он посвятил свой самый интимный фортепьянный концерт. Когда молодая женщина возвратилась из собора св. Стефана, с панихиды по Моцарту домой, по Грюнангерштрассе, 10, где чета Хофдемелей занимала весь первый этаж, ее муж, Франц Хофдемель, брат Моцарта по масонской ложе, набросился на нее с ножом. Магдалена была на пятом месяце беременности... Крик ее годовалого ребенка и призывы о помощи самой Магдалены спасли ей жизнь: соседи выломали дверь и нашли Магдалену в бессознательном состоянии, с многочисленными кровоточащими ранами на шее, груди, руках. Лицо ее было обезображено. Врачи с трудом выходили женщину, но она осталась с внешностью «квазимодо» на всю жизнь. Ну а муж несчастной перерезал себе горло...
«Венская газета» назвала дату смерти Ф.Хофдемеля 6 декабря, что совпадает с датой похорон Вольфганга Моцарта.
При чем здесь это совпадение? Дело в том, что трагедия на Грюнангерштрассе,10, напрочь отодвинула смерть Вольфганга Амадея. И произошла она, по всей видимости, не случайно. Известно, что Констанция Вебер общалась с Францем Хофдемелем. То ли из мстительности, то ли по трезвому, холодному расчету она проинформировала последнего о «любовной связи» Магдалены и Вольфганга. Так к «масонской» версии его гибели подбросили амурную тему, в которой главную скрипку сыграла сама фрау Моцарт.
Ссылаясь на болезнь, Констанция не была на похоронах мужа, и, впервые посетив кладбище спустя несколько лет, она была очень удивлена тем, что не нашла места его погребения.
Что же касается самого погребения композитора, то оно тоже стало тайной. Хоронили Моцарта с подозрительной поспешностью, не удостоив почестей, соответствующих его сану — помощника капельмейстера собора Св. Стефана, а также званию придворного капельмейстера и композитора. Более того, на кладбище Санкт-Маркс по Гроссе Шулен-штрассе никто из сопровождавших тело Моцарта не пошел. Якобы из-за резкого ухудшения погоды. Хотя из архивных источников Венской обсерватории и дневника графа Карла Цинцендорфа, ведшего обстоятельные метеонаблюдения, явствует, что в тот день в 3 часа пополудни стояла характерная для поздней осени погода без осадков: температура утром была 2,6 градуса, а вечером — 3 градуса по Реомюру. Следовательно, причинами того, что никто из участников убогой похоронной процессии не дошел до монастырского кладбища, были не погодные условия, а нечто совсем другое. Но самым непонятным в этом деле остается тот факт, что композитор был похоронен в безымянной могиле для бедняков, которая к тому же вскоре была утеряна. Кто-то тщательно скрывал следы преступления...
Более того, в кругу венских музыкантов долгое время передавалась следующая история. Будто бы Моцарта отпевали не в храме св. Стефана, а у входа в Крестовую капеллу, прилегающую к северной, недостроенной башне храма. А затем, когда сопровождавшие удалились, гроб с телом внесли внутрь и, прошествовав перед Распятием, вынесли прах великого музыканта уже через другой выход, ведущий прямиком в катакомбы, где хоронили людей, умерших во время эпидемии чумы.
Спустя несколько дней после смерти Моцарта австрийские, а затем европейские газеты запестрели краткими, проходными сообщениями о кончине «композитора, известного всей Европе своим редкостным талантом», «достигшего наивысшего мастерства» и так далее. И только в берлинской «Музыкальной ежедневной газете» от 12 декабря 1791 года прозвучал недвусмысленный намек на криминал: «Моцарт скончался. Он вернулся домой из Праги больным и с той поры слабел, чахнул с каждым днем: полагали, что у него водянка, он умер в Вене в конце прошлой недели. Так как тело его после смерти сильно распухло, предполагают даже, что он был отравлен».
Большинство же современников Моцарта считало, что он умер естественной смертью — от «острой просовидной лихорадки», которую 28 ноября диагностировал его домашний врач Саллаба (случаев такого заболевания больше в Вене не зарегистрировано). Этого диагноза было достаточно, чтобы внушить потомкам главное: великий Моцарт умер естественной смертью. Внушить на время... Но по прошествии 30 лет то, о чем писалось или говорилось в странах Европы только намеками, стали провозглашать в полный голос. В центре внимания оказался престарелый композитор, придворный капельмейстер Антонио Сальери. Вспомнили все: и то, что итальянский маэстро был соперником, если не врагом Моцарта, вспомнили высказывания последнего о том, что Сальери посягал на его жизнь. А тут еще у Сальери сдают нервы, и он в присутствии свидетелей будто бы признается в убийстве. Бульварная пресса тут же подхватывает и тиражирует новость. Сальери объявляют душевнобольным.
В это же время, а именно в 1821 году, первый композитор империи Антонио Сальери шлет графу Г.Гаугвицу в Немешть несколько странную депешу следующего содержания:
«По получении этого письма Вашим превосходительством автор оного уже будет призван Господом Богом. К письму приложен оригинал моего уже “Реквиема”; как и обещал, преподношу его Вам с единственной просьбой: чтобы исполнили его только в Вашей капелле во спасение моей души... и пока я жил в этом мире...»
Исповедальный тон итальянского маэстро скорее подходит самоубийце, нежели человеку, ждущему приближения смерти от прогрессирующего недуга. Сальери пребывал в здравом уме и твердой памяти и плодотворно трудился на музыкальной и педагогической ниве. (В 1822 году у него, к примеру, брал уроки Ференц Лист.) Учитывая, что депеша должна была идти из Вены в графский замок минимум три дня, можно предположить, что доза яда, которую он носил с собой целых «осьмнадцать лет», не убила маэстро — он остался жив. В таком случае понятно, почему в 1823 году Сальери использовал бритву, пытаясь перерезать себе горло. Упомянутый «Реквием» Сальери писал «для себя». Следовательно, замысел самоубийства созрел у него давно и «помутнения рассудка», как пытались заверить общественность газеты, у него конечно же не было. Вот почему все документальные источники расценивают попытку придворного капельмейстера свести счеты с жизнью как косвенное подтверждение его причастности к таинственной гибели Моцарта.
#ладик#Моцарт#Утида