НАТАЛЬЯ ГУСЬКОВА

Есть такие болячки, о которых не принято кричать. Они тихо оседают в доме – среди старых шкафов, среди столовых приборов, которыми уже давно никто не пользуется, среди забытых дней рождения. И никто их не замечает, пока не почувствуешь их тяжесть на сердце. Это молчание ребёнка, который уехал. Молчание, которое ранит сильнее любого слова, произнесённого в гневе, потому что оно не оставляет шанса на ответ. Только пустота. Ты, который когда-то держал его маленькую ладошку, чтобы перейти улицу, теперь едва можешь пересечь взглядом, не говоря уже о разговоре. Сообщения редки, визиты – случайны и полны рассеянности, спешки и холодной дистанции. И тогда возникает вопрос, который терзает не меньше любого крика: «Где я ошибся?» Но честнее, возможно, звучит другой: «Когда мы перестали видеться?» Материнская и отцовская любовь не исчезает. Она просто может заболеть. И эта болезнь не всегда кричит и не всегда яростна. Иногда она проявляется в молчании, в осторожных словах, в сдержанной ласке. Кон