Загид Ажалиев

Имя Борислава Брондукова звучит странно современно. Не как фамилия из справочника по советскому кино, не как строчка на мемориальной плите. Скорее как что-то родное: человек, которого видел вчера в магазине, в автобусе, в очереди за хлебом. Его узнают мгновенно — без лишних подсказок, без ментальных усилий. Лицо, которое сложно спутать, но ещё сложнее точно объяснить, почему оно так цепляет. Есть в нём что-то от тех людей, которым веришь раньше, чем услышишь первое слово. И, возможно, именно это и стало его судьбой: стать актёром, которого никто не помнит по именам ролей, но которого помнят всегда. В разговоре о Брондукове невозможно спрятаться за сухими определениями вроде «характерный актёр» или «мастер эпизода». Они звучат как извинения, как будто кто-то пытается сгладить правду. А правда проста: он был тем самым человеком, который вытягивает сцену одной фразой — порой чужой, второстепенной, импровизированной, но неизменно точной. Когда смотришь его короткие появления в фильмах, буд