Я молчу. Считаю до пяти. Мысленно выбрасываю телефон в окно.

— А я вот что звоню, — она делает паузу. — Мы с Ниночкой решили на дачу в следующие выходные. Там одуванчики, воздух! Заберу Анечку в пятницу, а в воскресенье привезу. Как раз отдохнете с Лешей! Сами понимаете, молодые... — и смеется, словно мы с ней подруги на короткой ноге.

В комнате темно, но пальцы сами находят край стола. Вцепляюсь так, что ногти белеют.

— Спасибо, но нет. У нас планы на выходные.

— Какие такие планы важнее свежего воздуха? — в ее голосе недоумение. Искреннее. Она действительно не понимает. — Отложите. Я уже Анютке обещала. Игрушек новых накупила.

Я закрываю глаза. Конечно, обещала. Конечно, накупила. Спасибо, что хоть предупредила в этот раз.

— Раиса Ивановна, мы не приедем, — говорю тихо, но твердо. — Аня простудилась на прошлой неделе, и я не хочу рисковать.

Ложь. На самом деле, Аня ни разу не чихнула. Но это единственный аргумент, который она принимает — здоровье внучки. Все остальное — несущественно.

— Ты всегда что-нибудь придумаешь, — в ее голосе лед. — Леша дома?

Вот и все. «Ты» вместо «вы». Переход на личности. Я для нее не существую, как только перестаю соглашаться.

— Спит, — вру снова. — Завтра рано вставать.

— Ну, спит так спит, — она вздыхает. — Я тогда сама заеду в среду. Анечку из сада заберу, погуляем. У меня как раз новая куртка для нее, с блестками. Она такие любит.

Я снова молчу. Вспоминаю, как месяц назад она забрала Аню из сада без предупреждения. Как я металась по городу, звонила всем подряд, пока сторож не сказал, что «бабушка внучку взяла, да-да, они вон там, на детской площадке». У меня тогда голос пропал от страха и ярости.

Леша выходит с балкона, смотрит вопросительно. Я прикрываю трубку рукой, шепчу: «Твоя мама». Он кивает, но не берет телефон. Хочет остаться над схваткой. Как всегда.

— Раиса Ивановна, я Аню из сада забираю сама. Или Алексей. Давайте в другой день, когда мы пригласим.

— Что значит «пригласим»? — она почти кричит. — Я что, чужая, что ли? Бабушке теперь приглашение нужно, чтобы внучку увидеть?

Леша забирает у меня телефон. Я выдыхаю, иду на кухню. Руки дрожат. Завариваю чай — крепкий, с мятой. Сыплю заварку мимо чашки, не замечаю.

За спиной — вкрадчивый голос мужа: — Мам, ну мы же договаривались. Предупреждать заранее... Да... Да, конечно, ты не чужая, но... Хорошо, давай в четверг... Да, нет, Наташа не против...

Я поворачиваюсь резко, качаю головой. Он отводит глаза.

— В четверг вечером, часов в шесть, — говорит он в трубку. — Мы будем дома... Да, и Аня будет рада... Обязательно...

Когда он кладет трубку, я смотрю на него молча. Долго.

— Наташ, ну что я мог сделать? — он поднимает руки, словно сдается. — Ты же знаешь, она одна живет. Ане она только добра желает.

— Ей плевать, чего желаю я, — я говорю тихо, чтобы не разбудить дочь. — Я для нее не человек. Обслуживающий персонал.

— Ты преувеличиваешь... Она просто любит Аню. По-своему. Старая закалка...

— Она любит роль. Роль бабушки. А Аня для нее — кукла, — я делаю глоток чая. Горький. Как разговор. — Знаешь, что она в прошлый раз устроила? Напоила Аню колой, хотя я просила не давать сладкое. «Ничего страшного, меня бабушка тоже баловала».

Леша молчит. Ему нечего сказать.

— А потом удивляется, почему ребенок не спит до полуночи. Почему капризничает. Зубы не чистит — у бабушки можно. На ночь конфеты — у бабушки можно. Мультики без перерыва — у бабушки можно.

— Наташ...

— Нет, Леш. Я устала. На работе — чертежи, дома — ужин, стирка, сад... А тут еще твоя мама со своими претензиями, — у меня комок в горле. — Я даже поговорить с ней нормально не могу. Она меня не слышит. Вообще.

Он обнимает меня, а я думаю — не обо мне он беспокоится. О маме. О ее чувствах. О том, как она одна, как тяжело ей было его растить, как она скучает по внучке...

А мои чувства где-то на задворках. Как всегда.

Тишина, звуки улицы за окном. Через стену — сопение дочери. Я закрываю глаза и понимаю — что-то должно сломаться. Скоро. Или я, или эта ситуация.

Четверг настал быстро, как назло. Я специально задержалась на работе — перебирала образцы ткани для новой коллекции. Пусть Леша сам развлекает маму. Пусть сам слушает, как она перечисляет все платья, которые нам сегодня принесла, все витамины, которые Ане необходимы, и все свои бесценные советы.

Выхожу из метро в семь. Звонок от мужа.

— Наташ, ты скоро? Мама спрашивает...

— Еду, — обрываю его. — Пробки.

Никаких пробок нет. Просто мне нужно еще пятнадцать минут тишины.

Рынок около дома уже закрывается. Покупаю у последнего торговца букет мелких астр — темно-красных, почти бордовых. Как раз под цвет настроения. Смотрю на часы. Семь тридцать. Пора.

Ключ поворачивается в замке, и я сразу слышу голос:

— Наташенька! Мы тебя заждались! — свекровь выплывает из кухни, вытирая руки полотенцем. — А я тут пирожков напекла. Анечка пять штук умяла — проголодалась в саду.

Пять. Пирожков. Я замираю на пороге. В голове — свинцовая тяжесть. Желудок дочери сейчас похож на бетономешалку. Ночью начнется все — от колик до истерик.

— Раиса Ивановна, мы же договаривались — никаких сладостей на ночь, — я говорю ровно, почти без эмоций.

— Какие сладости? Это же пирожки! С капустой! — она смеется, как будто я сказала что-то забавное. — У меня Лешенька в ее возрасте целую кастрюлю борща мог съесть. Растущий организм! Не то что сейчас — травка да смузи.

Молча разуваюсь, прохожу в комнату. Аня сидит перед телевизором, на экране — какой-то мультик про фей. Яркий, с резкими звуками. Господи, еще и этот раздражитель на ночь.

— Мамочка! — она вскакивает, обнимает меня за ноги. — Бабушка мне новое платье привезла! С пайетками! Примерь, примерь!

Раиса Ивановна выглядывает из кухни, кивает с улыбкой:

— Я же говорила — обрадуется! Она у меня модница.

У меня. Каждый раз — у меня.

Смотрю на Лешу. Он неловко пожимает плечами:

— Мам, может, хватит мультиков? Ане скоро спать.

— Ой, да какой сон в восемь вечера? — она отмахивается. — Пусть ребенок порадуется. В выходные поспит.

Я считаю до десяти. Медленно. Потом говорю — тихо, но твердо:

— Аня, выключаем телевизор. Пора чистить зубы.

— Не хочу-у-у! — протестует дочь. — Бабушка сказала, можно еще смотреть!

Вот оно. Снова. «Бабушка сказала». Самые ненавистные слова в моем словаре.

— Бабушка в гостях, — я выключаю телевизор. — В нашем доме — наши правила.

Раиса Ивановна застывает в дверном проеме. Ее лицо каменеет. А потом она произносит — медленно, четко, чтобы все услышали:

— В кои-то веки бабушка приехала, а тут такое отношение. Внучка и порадоваться не может. Все по режиму, как в тюрьме.

Я стою спиной к ней и физически чувствую, как немеет затылок. Но не поворачиваюсь. Говорю только дочери:

— Аня, зубы. Сейчас же.

Дочь смотрит на бабушку, потом на меня. Выбирает. И идет чистить зубы. Маленькая победа.

— Может быть, чаю? — спрашивает Леша. Пытается разрядить обстановку.

— Нет, спасибо, — я не оборачиваюсь. — Мне нужно проверить Анины вещи на завтра.

Ухожу в детскую, закрываю дверь. Сердце колотится где-то в горле. За стеной — приглушенные голоса. Свекровь о чем-то говорит с сыном.

В социальной сети нельзя опубликовать большой рассказ одним постом, поэтому продолжение истории читайте сегодня в 18:15.