Мятеж замполита.

Часть 2
В 23:00 личный состав корабля был построен на юте (ют — кормовая надстройка корабля или кормовая часть верхней палубы) по команде «Большой сбор». Перед строем ничего не подозревавших матросов появился Саблин.
«Мы удивились, — вспоминал матрос Прейнбергс, — что из офицеров, кроме него, никто не вышел. Нет, кто-то один был…».
Этим офицером, который вышел на построение, был командир электротехнической группы старший лейтенант Владимир Фирсов, который, будучи дежурным по БЧ-5 (БЧ-5 – электромеханическая боевая часть), во время выступления Саблина перед офицерами и мичманами находился в ПЭЖе (ПЭЖ – пост энергетики и живучести на военном корабле, помещение, из которого осуществляется распределение всех видов энергии на корабле и управление при борьбе за живучесть его боевых и технических средств. ПЭЖ оборудован средствами информации о работе механизмов, схемами, электронно-вычислительными устройствами, средствами связи и дистанционного управления системами пожаротушения, осушения помещений, спрямления корабля и т. д.) и ничего не знал о происходящих на корабле событиях.
Саблин выступил перед матросами примерно с такой же речью, как и перед офицерами и мичманами. Правда, сообщил, что корабль сразу пойдет в Кронштадт. На вопрос о командире корабля снова соврал, что Потульный отдыхает в каюте, поддерживает его, Саблина, и «скоро возьмет командование на себя». Чтобы получить поддержку самых «авторитетных» матросов, «годков», замполит пообещал им то, что их волновало больше всего – увольнение в запас по прибытию в Кронштадт.
После того как матросский строй был распущен, Саблину пришлось держать ответ перед «годками». Они собрались в одном из кубриков и потребовали от замполита в ответ на лояльность обещание об увольнении в запас по прибытию в Кронштадт. Такую гарантию Саблин «годкам» снова дал. А больше «революционных» матросов ничего не волновало. Поддержка «годков» («годок» (флот. жарг.) – матрос последнего года срочной службы, аналогичное армейскому наименованию «дед», производное от определения негативного явления на флоте – «годковщина») была очень важна для Саблина, ведь в отсутствие офицеров обеспечивать выполнение его указаний больше было некому.
Распустив матросский строй, Саблин поднялся на ходовой пост корабля и отправил вниз ничего не понимающего лейтенанта В. Степанова, который всё это время нес службу вахтенного офицера. Степанов, не обнаружив в офицерском коридоре ни одного офицера, отправился на ют, где и повстречал стоящего в раздумье Фирсова. Фирсов рассказал лейтенанту о случившемся.
Офицеры решили разыскать командира корабля, но встретили в офицерском коридоре лишь старшего лейтенанта Саитова и мичманов Жидкова, Зверева, Ковальченкова, по разным причинам отсутствовавших в кают-компании мичманов, и примкнувшего к ним протрезвевшего мичмана Калиничева. Офицеры вскрыли арсенал и ящик с патронами в артиллерийском погребе (где находятся «запасные» ключи перед арестом успел сообщить Саитову командир БЧ-2 (БЧ-2 – ракетно-артиллерийская боевая часть) капитан-лейтенант В. Виноградов. Пистолетами вооружились Саитов, Степанов и Фирсов.
Саитов приказал Фирсову покинуть корабль и сообщить на берег о чрезвычайном происшествии на корабле. Проще всего было покинуть корабль с юта, но там все еще находилась большая группа матросов, и тогда, рискуя сорваться в холодную воду с большой высоты, Фирсов по носовому швартовному концу с бака спустился на рейдовую бочку. На стоявшей впереди по носу «Сторожевого» подводной лодке услышали крик Фирсова, и через некоторое время он уже был в штабе 78-й бригады ОВР (ОВР – охрана водного района), где доложил о происходящем на корабле. Скоро известие о ЧП на БПК «Сторожевой» прервало отдых командующего Балтийского флота вице-адмирала Косова.
Ранее об отсутствии Фирсова на корабле замполиту сообщил непосредственный подчиненный командира ЭТГ матрос Сахневич. Саитов лишь подтвердил то, во что Саблину поначалу не хотелось верить; теперь фактора внезапности не существовало. Ведь он делал ставку на то, что «Сторожевой» снимется со швартовых согласно флотскому суточному плану. Флотская оперативная служба, при соблюдении инструкций и порядка выхода из базы и всех правил радиообмена, ничего против корабля не предпримет. Только когда корабль начнет следовать курсом, отличным от рекомендованного, к кораблю могут возникнуть вопросы. Пока «на берегу» будут выяснять, что происходит со «Сторожевым», корабль уже будет вдали от родных берегов, в открытом море, где, как полагал Саблин, он будет хозяином положения.
Пришлось корректировать план действий. Саблин поспешил на ходовой пост и дал команду по корабельной трансляции: «Корабль экстренно к бою и походу приготовить». Турбины запустили по команде мичмана Хомякова, который согласился выполнять обязанности вахтенного механика. Через полчаса, в 2 часа ночи 9 ноября, БПК «Сторожевой» снялся со швартовых и двинулся по Даугаве на выход в Рижский залив. Через час шифровальщик принес Саблину телеграмму от командующего Балтийского флота с требованием вернуть корабль в Ригу. Замполит понял, что командование флотом начало принимать меры, но приказал связистам на телеграмму не отвечать и соблюдать режим радиомолчания.
Так как о планах Саблина превратить БПК «Сторожевой» в «свободную и независимую территорию от государственных и партийных органов» командованию флота было неизвестно, то оно, вполне логично, предположило, что целью мятежного замполита был угон корабля в Швецию. Об этом Косов доложил в Москву, Главкому ВМФ, а тот — министру обороны Гречко. Последовала команда всеми возможными силами и средствами предотвратить угон корабля. Впрочем, уже через час после того, как корабль покинул свое место на Даугаве, начались предприниматься меры по задержанию «Сторожевого».
Первым в погоню за «Сторожевым» из Риги вышел сторожевой корабль СКР-14. Затем из Лиепаи на перехват корабля были отправлены малые ракетные корабли 109 дивизиона мрк, сторожевик 57 отдельного дивизиона и малые противолодочные корабли 106 дивизиона 118-й бригады ОВР. Была дана команда блокировать выход «Сторожевого» в Ирбенский пролив пограничным кораблям 4-й бригады сторожевых кораблей морских сил погранвойск СССР, которые несли там дозорную службу.
В 4 часа утра Саблин решил исполнить часть своего плана. По его приказанию радисты передали в адрес Главкома ВМФ следующую шифрограмму:
Исходящая шифрограмма № 0400.
ГК ВМФ от БПК «Сторожевой»
04 ч 22 мин
Прошу срочно доложить в Политбюро и лично Л.И. Брежневу
Наши требования:
1. Объявляем территорию корабля свободной и независимой территорией от государственных и партийных органов до 1 мая 1976 г.
2. Предоставить возможность одному из членов экипажа по нашему решению выступить по центральному радио и телевидению в течение 30 минут в период с 21.30 до 22 часов по московскому времени ежедневно, начиная с указанного времени.
3. Обеспечивать корабль всеми видами довольствия, согласно нормам, в любой базе.
4. Разрешить «Сторожевому» постановку на якоре и швартовку в любой базе и точке территории вод СССР.
5. Обеспечить доставку и отправку почты «Сторожевого».
6. Разрешить передачи радиостанции «Сторожевого» в радиосети «Маяк» в вечернее время.
7. При сходе на берег членов экипажа «Сторожевого» считать их неприкосновенными личностями.
8. Не применять никаких мер насилия и гонения по отношению к членам семей, к родственникам и близким членов экипажа.
Наше выступление носит чисто политический характер и не имеет ничего общего с предательством Родины, и мы готовы в случае военных действий быть в первых рядах защитников Родины. Родину предали те, кто будет против нас.
В течение 6 часов члены ревкома, начиная с 04 ч 00 мин, будут ждать политического ответа на требования.
В случае молчания или отказа выполнить вышеперечисленные требования или попытки применить силу против нас, вся ответственность за последствия ляжет на Политбюро ЦК КПСС и лично Л.И. Брежнева.
Члены ревкома корабля (? – М.С.), капитан 3-го ранга Саблин.
Читаешь это послание-«ультиматум» и возникает мысль: а всё ли в порядке с головой у его автора?
В 6 часов утра шифровальщик вручил Саблину телеграмму от Главкома ВМФ, который в ответ на его ультиматум потребовал возвратить «Сторожевой» в Ригу, пригрозив, что в случае невыполнения приказа по кораблю будет применено оружие (неужели Саблин был настолько наивным, что ожидал другого ответа? – М.С.). Тогда Саблин решил выйти в эфир и открытым текстом передать свое обращение к советскому народу «Всем! Всем! Всем!». Связисты приказание своего замполита не выполнили; нарушать правила радиообмена они не стали. Так рухнули два важных пункта его плана: требования, изложенные в его шифрограмме, приняты не были, и «все честные люди нашей страны и за рубежом» обращение о поддержке «мятежного» корабля не услышали (да и не могли услышать, если бы даже обращение вышло в эфир).
В 7 утра три пограничных сторожевых корабля (ПСКР) сблизились со «Сторожевым» и, сопровождая его, постоянно передавали семафоры с требованиями: «Станьте на якорь. Приказ Главкома. Застопорите ход, или будем открывать огонь».
Через некоторое время к преследованию «Сторожевого» присоединились СКР «Комсомолец Литвы» и МПК-25. На минимальную дистанцию стрельбы крылатыми ракетами подошли два МРК 106-го дивизиона. Саблин постоянно получал шифрограммы от командующего Балтийского флота и Главкома ВМФ с одним и тем же требованием: вернуться в Ригу и поставить корабль на якорь на внешнем рейде.
Корабли, преследовавшие «Сторожевой», были приведены в готовность для открытия предупредительной артиллерийской стрельбы, но командование все еще надеялось, что Саблин выполнит приказание Главкома и вернет корабль в Ригу. Но Саблин продолжал вести корабль в Ирбенский пролив и лишь в 9:20 сообщил Главкому ВМФ, что не собирается выполнять его приказ. Содержание шифрограммы было категорично: «Ускорьте ответ на исходящий № 0400. Ответ ждем до 12:00. Члены ревкома корабля. Саблин».
Эту шифрограмму Саблин передал, когда «Сторожевой» вышел из Ирбенского пролива и начал покидать территориальные воды СССР. К тому же корабль повернул влево, увеличил ход до полного (22 узла). Курс корабля, 290 градусов, упирался в шведский остров Готска-Санде; до территориальных вод Швеции оставалось 55 миль. Больше медлить было нельзя; время уговоров кончилось. Командование ВМФ и Балтийского флота уверилось в том, что Саблин угоняет БПК «Сторожевой» в Швецию.
Два самолета авиации Балтийского флота атаковали «Сторожевой». Бомбы легли впереди по курсу корабля и около его бортов, нанеся ему незначительные повреждения. В 10:30 корабль застопорил ход, на нем был поднят государственный флаг, и командир корабля капитан 2 ранга Потульный доложил по связи на КП БФ: «Корабль остановлен. Овладел обстановкой. Жду указаний командующего флотом».
Еще до начала авиационного бомбометания на «мятежном» корабле произошли драматические события. Вслед за неудачной попыткой офицеров и мичманов во главе со старшим лейтенантом Саитовым арестовать Саблина, уже мичман Савченко предпринял попытку освободить командира корабля. Но и эта попытка не удалась. Мичман был избит группой «годков», охранявших арестованного командира. Среди матросов нарастала напряженность. Саблин даже был вынужден на некоторое время покинуть ходовой пост, чтобы успокоить группы матросов, собравшихся в ПЭЖе и в столовой команды. Один за другим покидали Саблина и его «соратники» из офицеров и мичманов. Лейтенанты Дудник и Вавилкин, мичманы Бородай, Величко, Гоменчук и Калиничев разбежались по своим каютам.
Первыми отказались выполнять приказания Саблина матросы из БЧ-2, которые не прислали своих представителей на «совещание», созванное замполитом прямо на ходовом посту.
За несколько минут до атаки корабля флотскими бомбардировщиками большая группа матросов во главе с главным корабельным старшиной Мироновым и старшиной 1 статьи Копыловым скрутили «охранников» офицеров и мичманов и освободили их. Затем был повержен на палубу и матрос Буров, охранявший командира корабля, и Потульный был освобожден. Освобожденные офицеры и мичманы вскрыли арсенал с оружием и вооружились пистолетами.
Вот как вспоминал капитан 2-го ранга Потульный завершение саблинского мятежа:
Первым делом надо было обезоружить Саблина. Я решил идти на мостик сам. Моя вина, мне и исправлять. Подставлять кого-либо под пули не имел морального права. Приказал одной вооруженной группе прикрыть меня с кормы корабля, другой — с носа. Убивать я его не хотел, хотя в груди всё кипело от негодования. Метил в печень. Потом передумал: выстрелю в ногу — упадет. Вхожу. Саблин бледный у машинного телеграфа... Выстрелил. Он упал, скорчился. Вытащил у него пистолет. Усадил в угол. Поставил матроса на руль. Потом отправил Саблина в его каюту под арест.
На дрейфующий «Сторожевой» с подошедших к его борту кораблей высадились вооруженные группы.
Шеин утверждает, что «когда раненого Саблина после захвата корабля вели к борту, кто-то из экипажа сказал, обращаясь к десантной группе: “Запомните его на всю жизнь! Это настоящий командир, настоящий офицер, настоящий офицер советского флота!”». Всё было более прозаично: весь экипаж был изолирован во внутренних помещениях корабля, а самого Шеина, спрятавшегося в одной из агрегатных, долго не могли найти. Никого из экипажа корабля на верхней палубе не было.
Всех членов экипажа корабля, за исключением части старшин и матросов БЧ-5, переправили в Ригу: офицеров и мичманов поместили в следственном изоляторе КГБ, а старшин и матросов – в так называемые «Ворошиловские казармы». «Сторожевой» был поставлен на рейде у входа в Ригу.
На следующий день, 10 ноября, в столицу Латвии прибыла комиссия во главе с Главнокомандующим ВМФ, адмиралом флота Советского Союза С. Г. Горшковым. Как происходил допрос офицеров членами этой комиссии, на своем примере автору этой статьи рассказал Борис Саитов:
Меня ввели в большое помещение. За столом сидели адмиралы и генералы. Я узнал только Горшкова и Епишева. В дальнем углу в одиночестве сидел Андропов. Посыпались вопросы, которые, в основном, задавали Горшков и Епишев. Мне отвечать почти не давали, все время перебивали, обвиняя в трусости, нерешительности и пассивности. При этом все сопровождалось отборным матом. Горшков спросил: «Почему не стрелял, ведь ты был вооружен пистолетом?» Я ответил: «Я верил, что авантюра Саблина провалится, а заниматься самосудом не хотел. И прошу Вас вести себя достойно, без мата и оскорблений». После этих моих слов наступила тишина. Первым на мои слова отреагировал Епишев. «Толстовщина, какая-то», - сказал он. И тут я вспылил и в повышенном тоне обратился к начальнику ГлавПура: «Саблин – это Ваша номенклатура, Ваш воспитанник. Это Вы его, бездельника, всю боевую службу просидевшего в своей каюте, наградили орденом». Лицо Епишева побагровело, и он заорал: «Вон-н-н!».
Поведение Саитова на этом допросе определило его дальнейшую судьбу. Его, организовавшего побег с корабля Фирсова и оказавшего сопротивление Саблину, разжаловали в матросы и уволили в запас.
Вместе с Саблиным были арестованы и переправлены в Москву, в Лефортово, Шеин и еще 12 его активных «подельников». Остальные члены экипажа проходили по «делу Саблина» как свидетели. Через некоторое время из обвиняемых в свидетели были переведены все «соратники» Саблина, кроме Шеина, так как следствие установило, «что умысла изменить Родине они не имели, в связи с неожиданностью и скоротечностью событий своевременно не разобрались во враждебной направленности намерений САБЛИНА и не смогли их правильно оценить» (из Докладной записки Министра обороны Гречко М.С.). После окончания допросов бывший экипаж БПК «Сторожевой» во главе с Потульным был переправлен в Калининград и размещен в казармах береговой базы Дивизиона новостроящихся и ремонтирующихся кораблей.
Михаил Ставицкий