Васька - 36

Никому ничего не сказав, они собрали вещи, купили билеты и уехали в Ленинградскую область. В никуда, если сказать точнее. Ни жилья, ни работы… Поселились сначала к первой попавшейся старушке, которую встретили, выходя из автобуса. Пожилая женщина встречала дочку, но та не приехала. Расстроенная старушка собралась было уходить, когда Вася обратился к ней с вопросом:
— Где можно снять угол?
Немного подумав, старушка позвала их к себе.
— Непутевая у меня Верка. Кажись, опять обманула. Денег выпросила, а погостить не захотела. Ко мне пойдем. На всех места хватит.
Квартира находилась в старенькой пятиэтажке. Женщина впустила новых жильцов, показала свои «хоромы», ремонт которых не обновлялся уже много лет, освободила шкаф от старого барахла и попросила соблюдать тишину.
— Не беспокойся, бабуль, мы ненадолго, — Вася сидел в кухне и пил горячий чай, пока Василиса раскладывала вещи в отведенной им комнате. — Вот устроимся, купим здесь хату…
— Эх, шустрый какой, устроится он, — усмехнулась хозяйка, — тут работы нету, как и везде. Молодежь в Санкт-Петербург подалась, а мы, старые, продажей лучка да вещей поношенных перебиваемся. Вон, видишь, на подоконничке лучок выращиваю.
Вася уставился на обшарпанный подоконник, на котором в майонезных банках стояли распухшие луковицы, обросшие длинными зелеными перьями.
— У нас кто во что горазд. Кто шьет, а кто и вяжет. Я вязать не могу, глаза не те, а вот подшить брючину или прореху заштопать сумею. Только машинка сломалась, чтоб ее. Починить некому. Всем денег давай, а у меня лишних нету. Гришка, сосед, пропойца знатный, но и ему рубль сунь, а то и два. Раньше за бутылку готов был починить да подправить, а сейчас сухими плати. Да и бутылки у меня нема. Как видишь, живу небогато. Дочке помогаю. А она, стервь такая, забыла о живой матери. Видимо, ждет, когда загнусь и квартирку можно к ручкам прибрать. А если меня не станет, то квартирку она профукает. Никудышняя она у меня, гулящая. Пятьдесят пять годков, а ума как кот наплакал. Был у меня сынок. Сейчас бы ему пятьдесят стукнуло, да видишь как, в драку пьяную ввязался. И все из-за сестрички своей бестолковой. А ей-то что, Верке моей, всё море по колену. Вину не признает, меня виноватит. Обидно, Вася, обидно, что внуков ни от кого не дождалась. А так бы привезли мне мальчонку иль девчонку, я б возилась с ними. Такая бы отдушина была!!
Глаза женщины заблестели от навернувшихся слез. Она украдкой вытерла краем косынки уголки глаз и выдохнула.
— Вот такая у меня жизнь. Никчемная.
— Не боись, бабуль, прорвемся, — Вася был полон оптимизма. Впрочем, как и всегда.
Через час Вася с Василисой прогуливались по местным окрестностям. Ничего особенного, городок, как городок: старенькие дома в несколько этажей, аллеи, рынок, смурные люди, спешащие куда-то. Время сейчас такое, тяжелое. Каждый думает, как выжить, чем детей накормить, где достать денег.
— Завтра начну искать работу, — Вася курил, засматриваясь на прохожих, не обращающих внимания на приезжих. — Строители везде нужны, я это точно знаю.
— А я попробую в больницу устроиться, — Василиса уставилась на полупустые витрины с женской одеждой. — Медсестрой, надеюсь, возьмут. Хотя бы санитаркой.
— Всё будет хорошо, — Вася взял ее под руку. — Новое место – новая жизнь.
***
Жить в двушке доброй старушки было ненапряжно. Она не лезла с нравоучениями, не просила лишних денег. Всегда встречала с улыбкой, когда жильцы приходили в кухню, предлагала нехитрый завтрак из яиц или оладьи с медом, который ей приносили соседи с собственной пасеки. Давали бесплатно, потому что бабушка не имела возможности платить. А мед очень дорогой, да и вкусный. Такой нигде не сыскать.
За первый месяц проживания в Сланцах Вася смог устроиться на стройку. Правда ездить нужно было далековато. Целый час на дорогу, потом развозка к черту на куличиках. Работа привычная – срубы ставить, будки, бани… Вася старался изо всех сил, чтобы заработать на хлеб и порадовать любимую. Василиса устроилась в больницу санитаркой. Утки, капельницы, смена постельного белья, мытье полов, уход за тяжелыми больными… Не чуралась Василиса посменной работы, но и радости не испытывала. Смотреть на лежачих стариков было тошно. Жалко брошенных больных, к которым никто не приходил. А на днях Василиса испытала настоящий шок. Она прикипела к одной женщине душой, разговаривала с ней, ухаживала. Но через несколько дней женщина покинула этот мир, оставив после себя смятую постель и небольшой томик стихов. Который Василиса взяла себе, как память о сердобольной пациентке.
Придя домой после смены, Василиса тихонько прошла в кухню, села за стол и положила перед собой книжицу.
— Ты чего тут? — хозяйка, Марья Петровна, услышала, как скрипнула входная дверь. — Сидишь впотьмах, хоть бы свет включила.
— Добрый вечер, — Василиса не сводила уставшего взгляда с книги, не открыв ее. — Вот, она читала стихи наизусть, а сегодня… — всхлипнула она.
— Померла? — сообразила старушка. — Ну что ж, — она села напротив, — жизнь такая, чего уж тут слезы лить. Природа берет свое. Не плачь, всех не оплачешь. Слез не хватит. Лучше о своих думай. Есть у тебя кто? Отец, мать, сестры с братьями? Насчет детей я уже поняла. Не имеете. А почему? Бабий век короток, так что подумай, девонька. А с родителями-то что? Живы иль не?
— Нет у меня никого, — Василиса положила руки на стол. — Детдомовская я.
— Ой, беда-то какая. Бросили? Погибли? А сама-то ты откуда?
— В Брянской области жила. В селе. — с тоской в голосе ответила ей Василиса.
— Хм, Брянской? Бывала я там, бывала, — Марья уставилась в окно. — Жила когда-то. А потом переехали. И всё из-за моей Верки непутевой. Говорит, мол, тут жизнь лучше. Ага-ага, куда уж лучше. Всё одно и то же. Бросила меня здесь, а сама укатила. В Москву, чтоб ей не заладилось. Хорошо хоть квартиру успели купить, а так бы вообще без жилья остались. Дом, говорит, продавай. Пришлось согласие дать, потому одной мне несподручно. Вот так и оставила я родное Отрадное. Больше двадцати лет уж, как тут маюсь, а обратно не вернешься. Некуда. Ох, родное мое Отрадное, как ты там, без меня?