Приходи - 32

– Сонька!!! – увидев жену, Герман бросился к ней и хотел было обнять, но остановился в растерянности, разглядывая её. – Господи, Боже мой! На кого ты похожа? Где ты вообще была? Фу, какой запах... Чем ты так воняешь?
Соня усмехнулась:
– Твоей подлостью.
Герман не понял, но переспрашивать не стал, решив всё выяснить потом, когда жена немного придёт в себя и сама расскажет, где была.
– Я вчера топил баню, она ещё тёплая. Иди, помойся. Потом поговорим.
Соня молча прошла в дом, взяла себе чистые вещи и полотенце и, закрывшись в бане, долго мылась, как будто хотела очистить не только тело, но и душу. Герман несколько раз стучался к ней, просил открыть дверь, но она не отзывалась на его просьбы, как будто не слышала их.
Тогда он решил дождаться, когда она сама выйдет к нему.
Податливая, покорная Сонька никогда не отказывала мужу, не могла перед ним устоять и он частенько пользовался этим, чтобы показать ей своё расположение или наоборот, дать понять, что чем-то недоволен.
Сейчас был тот самый момент. Во-первых, она увидит, как он скучал и рад ей, а во-вторых, снова подчинится ему и всё вернётся на свои места. А дети у них ещё будут. Надо постараться побыстрее заделать ей ребёночка, чтобы она перестала думать о Дашке. Бабы такие дуры, им лишь бы с кем-нибудь нянчиться, как будто плохо просто жить ради себя самой. И Сонька такая же курица. Ладно, её дело. Только в этот раз пусть рожает пацана. Девки ему больше не нужны.
Едва Соня открыла дверь, как Герман втолкнул её обратно и принялся неистово обнимать и целовать, подталкивая к стене, возле которой стояла лавка. Соня не отбивалась и воодушевлённый этим Герман принялся задирать одной рукой подол её халата, а другой продолжал крепко прижимать жену к себе, что-то бормоча о любви.
– Бам-м-м...
Оглушённый Герман невольно отпустил жену, отшатнулся от неё и обеими руками схватился за голову.
– Ты что, сдурела? – воскликнул он, увидев, что она сжимает в руке большой тяжёлый ковш, которым они всегда черпали воду. Видимо, она нащупала его на лавке и ударила им его по голове.
– Если ты ещё раз прикоснёшься ко мне, – медленно, чётко выговаривая каждое слово, произнесла Соня, – я тебя убью.
Он посмотрел в её глаза и вдруг понял, что она говорит правду.
– С ума сошла... – Герман попытался взять себя в руки. – Сонька, ну ты что? Сердишься на меня, что ли? Сонь, я же ни в чём не виноват. И очень сильно тебя люблю. Ты знаешь, как я тебя искал? Ночами не спал. Волновался, переживал. Я твой муж! Нам же хорошо было вместе. Разве ты забыла?
Он снова шагнул к ней и попытался обнять, но она изо всех сил оттолкнула его и Герман, не ожидавший нового отпора, отлетел к стене и упал на тёплую печку.
– Ты что, дура? – воскликнул он. – А если бы она была натоплена? Я бы обжёгся!
– Нет, – спокойно ответила ему Соня. – Это я обожглась. И была дурой. Потому что когда-то поверила тебе, пыталась тебя любить, потому что позволила тебе войти в мою жизнь и на всё закрывала глаза. Бабушка Анфиса когда-то сказала мне: «Когда Бог хочет наказать нас, он делает нас слепыми и глухими». Как же она была права! Теперь Бог меня простил, я чувствую это, потому что прозрела. Но я заплатила за это слишком большую цену. И моя боль навсегда останется со мной. Тебе этого не понять. Потому что ты не человек. Ты паразитирующая особь, живущая за счёт других. Мерзкая, липкая субстанция, приспосабливающаяся к обстоятельствам. Ты не мужчина, ты полное ничтожество.
– Что-то ты раньше так не говорила, – Герман растянул губы в высокомерной улыбке. – Хочешь я прямо сейчас снова докажу тебе это? Забыла, как стонала подо мной? Давай напомню...
– Уже напомнил, – усмехнулась Соня. – Конечно, я говорила тебе сейчас не об этом. Но ты снова ничего не понял, потому что глуп как пробка. А стонала я от того, что снова и снова оставалась неудовлетворённой. Ты ведь даже в постели думаешь только о себе, совершенно забывая о своей женщине. Я ни разу не испытывала удовольствия от близости с тобой, Гера. За все эти годы – ни разу. Но ничего не говорила тебе об этом, потому что жалела и, как ты сказал, была дурой.
– Сонька...– немного помолчав, заговорил Герман. – Ты сейчас не в себе, поэтому и говоришь всё это. Успокойся, и ты поймёшь, что не права. Давай вечером обсудим, как будем жить дальше. Сонька, я же тебя люблю. И ты меня любишь. У нас семья. А в том, что произошло с Дашкой, я не виноват. Это всё твой папаша, алкаш несчастный. Он и сейчас спит у себя пьяный. Но я же не такой... Сонька...
Она, подняв на него тяжёлый взгляд, разжала плотно сомкнутые губы:
– Не смей произносить имя моей дочери. Ты не достоин даже этого...
Соня бросила ковш, который до сих пор сжимала в руках, под ноги мужу и он невольно отступил назад. Усмехнувшись, Соня ушла и трусливый Герман, не знавший, что ещё можно ожидать от свихнувшейся бабы, немного помедлил, прежде чем направиться к выходу. Но когда толкнул дверь, оказалось, что она заперта снаружи. Уходя, Соня задвинула крепкий засов, и теперь Герман никак не мог выбраться из своего заточения. Вылезть через крошечные окошки нечего и думать, выломать крепкую дверь тоже. Схватившись за голову, всё ещё гудевшую от удара ковшом, валявшимся теперь под ногами, Герман со всей силы пнул его, а потом сел на скамейку, громко завыв от отчаяния и злости.
***
Соня прошла в дом, нашла свои документы, которые Герману вернули в больнице, собрала в сумку самые нужные вещи, потом высушила волосы и привела себя в порядок. Взглянув на часы, удовлетворённо кивнула. Она успевала на автобус, который проходил через Зарю в Касьяновку. Но перед этим ей нужно было сделать ещё одно дело.
Соня прошла в летнюю кухню, где на смятой постели, прямо в одежде спал отец. Повсюду валялись пустые бутылки, и отвратительный запах наполнял комнату. Соня вздохнула, подошла и тронула отца за плечо:
– Пап...
– А? – спохватился он и открыл глаза: – Соня?! Сонюшка... доченька! Ты вернулась...
– Я зашла попрощаться, папа, – сказала она ему. – Я ухожу и больше не вернусь.
Алексей заплакал:
– Я так виноват перед тобой, дочка. До конца жизни себя не прощу...
– Не надо, папа, – сказала она ему. – Я виновата не меньше тебя. Но ничего уже не изменить.
– Останься, – попросил он, пытаясь поймать её руку. – Хоть ты не оставляй меня.
– Я не могу, – покачала головой Соня. – Но может быть, мы с тобой ещё увидимся. А теперь прощай. И если сможешь, не пей.
Она ушла, а Алексей ещё долго видел перед собой её печальные, наполненные болью глаза.
– И я не могу, дочка, – сказал он тихо. – Я тоже не могу...
***
– Денис! – ахнула от радости Шура. – Это что, правда? Ты хочешь, чтобы мы вместе поехали на море на целый месяц?
– Да! – рассмеялся он. – Считай, что это будет наша с тобой предсвадебное путешествие. Шурка, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Всю жизнь буду носить тебя на руках. Только ты люби меня!
Она бросилась к нему на шею и принялась целовать губы, нос, щёки смеющегося парня.
– Вот как я тебя люблю! – говорила ему она, вне себя от восторга. – Ой, Денис, я такая счастливая! А куда мы поедем?
– Не знаю, выбирай сама. На отдых денег у нас хватит, я все эти месяцы пахал как папа Карло, чтобы вывести тебя куда-нибудь.
– А на чём мы поедем? На поезде? – Шуре очень хотелось говорить о предстоящей поездке. – Или полетим на самолёте? Знаешь, я ещё никогда не летала. И на поезде тоже не ездила. Мне только Андрей рассказывал, как это здорово. Сначала ему было страшно летать, а потом привык. Он и Гришку с собой забрал. Денис, а когда мы поженимся, давай тоже уедем отсюда.
– Куда это? – удивился он.
– Куда-нибудь подальше! – Шура умоляюще протянула к нему руки. – Можно даже в Москву. Представляешь, какие там возможности? Будем работать, потом купим квартиру. Это же будет так здорово!
– Шура, у меня тут мама, – проговорил Денис. – Как же я её одну оставлю? Она уже в возрасте, за ней уход нужен.
– А мы её потом заберём к себе, – успокоила парня Шура. – Только сначала сами устроимся, работу найдём. Ой, Денис! Я так сильно тебя люблю! Ты самый лучший парень на свете! Слушай, ты же так и не ответил! На чём мы поедем на море? На поезде?
– Нет, на машине, – ответил ей Денис. – Будем путешествовать целый месяц. Останавливаться, где захотим. А когда приедем на море, будем жить на берегу, в палатке. Представляешь, каково это засыпать под шум волн. Тебе очень понравится!
Шура рассмеялась:
– Нисколько в этом не сомневаюсь! Ой, Денис, – спохватилась вдруг она и прижала ладонь к губам: – А у меня нет купальника. В чём же я буду купаться?
– Завтра поедем в город на рынок, и ты выберешь себе то, что нужно. Я всё оплачу.
Шура снова бросилась к нему на шею. Всё-таки она сделала правильный выбор. Дениса можно водить как телёнка на верёвке и он, послушно будет делать то, что она скажет. Пусть думает, что они действительно после свадьбы заберут его мать к себе, и она будет ухаживать за ней как за собственной матерью. Как бы не так! Тратить время на какую-то старуху? Ещё чего не хватало! Нет, она всё повернёт так, что Денис сам откажется от этой идеи. Боже мой, он такой глупый и им так легко управлять! Позавчера вечером, когда они с ним катались по окрестностям и остановились в лугах, они впервые стали близки и вот сегодня он уже говорит о свадьбе и о поездке на море. Это будет просто чудесно! Нет, всё-таки как хорошо, что она родилась такой красивой. Только бы Денис помог ей выбраться из этой деревни, а дальше будет видно, что и как.
***
– Шура! – позвала старшую внучку Анфиса. Она ещё не вставала после перенесённого приступа и нуждалась в помощи. Но отозвалась ей не Шура, а Любаша.
– Что такое, бабушка? Тебе плохо? Что у тебя болит? Каких тебе лекарств дать? А может водички или покушать хочешь? Давай я сварю тебе яичек всмятку, как ты любишь.
– Да не суетись ты, егоза, – попросила Анфиса. – Мне уже получше, но я ничего не хочу. Шура где?
– Где же ей ещё быть? – пожала плечами Любаша. – Сидит в машине со своим Денисом, милуется. Они вот тут, на улице, у двора стоят. Позвать?
– Нет, не надо. Сама придёт, – вздохнула Анфиса. – Хотела попросить её узнать что-нибудь о Соне. Где она, что с ней? Как бы с пути не свернула, после такого-то горя.
– Ты что, бабуль, не обижаешься на неё? – удивилась Люба. – Шура рассказала мне, как Соня кричала на тебя на кладбище. Но ведь она не права. Почему же ты не сердишься на неё?
– Не она это кричала, – качнула седой головой Анфиса. – Горе её из души рвалось. Ты, Любаша, девчонка ещё совсем неразумная, поэтому и обижаешься на каждую несправедливость. А только жить в обидах очень тяжело. И не надо...
Любаша подошла к бабушке, присела с ней рядом, потом наклонилась и обняла её:
– Я никогда тебя не обижу, бабулечка! И всегда буду очень-очень сильно любить.
***
Долгий, сладкий поцелуй Дениса и Шуры прервал стук в окно. Они отстранились друг от друга и оба с удивлением уставились на Соню, которая, улыбаясь, смотрела на них.
– Воркуете, голубки? – спросила она, когда Денис опустил стекло. – Это так мило! Шура, а ты больше не спишь с моим мужем?