Образование — фундамент культуры

Статья Олега Смолина в журнале "Свободная мысль", написанная в 2012 году.
В статье Олег Смолин отвечает на вопросы о том, как именно развивается отечественное образование сегодня, каких изменений
в области образования нам, гражданам России, ждать от руководства страны в ближайшее время и о многом другом.
— Уважаемый Олег Николаевич, давайте начнем с самого начала, «от истоков»: в чем смысл образования в современном мире?
— В любом более или менее цивилизованном обществе образование — важнейшая составляющая, скажу больше — фундамент культуры. А предназначение культуры, как известно, — это воспроизводство самого человека, но не в качестве биологического вида, а как общественного, родового существа.
В этом смысле культура обеспечивает достижение двух главных целей: -
передачу социального опыта, включая культурную традицию, и выработку способности к творчеству, созданию нового.
Понятно, что по мере ускорения технологического прогресса растет и значимость второй задачи по отношению к первой.
Однако понятно и другое: способностью к творчеству в гораздо большей степени обладают те, кто освоил предшествующий опыт.
Не случайно Исаак Ньютон говорил: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». Как и много лет назад, современное образование решает три главные задачи: подготовку квалифицированного работника; формирование гражданина страны или группы стран — человека, принадлежащего определенной культуре, и многостороннее, в том числе духовно-нравственное, развитие личности.
И какими бы стремительными ни были происходящие и ожидающие нас технологические перемены, не думаю, что в ближайшую пару столетий эти задачи радикально изменятся. Меняться будут лишь их содержание, соотношение и значимость.
— Каковы основные тенденции в образовательных процессах развитых стран?
— Самых главных тенденций в развитии мирового образования две.
В технологическом плане — стремительное развитие информационно-коммуникационных образовательных технологий (электронного обучения), смарт-обучения и т. п.;
в социальном плане — расширение доступа к образованию, повышение образовательного уровня населения, по крайней мере выраженного числом лет обучения. Первая тенденция набирает силу столь стремительно, что многие эксперты говорят о смене типа образовательной системы. По мнению ряда исследователей, информационно-коммуникационные технологии в «обществе знаний» должны стать доминирующими — подобно тому, как система «учитель — ученик» доминировала в доиндустриальную эпоху, а классно-урочная (аудиторная) система — в эпоху индустриальную.
Что касается второй тенденции, то она имеет причины по меньшей мере двоякого рода.
Во-первых, технологические: новые технологии требуют более квалифицированного, а значит, образованного работника. Почти 40 лет назад создатели концепции постиндустриального общества сформулировали прогноз, согласно которому достичь новой стадии в развитии цивилизации смогут лишь те народы, которые обеспечат в составе работающего населения не менее 60 процентов людей с высшим и более высоким образованием.
И когда я слышу, что в нашей стране слишком много вузов и студентов, невольно возникает вопрос: куда российская власть собирается вести свой народ — в будущее или в прошлое?
В последние годы в стране развернута критика деятельности российских вузов, в том числе призывы к их массовому сокращению.
Наибольшую известность в связи с этим приобрело заявление министра образования и науки РФ А. А. Фурсенко от 24 июля 2008 года в Московском инженерно-физическом институте о необходимости снижения числа вузов в России примерно с 1 тысячи до 150— 200. В последующих заявлениях министра менялись показатели не только числа вузов, которые должны сохраниться, но и количества действующих высших учебных заведений (что говорит о качестве министерской образовательной статистики), однако линия оставалась прежней. Между тем в Австралии один вуз приходится на 52 тысячи граждан, в Бельгии — на 55 тысяч, а в России — на 130,5 тысячи, включая и государственные, и частные вузы. Правда, в бразильских вузах обучается, как правило, от 100 до 270 тысяч студентов. При такой модели в России должно остаться 30—75 вузов, но тогда о качестве образования придется забыть. Кстати, именно 150 вузов действовали в России накануне 1917 года. При этом население составляло 91 миллион человек, и половина его оставалась неграмотной. Вряд ли спустя почти 100 лет следует возвращаться к такому уровню.
Точно так же представляются сомнительными бесконечные заявления руководителей страны и Минобрнауки о том, что в России слишком много студентов.
Так, по официальным данным, в нашей стране в 2007 году из 1 тысячи выпускников средней общеобразовательной школы в вузы поступали 554 человека (то есть 55,4 процента), тогда как в Латвии — 73, в Литве — 72, в Греции — 74, в США и Швеции — 83, в Южной Корее 85 (по другим данным — 87,5 процента), в Финляндии — 88 процентов. Вероятно, поэтому экономика Южной Кореи, США или скандинавских стран значительно более инновационная, чем в России. В настоящее же время трудно прогнозировать, сколько студентов предполагает сократить Минобрнауки РФ в результате закрытия и реорганизации вузов.
Вторая причина расширения доступа к образованию имеет социальный характер: в ХХ веке под влиянием политической борьбы, включая студенческие волнения, и советского опыта идея общедоступного образования (образования для всех), по своему историческому происхождению безусловно левая, стала общецивилизационной.
На Западе отклонения от этой идеи воспринимаются как грубая несправедливость, в том числе представителями экономической и политической элиты.
Вот что говорил под аплодисменты американских губернаторов в свое время самый богатый человек на планете Билл Гейтс: «Все, кто понимает, насколько важно образование, и верит в святость принципа равенства возможностей, не говоря уже о тех, кто по своему статусу должен печься об общественном благе, должны признать: миллионы школьников нашей страны лишены возможности получить бесплатное образование… Только незначительная часть наших детей получает качественное образование.
А если мы признаем, что дети из семей с низкими доходами или принадлежащих к этническим меньшинствам лишены возможности
получить качественное образование, то этому может быть только два объяснения:либо они не способны учиться, либо мы считаем, что их и незачем учить.
Первый аргумент не соответствует действительности, второй — аморален».
Понятно, что крушение СССР и «реального социализма» резко ослабило левую тенденцию, в том числе в образовательной политике. В настоящее время постоянно приходится слышать, что уровень социальных гарантий на Западе превысил допустимые пределы, а в некоторых странах — наблюдать отказ от демократических принципов в образовательной политике.
Так, в Великобритании пришедшая к власти коалиция радикальных либералов и радикальных консерваторов начала с заявления о повышении втрое платы за обучение для студентов.
Если же говорить более конкретно, то в реформах образования, проводимых высокоразвитыми странами, мною в свое время выделены почти два десятка основных элементов, объединенных в четыре тематических блока:
— структура и управление системой образования;
— продолжительность обучения;
— содержание образования и обеспечение его качества;
— развитие системы профессионального образования.
В свою очередь, анализ современной отечественной образовательной политики позволяет утверждать, что ее магистральное направление отличается от общемирового, предполагающего демократизацию образования, и может быть определено как поворот к его элитарности.
Помимо прочего, об этом свидетельствуют два общеизвестных факта. С одной стороны, среднее (полное общее) образование в стране согласно закону является обязательным, однако это требование оказывается трудно выполнимым в отношении безнадзорных и беспризорных российских детей, общее число которых официально так и не установлено.
Руководители Министерства образования, выступая в палатах парламента, в разное время оценивали эту численность от 200 тысяч (министр В. Г. Кинелев) до 3,5—3,7 миллиона человек (зам. министра образования М. Н. Лазутова); представители Генеральной прокуратуры — около 2 миллионов; а газеты сообщали о 4 миллионах беспризорников. С другой стороны, отмечается рост числа учащихся профессиональных учебных заведений — но исключительно за счет внебюджетных (в большинстве — оплачиваемых гражданами) учебных мест.
Если очень коротко обобщить результаты сравнения основных элементов реформирования образования в индустриально развитых странах с аналогичным российским опытом, то окажется, что из 18 проанализированных автором в свое время элементов реформ в России планируются, частично или полностью реализуются 12. Однако из их числа:
— два компонента существуют лишь на уровне концепций (двенадцатилетнее общее образование, профильное обучение);
— одно, относящееся к экономике образования (система финансирования образования как экономический рычаг управления им), совпадает по наименованию, но имеет прямо противоположное содержание: на Западе — привлечение в систему образования дополнительных средств, в России — так называемая реструктуризация и оптимизация, то есть сокращение численности учреждений;
— шесть реализуются в той или иной степени;
— только три целиком совпадают с общемировыми процессами (интеграция уровней профобразования, многоуровневость высшего образования, участие в Болонском процессе).
При этом наибольшие расхождения с мировыми процессами демонстрирует опыт отечественного блока реформ, связанный с продолжительностью обучения, в особенности с реализацией лозунга ЮНЕСКО «Образование — через всю жизнь».
#Смолин #статья #образование #Россия
Полная статья по ссылке: http://www.smolin.ru/sites/default/files/content/read/articles_edu/pdf/SM_01-02_2012.pdf