Наши забавные животные

Просто собака Виктор Авдеев Ее звали Травка. Впрочем, если быть объективным, сначала ее вообще никак не звали. Это просто был один из кофейно – серых щенков. Пегая варежка на трясущихся ножках. В то время собственно я и не собирался заводить собаку. Мой спаниель Бим попал под машину и я все еще испытывал горечь потери. Сама уже мысль о другой собаке казалась кощунственной и святотатственной. Я осознавал, что короток собачий век и не может никакой пес идти с хозяином бок о бок всю человеческую жизнь. Но все равно, мысли о другой собаке слегка попахивали предательством по отношению к Бимке. И как то в сентябре, день тогда помню был очень теплый и солнечный, я стоял перед приземистым, но достаточно ухоженным домом. Человека живущего там порекомендовали мне как превосходного, знающего ветеринара. А цель моего визита была проста – кошка нежно любимая моей супругой, немилосердно, до крови расчесывала себе за ушами. Было больно смотреть на ухоженное, изящное животное с кровавыми колтунами на шелковистой шерсти. Калитку мне открыл сухой, подвижный дедок и услышав о причине визита пригласил пройти во двор. Я зашел, ломая ногами сухие опавшие с растущих вокруг дома яблонь листья и заметил двух довольно крупных собак. Они были под стать хозяину – сухопарые, хотя и не производили впечатления тощих. Просто спартанская, без излишеств мускулистость и жилистость, дающая возможность двигаться с максимальными усилиями бесконечно долго. Собаки нехотя, словно бы с ленцой поднялись, но я отметил, насколько внимательно они за мной следили своими умными, карими глазами. Одна из них переместилась к калитке и улеглась в теньке, а вторая у входа в дом. Причем при всей этой повышенной настороженности, проявленной к моей скромной персоне, с их стороны не было выказано ни малейшей враждебности. Хозяин меж тем скрылся в дверях дома, изъявив желание угостить меня чаем. Я аж сжался внутри, оставаясь один на один с собаками, но они ничуть не изменили своего поведения. Только поглядывали из полузакрытых, подрагивающих век. Дескать, что зря огород городить, ты пока не безобразишь и нам нечего напрягаться попусту. А изменил отношение, что ж, извини… Я был изумлен и обескуражен их умом и поведением. Все до этого виденные мною дворовые псы кидались из крайности в крайность. Я был либо отпетым негодяем, единственным помыслом которого являлось душегубство владельца с последующим разворовыванием добра принадлежавшего покойному и пес явно предчувствуя мои грязные помыслы, исходился в истошном, до хрипоты лае. А вслед за ним голос терял и хозяин, в безуспешных попытках успокоить глупое существо. Либо собака оказывалась сложной смесью характеров хиппи, ребенка цветов, матери Терезы и кота Леопольда. И напрасно смущенный владелец такого существа, любящего всех и вся пытался уверить, что доброта его кабыздоха длится ровно до наступления сумерек. И как только упадет на землю темнота, его милейший пес, неистово меня сейчас облизывающий, превращается в жуткого монстра – каннибала. Свежо предание, но верится с трудом. Из дома появился хозяин с подносом, уставленным принадлежностями для чаепития, которые через пару минут сноровисто расставил на столе, стоявшем под яблоней. Мы присели и Андрей Иванович, как звали хозяина, прихлебывая крепкий чай без сахара стал справляться о деталях болезни моей кошки. В нескольких вопросах он вызнал симптомы и вынес вердикт, что мучима она не чем иным, как ушным клещом. Наказал, какие купить капли, как обработать уши и что самое важное- непременно повторить процедуру обработки. Собственно на этом мой визит можно уже было считать законченным, но разговор на этом не зачах и плавно перетек в другое русло, а я сидел и зачарованно слушал, поскольку старый ветеринар оказался не только замечательным специалистом, но и не менее великолепным рассказчиком. Причем это не означало, что говорил он без умолку, он и сам умел выслушать собеседника. И тут я спросил у него, что за породу он держит, на что последовал незамедлительный, обстоятельный ответ – Это дратхары. Немцы вывели. Умнейший, образованнейший народ и создали поистине универсальную по рабочим качествам собаку. Легавая. Стойку делает – залюбуешься! По перу работает шикарно, причем недюжинное верхнее чутье! Заяц … - тут он пожевал губами, словно подыскивая характеристику, - Голос по зайцу подает скаредно, жадничает лаять и поэтому тяжелее под нее подстроится, но есть и свой плюс – зверек не так боится ее как гончую и не летит очертя голову. По копытным работает, - загибал он пальцы перечисляя, - Пушной зверь … Вообще – замечательная порода. Да еще морозов наших не боится и силищи в ней не меряно, по густому камышу может чуть не целый день лазить. Я признал, что хотя и сам охотник, но подобных собак встречаю впервые. Андрей Иванович усмехнулся, - да их и не так много в городишке то нашем. Может еще у двух человек. Беда – некрасивы они больно. И действительно, жесткие, торчащие во все стороны жесткие остевые волосы, придавали собакам неопрятный внешний вид, делая их похожими на старую, грязную, взлохмаченную щетку. Ровно до той поры, пока не заглянешь в их умные глаза. И я чувствовал к спокойно лежащим во дворе псинам все более растущую симпатию и так больше, для проформы поинтересовался, где можно достать щенка. - Что, заинтриговали? – с лукавым прищуром спросил Андрей Иванович и я честно признался в том, что порода очень уж пришлась по душе и сердцу, больно они умные. - Не поспоришь, согласился Андрей Иванович и окончательно меня добил, сообщив, что несколько раз собаки ухитрялись ловить во дворе сорок, хитрющую, осторожнейшую птицу. - Пойдем, - ветеринар неожиданно поднялся с потерявшего под открытым небом свою лакировку венского стула и с присущей ему порывистостью движений нырнул в стоящий рядом сарайчик. Я покорно последовал за ним. Потянув на себя дверь, он заговорил с кем то, а я, заглянув ему через плечо, увидел третью уже в этом доме собаку, подле которой копошились пестрые щенки. Один из них смешно ковыляя, подошел ближе и неуклюже попытался встать на задние лапы, опираясь передними на старую дверь, служившую импровизированной перегородкой. Лапки его непрестанно соскальзывали, но он изо всех своих щенячьих сил вилял обрубком хвоста. Я улыбнулся невольно, настолько потешно он выглядел. Андрей Иванович стремительно перегнулся через загородку и подхватив щенка под живот поднял и сунул мне в руки. В первые мгновения я даже испугался, что не удержу его, поскольку теплый комок в приступе радости стал вилять уже не хвостом, а всем телом, при этом еще и стараясь достать мне до лица длиннющим, розовым языком. И тогда я понял, что один из этого дома я не уйду. Это была МОЯ собака. Вот так я стал счастливым обладателем юного дратхарчика. Щенок оказался сучкой и я недолго думая, дал ей прозвище Травка, вспомнив один из рассказов Пришвина. Кличка имела происхождение не от слова «трава», а от старого, полузабытого слова «травить». Пару ночей Травка довольно громко скулила, просясь разделить ней супружеское ложе, но я был непреклонен. Она быстро смирилась с тем, что ее место на мягкой подстилке в прихожей и вела себя спокойно, лишь время от времени испуская неимоверно жалобные вздохи. С месяц примерно, по квартире приходилось передвигаться, осмотрительно поглядывая под ноги, что бы не наступить в лужицу или кучку, но постепенно Травка поняла, что для этих дел существует улица и пахучие заминирования постепенно сошли на нет. Росла Травка довольно быстро и вскоре вытянулась в долговязого, неуклюжего подростка и тогда на выходные я стал выезжать за город, знакомя ее с тем миром, в котором придется охотиться. Там, в полях я приучал ее делать подачу, терпеливо держать поноску, пока не возьму, лежать пока не подам команды и еще куче всяких премудростей, которые должна знать каждая хорошая охотничья собака. Помню, как в возрасте примерно семи месяцев она сделала первую стойку. Работать, бегая челноком, долго учить ее не пришлось и она в тот день носилась влево – вправо по невысокой траве. Неожиданно она остановилась как вкопанная, подавшись всем телом вперед и замерла точно изваяние, подняв переднюю ногу. У меня аж дыхание перехватило, настолько прекрасно выглядела она в этот момент. «Пиль» - шепнул я совсем неслышно и справившись с волнением скомандовал громче – «Пиль!» Травка бросилась вперед к неизвестной пока дичи, ведомая невидимыми нитями запаха и в тот же миг метрах в пяти от нее, оглушительно треща крыльями взлетела куропатка. Травка тут же легла, хотя я этому ее еще не учил, а я забыв обо всех принципах собачьей педагогики подбежав, принялся теребить ее голову в ладонях, распираемый нахлынувшими чувствами. Только охотник способен понять, что испытал я в тот момент, увидев, как безукоризненно сработала моя собака. Шло время, Травка выросла. Тогда только я понял, что такое охотиться с хорошей собакой. Я не только получал удовольствие, наблюдая за ее работой. Разом отпала целая куча проблем. Теперь не надо было уже лихорадочно размышлять, целясь в летящую утку – стоит мне стрелять или нет? Смогу ли я достать ее после выстрела, упади она не на траву, а к примеру в чащу камыша? Я знал, что Травка достанет мне дичь из любой крепи и неважно, крепко битая она будет или подранок. Сколько раз во время открытия охоты, когда берега черны от страждущих пострелять, она вытаскивала мне по тридцать – сорок штук уток, подбитых другими охотниками и благополучно ими не найденных. И хотя большую часть этой добычи я раздавал своим спутникам, рабочий аппетит Травки пришлось умерять, поскольку супруга категорически отказалась ощипывать такую прорву дичи. Счет зверей добытых с ее помощью быстро пополнялся – зайцы, лисы, несколько куниц, пара енотовидных собак и даже один не успевший вовремя занориться на свою беду барсук. Я уж и представить не мог, как до появления Травки я вообще что то добывал, настолько быстро привык к хорошему. Хотя дело собственно было и не в добыче. Охота с умной, послушной собакой доставляла больше удовольствия, чем тоже занятие в одиночку. Создавалось полное ощущение, что Травка различала не команды, что она понимала человеческую речь, вот только ответить не могла. И вот третьей нашей осенью я поехал охотиться на перепелов в новое для меня место. Я бывал там несколько раз проездом и приметил несколько мест богатых луговой дичью. Вскоре я трясся с собакой в своем УАЗике, подпрыгивая на особо крупных кочках. Километров за пять до предполагаемого места охоты, меня остановил вертлявый, темноволосый парень, стоявший у съехавшего на обочину синего, побитого жизнью трактора. Я притормозил, а он, обойдя машину спросил, сверкая белозубой улыбкой - Командир, закурить не найдется? Я не курил, но в машине со мной ездила благополучно забытая кем то пачка «LD», которую я и презентовал трактористу. Парнище просиял, намучившись верно от никотинового голода и спросил кивнув на собаку – Охотится?, - не переставая улыбаться. - Да,- подтвердил я, хочу побродить по излучине. Внезапно улыбка сошла с лица парня. Он посерьезнел, даже подобрался внутри и сказал мне, подбирая осторожно слова, будто не хотел проговориться о чем то. - Да там … Место там … Ерунда! И утки нет! – обрадовавшись, что нашел нужное определение, позволяющее обойти раздирающие его противоречия, затараторил он. - А мы не по утиные души, - с улыбкой ответил я, думая, что догадался о причинах его беспокойства. Видно на излучине его любимое место, не хочет он, чтоб кто то еще там охотился.- Куропаток и перепелок хочу погонять, может коростель попадется. Однако тревога не сходила с лица парня. Он опять приоткрыл было рот сказать что то и на лице его была заметна лихорадочная работа мысли. - Вы это, у реки только не ходите, там гадюк полно!- выдал он наконец, не очень то складную версию. - Хорошо, - поспешил я его успокоить и полез в машину, посмеиваясь про себя над незадачливым обманщиком. И вот прибыв на место я заглушил машину и выпустил Травку. Она сделала пару небольших кругов и присела справить свои собачьи дела, не переставая при этом принюхиваться. Я же расчехлил и собрал свое «ТОЗ 34» и взглянул на солнце. До сумерек оставалось часа четыре. За это время можно всласть побродить, погонять дичь и я неспешно пошел за собакой. Полчаса спустя всего, в сумке уже лежала куропатка. Что же, можно было сказать, что день задался. Погода стояла великолепная, ни зябко, ни жарко. Меж тем мы постепенно приближались к реке. И тут Травка стала вести себя как то беспокойно, то и дело прядала в сторону, приседала, словно в испуге и ее состояние передалось мне. Может и правда тут змеи, может не врал тракторист – подумалось мне. Или сюда забрел крупный зверь, вроде волка. Вряд ли что то еще смогло бы ее насторожить. А у меня в стволах два патрона с седьмым номером дроби. Я порылся в многочисленных карманах жилета и отыскал неизвестно сколько там лежащие три патрона с четырьмя красными нолями на верхней прокладке. Это придало мне некоторую уверенность, уже почти что картечь! Перезарядившись, я стал присматриваться к поведению собаки. Она не шла теперь вперед, а стояла только, мелко дрожа, и не принюхивалась, а прислушивалась скорее, оттопырив одно ухо и слегка наклонив голову. - Да что ты, Травка? – спросил я, надеясь, что она покажет мне причину своего волнения. Собака встрепенулась и бросилась ко мне, прижимаясь мелко дрожащим телом к ногам. Было ясно, что она испугана, но что повергло ее в это состояние? Трава вокруг едва доходила до щиколоток и не могла бы скрыть сколько то крупное животное. Не было рядом и овражков и рытвин. Ровное поле. По опыту я знал, что Травка тщательно исследовала бы носом даже мало- мальский отголосок слабого пусть запаха, сделав для верности круг, а то и несколько. Нет. Ее напугало что то иное. А ведь запах для собаки является основным источником восприятия. Но что тогда послужило причиной такого ее поведения??? Может быть звук? Я принялся сосредоточенно прислушиваться. Но тишина стояла мертвая, аж до звона в ушах. Стрекотали только кузнечики, да изредка трещал вдалеке коростель, я напрасно напрягал слух, когда вдруг в один момент мне послышалось что то. Что то похожее на пение. Так бывает иногда. При напряжении нервов порою усиливаются и изменяются в восприятии тихие звуки, взбудораженный организм воспринимает и переиначивает их на свой лад. Как то зимой, было дело, я напряженно минут десять ждал пока выйдет топчущийся в кустах крупный зверь. Этим зверем оказалась мышь, шебуршавшая прямо под моими ногами в пересохших и каляных от мороза листьях, прикрытых тонким слоем снега. И я стоял, вновь напрягши слух, и тут ветер изменил направление, и я услышал тот звук вновь, но уже более отчетливо. Травка стояла подле меня на полусогнутых лапах и дрожала мелко, поджав обрубок хвоста. Я наклонился погладить ее и спросил ласково – Ну что ты, чего? Пойдем к реке, Распрямившись, сделал несколько шагов и оглянулся. Травка недвижимо стояла, раздираемая противоречиями – с одной стороны ей следовала идти за мной и в тоже время она не могла сделать и шажка. Пойдем же, - поманил я рукой и двинул к реке, держа ружье наизготовку, а у самого по спине расползались холодные иголочки страха. Неизвестный звук меж тем становился все отчетливее и я разобрал вскорости, что это пение и поет женщина, только нельзя было разобрать ни слов, ни мелодии, но было что то завораживающее и чарующее в нем. А я шел и шел, приближаясь к речке и все слышнее была невидимая певица, просто растягивавшая грустную, сквозящую своей пронзительной печалью и тоской песню без слов. Безыскусную, но режущую и рвущую душу. Подойдя к реке вплотную я оглянулся, но Травки рядом не увидел, не придав тогда этому значения. А спустя миг увидел саму певунью. Река в том месте сделав поворот образовала небольшой плес и на нем то, наполовину в прозрачной воде стояла лицом ко мне девушка и пела. Заметив меня, она приподняла глаза и улыбнулась кротко и мягко, не прекращая петь и нежно поводя по глади реки кончиками пальцев. Я встал, опустив ружье у самой кромки воды, и совершенно ошарашенный смотрел на незнакомку. Она была более чем прекрасна! Совершенно нагая, только мокрые волосы, длинные русые волосы облепили тело, составляя всю одежду. Прелестное лицо, очень красивые руки с длинными, чувственными пальцами. А я не испытывал ни малейшего похотливого возбуждения, только благоговейный трепет, нежность и жалость. Ни тени дурной мысли, я любовался девушкой как картиной что ли, и совсем уносило ввысь ее протяжное, жалобное пение. Все выше и выше, и душа моя кружила, и совсем иным становился мир. Не яркие краски, режущие глаз, но приятные полутона. И отходила тревога, оставляя место для удивительного спокойствия и душевного умиротворения. Словно осознал в этот миг, что вся жизнь прожита неверно и враз все стало на свои места. А она вновь улыбнулась, как то очень особенно, чуть прикусив нижнюю губу и подняв руки, поманила к себе. Ни секунды не раздумывая, я сделал шаг, но не успел даже занести ногу над водой, не то что ее опустить. Темное ядро беззвучно мелькнуло меж нами и врезалось в девушку, обдав меня кучей брызг и выведя из завороженного состояния. Травка! Я не почуял даже, как она прокралась незаметно, и не успел ничего понять, как девушка и собака скрылись под водой. На поверхности образовался гигантский бурун от движения борющихся тел и спустя мгновенье они появились на поверхности. Но как изменилась девушка! Я завороженный ее пением не видел мертвенной бледности кожи, покрытой кое-где чешуей. Лицо, не лицо даже, а жуткая морда, с острыми зубами, распахнутыми в оскале боли, поскольку в шею чудовища впилась Травка. Русалка! Я не думал нисколько, и когда в пылу борьбы чудовище повернулось на мгновение ко мне спиной, заслонив собой собаку, я вскинул ружье и спустил оба курка, не почувствовав боли в отбитых скобой пальцах правой руки. Звука слившихся в один выстрелов я не услышал, увидев лишь, как разошлась бледная кожа разорванная свинцом. Спустя мгновение и русалка и Травка скрылись под водой. Где-то правее, по течению шарахнулась в стороны рыбья мелочь, будто испугавшись речного хищника, и я побежал туда. Снова бурун, но в воде взбаламученной вместе с илом ничего нельзя было разглядеть. Только очертания, плотный клубок тел, слившийся в последней, смертельной схватке. Лихорадочно соображая, я перезарядил ружье и взял его в левую руку, а правой вытащил висевший у бедра острый охотничий нож, но ничего, ничего на поверхности воды не выдавало того, что на глубине шла жестокая схватка. А потом на середине реки, по течению еще чуть ниже, на поверхность выскочили пузыри воздуха. Вода моментально окрасилась кровью, красной кровью принадлежащей только живому существу, а я заревел, словно зверь и не в силах сдержать свою бессильную ярость, стрелял и стрелял по водной глади, пока не закончились патроны. Когда я пришел в себя, то осознал, что стою на берегу с пересохшим ртом, сжимая в руках бесполезное уже ружье. В патронниках были пустые гильзы, карманы опустели. Я понимал, что все закончено, но с остатком детской наивности надеялся, что сейчас забурлит вода, вынырнет Травка и выскочив на берег бросится ко мне, обдавая фонтаном брызг. И в тоже время осознавал, что этого уже никогда не случится.… Как я добрался до машины, как доехал до дома я не помню. Это просто выпало. Жена увидав мое лицо бросилась раздевать, набрала ванну и подумав мгновенье, налила большой стакан коньяка. Я до сих пор благодарен ей за то, что она ничего не спросила тогда. Как бы ей этого не хотелось. Я все равно не смог бы ответить. А позже на все ее робкие попытки я только махал головой, сглатывая подкативший к горлу комок. И она понимающе замолкала. Часто я спрашивал себя - мог ли я сделать что то, что спасло собаку? Да. Только если бы не пошел к реке, прислушавшись к собачьему предчувствию. Она же ясно давала понять, что там находится нечто настолько опасное и жуткое, что даже при всем собачьем бесстрашии повергло ее в состояние ужаса. Более чем ясно дала понять, а я не осознал опасности, очарованный пением русалки. Впрочем не в пении возможно дело, я не переступил порог собственной тупости и безоговорочной уверенности в правоте своей как человека, венца эволюции. Но этот венец мог стать просто гниющим куском мяса. Если бы не животное, безмозглое, с нашей точки зрения и неразумное, стоящее на низшей ступени развития. Если бы не собака. Я болел месяца два. Меня буквально ломало. Депрессия. Вот как это называют. Я жил через силу, переживая потерю собаки более даже, чем смерть некоторых из своих родственников, как бы дико это не звучало. Но это так. Я потерял не только собаку. Травка была для меня чем то большим, нежели домашнее животное. А ее последний поступок показал безграничную любовь и преданность. Она переступила через свой страх и смерть, принеся себя в жертву, заменив своей жизнью мою. Я, возможно, мыслю неправильно, но стал меньше любить людей после того случая. Мало кто способен на подобное самопожертвование. В том числе и я ... Очень часто я просыпаюсь после одного и того же сна. Там я с берега прыгаю в воду и несколькими ударами ножа освобождаю Травку из лап русалки. И просыпаясь с бешено бьющимся сердцем сижу долго, сожалея, что виденное всего лишь сон. И дико больно от ошибки сделанной тогда, от тогдашнего моего малодушия и глупости. От того, что оказался слишком слаб духом, чтоб поставить свою жизнь против жизни собаки. Хотя она не раздумывала ни мгновенья, а просто бросилась вперед, осознав, что я в большой опасности. Просто это была всего лишь собака… Сколько же самоотверженности в них. Как выглядела та, первая псина, вышедшая на свет костра, горевшего у пещеры наших пращуров? Почему предложила она всю себя, без остатка, взамен на сомнительное благо довольствоваться редкими объедками, получать пинки и окрики, выкладываться донельзя на охоте, рискуя ежесекундно своей шкурой, недосыпать, сторожа хозяйское добро и покой. И только за то, что осознав твою преданность, в припадке ли нахлынувшей сиюминутной нежности или еще почему то, хозяин протянет таки руку и можно будет подставить кудлатую голову, чтоб ее наконец то погладили. Спустя полгода примерно я поздно вернулся с работы. В прихожей ждала смущенно улыбавшаяся жена. Она сняла с меня кепку, шарф и стянула с плеч кашемировое пальто, не переставая загадочно улыбаться. Ее поведение не могло не броситься в глаза и я спросил, пытаясь пошутить – Надеюсь я не обнаружу сейчас в нашей спальне голого мужчину? Она зарделась, вызвав еще большее мое недоумение и ответила загадочно - Насчет мужчины пока не знаю, если конечно такие поздние возвращения домой не войдут у тебя в привычку, а вот одно существо мужского пола у нас на кухне имеется. Я совершенно обескураженный, не сняв даже грязных ботинок, прошлепал к кухне, распахнул ведущую в нее дверь и застыл, сдерживая подступивший к горлу комок – с пола, подняв на меня сверкающие карие глазенки, глядел маленький дратхарчик, суетливо переступающий лапками… Маленькое это, неуклюжее пока существо мы назвали Пират. Он вырос быстро, вымахав в замечательно- красивого умницу и хулигана. Только вот одно… Я перестал охотиться у воды. P.S. Как то на зимней охоте, я разговорился с гончатником, встретившимся мне на припорошенным редким снежком поле. Как оказалось он жил совсем недалеко от Старой речки, от тех мест, где произошла со мной ужасная эта история. Я спросил его тогда внезапно, без всяких предисловий - А что русалка, перестала у вас баловать? Он смутился и долго смотрел на меня немигающе, пока не выдавил наконец - Да… Давно уж… Пропала, ети ее. Я тогда сказал ему, - Что ж, скажите спасибо Травке. © Copyright: Виктор Авдеев, 2010 Свидетельство о публикации №210040101538 #АвторскиеРассказы