НИКОЛЕТ, Квебек — Я сижу в уличном вольере с четырьмя щенками. Они жуют мои пальцы, кусают шляпу и волосы и писают на меня от волнения. В восемь недель щенки составляют два фута (61 см — прим. Пер.) от носа до хвоста и должны весить семь или восемь фунтов (3-3,5 кг — прим. Пер.). Они рычат и клацают зубами в борьбе за обладание изгрызенным куском оленьей кожи. Они вылизывают мне лицо, будто я их старый друг, вернувшийся после долгого отсутствия — или новая игрушка. Они прямо как собаки — но не совсем. Они волки. Когда волчата вырастут и наберут 100 фунтов (45 кг — прим. Пер.) веса, их челюсти будут раскалывать лосиные кости. Ещё слепые, глухие и не способные удержаться на ногах, волчата находились подле человека, поэтому и в дальнейшем позволят людям быть рядом с собой, проводить ветеринарные осмотры, почёсывать за ушком — если всё пойдёт хорошо.

Хотя даже те, кто выращивал волчат, кормил их из бутылочки, с рождения заменяя мать, обязаны соблюдать предосторожность. Если кто-то травмируется или заболеет, то этот человек не зайдёт в вольер, чтобы не вызвать охотничьей реакции. Никто не станет убегать, позволяя волку в шутку охотиться на себя — и не будет гоняться за ним. Каждый опытный смотритель волков всегда бдителен. Потому что есть одна вещь, в которой сходятся все специалисты, с которыми я беседовал: неважно, как ты воспитываешь волка — он никогда не станет собакой.

Пусть волк и собака очень близкие родственники — некоторые учёные классифицируют их один вид — между ними есть разница. Волчьи челюсти гораздо мощнее. Они плодятся всего раз в год, а не два раза, как собаки. Что касается поведения, то смотрители говорят, что волчий хищнический инстинкт срабатывает гораздо легче по сравнению с собаками. Волки более независимы, по-собственнически относятся к еде и предметам. Многие исследователи полагают, что волки дольше заботятся о молодняке. И они никогда не приблизятся к лабрадор-ретриверам по уровню дружелюбности («Я люблю всех на свете»). Хотя многие кинологи и производители корма для собак пропагандируют «внутреннего волка» в наших собаках, это очень разные животные. Учёные сходятся во мнении, что собаки произошли от какого-то вымершего вида волков 15 000 или более лет назад. Большинство исследователей сейчас думает, что этот процесс начался не с похищения щенка из волчьего логова, а с того, что какие-то волки стали проводить больше времени поближе к людям, чтобы поживиться остатками добычи. Постепенно некоторые из этих волков стали меньше бояться людей, подходить ближе, лучше питаться и приносить больше волчат, в которых генетически закреплялось что-то, что делало их менее боязливыми. Поколение за поколением — и вот волки стали, выражаясь ненаучно, дружелюбными. Это и были первые собаки.

Люди должны проводить 24 часа в сутки, 7 дней в неделю — много недель — с волчатами, чтобы убедиться, что они терпимы к нам. Собаки же быстро привяжутся к любому человеку в пределах досягаемости. Даже уличные собаки, у которых был какой-никакой контакт с человеком в нужное время, будут дружелюбны. Несмотря на всю схожесть, в собачьих генах заложено глубокое отличие от волков. И по тому, как и когда эти гены становятся активными, учёные и пытаются определить, что это за различия. Есть подсказки.

В нескольких недавних исследованиях учёные предположили, что дружелюбность собак может быть результатом чего-то похожего на синдром Вильямса. Это генетическое нарушение у людей, которое среди прочего вызывает гиперсоциальность. Люди с синдромом Вильямса кажутся дружелюбными ко всем подряд, у них нет привычных границ. Другая изучаемая идея: может ли задержка в развитии во время критического периода социализации вызвать такую разницу между волками и собаками? Эту задержку, возможно, обнаружат в ДНК. Вероятнее всего — не в самих генах, а в участках, отвечающих за активацию и силу активации генов. Это в каком-то смысле смелое предположение только начали изучать. Прошлой весной и летом два учёных приехали в Квебек наблюдать за развитием шести волчат и взять их генетические образцы. Я последовал за ними. Ещё я посетил и других волков в неволе — молодых и взрослых — чтобы взглянуть, как начинается научный проект — и, признаюсь, получить шанс поиграть с волчатами.

Я хотел получить непосредственный опыт общения с животными, о которых раньше только писал. Посмотреть им в глаза, так сказать. Но лишь в переносном смысле. Как мне выразительно объяснили во время инструктажа перед входом в вольер со взрослыми животными, единственное, чего точно нельзя делать — это смотреть волку в глаза. Zoo Académie — это и зоопарк, и обучающий центр на южном берегу реки Святого Лаврентия в двух часах езды от Монреаля. Его владелица Жакинт Бушар дрессировала домашних и диких животных, в том числе и волков, по всему миру.

Прошлой весной она одновременно в начале июня получила два помёта волчат от двух волчиц и одного волка. Затем необычно сильный разлив Святого Лаврентия угрожал волчатам, так что Бушар забрала их в семь дней, а не в две недели, как обычно. И начался трудный процесс социализации. Бушар и её ассистентка первые недели дневали и ночевали рядом с животными, постепенно уменьшая время присутствия. 30 июня Zoo Académie появились Кэтрин Лорд и Элинор Карлссон, а также несколько их коллег, среди которых Диане Женерё, выполняющая большинство «ручной» работы в генетических исследованиях в лаборатории доктора Карлссон.

Доктор Лорд также входит в команду Карлссон, часть времени работает в Медицинской школе Массачусетского университета (Ворчестер), а часть — в Институте Брода в Кембридже. Команда изучает поведение и генетику волчат и щенков. Как эволюционный биолог Лорд — ветеран в выхаживании волчат. Она вырастила пять помётов. «Вы должны находиться при них 24/7. Это значит, спать с ними и кормить каждые четыре часа из бутылочки», — говорит Лорд. Также, по словам Бушар, первые дни «мы не ходим в душ», чтобы волчата получили чёткое представление, чей запах они чуют.

Это очень важно, потому что и волки, и собаки в щенячестве проходят критические периоды — познают мир и учатся тому, кто им друг, кто их семья. Считается, что у волков это время наступает примерно в две недели от рождения, когда животные ещё глухи и слепы. Запах — это всё для них. У собак критический период начинается примерно в четыре недели, когда щенки видят, чуют и слышат. Лорд считает, что этот сдвиг в развитии, позволяющий собакам пользоваться всеми чувствами, может оказаться ключевым в лучшей способности привязываться к человеческим существам. Возможно, задействуя больше чувств, собаки лучше способны обобщать запах, вид, звуки — и терпеть не только людей с конкретным запахом, но и всех людей вообще. Когда критический период заканчивается, волки и в меньшей степени собаки испытывают что-то типа страха к незнакомцам (как и человеческие дети), когда посторонние люди пугают.

Перспективы объяснить сдвиг критического периода с точки зрения генетики ещё далеки, но и Лорд, и Карлссон считают, что идея достойна изучения. В Институте Брода тоже так считают. Там выделили маленький грант в рамках программы поддержки учёных, «ныряющих в неизведанное» — так можно назвать некоторые исследования. Учёные хотят ответить на два вопроса. Первый, по словам Карлссон: как волк, живущий в лесу, стал собакой, живущей в доме? Второй — связаны ли страх и социальность у собак с теми же эмоциями, что у людей? Если да, то изучение собак поможет понять некоторые состояния человека, которые влияют на социальные отношения, например, при аутизме, синдроме Вильямса или шизофрении. Волчатам в Zoo Académie было всего три недели от роду, когда приехала группа учёных. Я появился на следующий день и прошёл в комнату, заполненную матрацами, учёными и волчатами. Люди ещё приходили в себя после почти бессонной ночи. Волчата в этом возрасте просыпаются каждые несколько часов похныкать и потрогать всякое тёплое тело в пределах досягаемости.

Волчицы помогают своим детёнышам мочиться и испражняться, облизывая их животики. Люди-волчицы массируют волчат с той же целью, но часто мочеиспускание непредсказуемо, так что главной темой разговоров, когда я приехал, было то, как волчата писают. Сколько, на кого и кто. Когда я вошёл в комнату, мне всучили волчонка — покачать на руках и покормить из бутылочки. Щенок был похож на мохнатую гусеницу, настойчивый, сконцентрированный, с абсолютно чёткой целью. Несмотря на шерсть, зубы и когти, волчата были голодны и беспомощны, и я не смог бы им помочь, но вспомнил, как держал на руках своих детей, пока они ели из бутылочки. Подозреваю, что тигрята и юные псовые так же неотразимы. Это свойство млекопитающих. Первая часть тестирования доктора Лорд — подтвердить её наблюдения, что критический период развития волков начинается и заканчивается раньше, чем у собак.

Лорд подготовила для тестирования волчат предметы, с которыми животные не могли столкнуться раньше, — жужжащий монстр из переплетённых птичьих перьев, штатив и детский мобиль. Каждую неделю учёные тестировали одного волчонка, так что никто из них не привык к предметам. Лорд приводила подопытных на маленькую арену с низкими бортиками и заведённым мобилем. Учёная могла спрятаться, чтобы не отвлекать волчонка. Видеокамеры фиксировали действия животных, показывая, как они сначала замирали, а потом ходили вокруг странного объекта, или уклонялись от него, или прямо подходили и обнюхивали. В три недели волчата были едва способны изучать территорию и почти всё свободное время спали. К восьми неделям, когда я вернулся, чтобы дать им порезвиться на мне, они буйствовали и были полны сил для исследований. Учёные не опубликуют свои результаты, пока наблюдатели, которые никогда не видели этих волчат, не посмотрят и не проанализируют видеозаписи. Но Лорд сказала, что специалисты по волкам признают: восьминедельные щенки уже пережили критический период. Они были столь дружелюбны ко мне и к остальным, потому что успешно социализировались. До и после теста Лорд собрала мочу, чтобы измерить содержание гормона под названием кортизол, уровень которого повышается во время стресса. Если волчонок на видео не приближается к жужжащему монстру, а уровень кортизола высок, это будет означать, что животное испытывает страх такой силы, которая останавливает исследовательскую активность. Это подтвердит продолжительность критического периода развития. Ещё сотрудники лаборатории собрали слюну для анализа ДНК. Они планируют использовать технологию ATAC-seq, в которой активные гены маркируются с помощью энзимов. Затем когда волчью ДНК скормят одной из современных машин, которые создают карты генома, на ней будут только активные гены. Доктор Женерё, которая выделяет и затем читает ДНК, считает, что «вряд ли» обнаружит желаемое. Она и другие учёные их группы планируют усовершенствовать методы, чтобы успешно отвечать на вопросы. Когда они вырастают На что похожи социализированные волки, когда они вырастают? Когда загадочный генетический механизм направляет собак и волков разными путями? Я также посетил Wolf Park в Батл-Граунд (Индиана) — 65-акровый зоопарк и научный центр, где управляющая Дана Дрензек и старший куратор животных Пэт Гудмэнн провели меня по территории и представили мне не только волчат, которых они социализируют, но и некоторых взрослых волков. В 1970-х мисс Гудмэнн работала с Эриком Клингхаммером, основателем Wolf Park; они создали модель социализации волчат 24/7, показывая им людей и потом — других волков, так что их подопечные понимают свой вид, но ещё и терпят присутствие и внимание людей, даже назойливых ветеринаров.

В длинном щенячьем вольере расставлены кровати и гамаки для волонтёров, живущих здесь круглосуточно, потому что волчатам сейчас девять и одиннадцать недель от роду. Там стоят пластиковые и фанерные укрытия для волков и разбросана куча игрушек. Похоже на игровую площадку для малышей. За исключением остатков пищи — непарная оленья ключица, голень и другие разнообразные кости — рёбра, ноги и плечи, иногда с кожей и мясом на них. Волчата были крайне приветливы со знакомыми волонтёрами и умеренно приветливы со мной. Взрослые волки, которых я встретил, были также учтивы, но держались на расстоянии. Два самца постарше, Вотан и Вольфганг, каждый лизнул меня по разу и отошёл. Тимбер, мать некоторых щенков (маленькая — всего 50 фунтов (22,6 кг — прим. Пер.)) изучила меня и тоже ретировалась на платформу неподалёку. Только Ренки, волк постарше, страдающий раком костей и передвигающийся на трёх ногах, позволил мне немножко почесать ему голову. Никого не обеспокоило моё присутствие. Никто не проявил большего, чем умеренный интерес. Никто не хотел реализовать или позаботиться о моём сильном желании видеть волков, быть рядом с ними, изучать их, трогать их. Я понял, как мощно визит к волкам влияет на отношение к животным. Я захотел вернуться и помогать взращивать волчат, и потом ещё возвращаться, чтобы сказать: взрослый волк знает меня.

Но ещё мне было интересно, правильно ли содержать волков в таких условиях. В дикой природе они передвигаются на большие расстояния и добывают пищу на охоте. Все эти волки были выведены в неволе и никогда не жили свободной жизнью. Но не было ли это фантазиями о жизни на лоне природы? Не были ли они из той же оперы, что и селфи с тигром в неволе? Что лучше для самих волков? Я спросил мисс Гудмэнн об этом. Она ответила: у работников парка есть идея, что если познакомить посетителей с волками, которые никогда не жили на воле, то это позволит людям больше заботиться о диких волках, о консервации, сохранении жизни для диких хищников, частью которых волки из парка никогда не станут. Как отметила Гудмэнн, Wolf Park работает и как зоопарк, и как научная станция. Студенты и волонтёры со всего мира соревнуются за право поработать здесь интернами и помогать во всём — от выращивания волчат до очистки мухоловок.

Да, это сильный аргумент в пользу зоопарков. Затем Гудмэнн усилила его. Она отметила, что один из интернов, Дуг Смит, работает над реинтродукцией диких волков в Йеллоустоунском национальном парке. Смит играл главную роль в проекте Wolf Restoration Project с самого его начала в 1995 году и стал лидером проекта с 1997 года. Я поймал Смита как-то утром в его офисе в штаб-квартире парка и спросил об интернатуре в Wolf Park. «Я вырастил четырёх волчат, спал с ними на матраце шесть недель», — сказал он. — «Это сильно повлияло на меня. Это было моей первой волчьей работой. И стало моей профессией».

После этого Смит отправился изучать диких волков в Айл-Ройал в Мичигане и работал с Дэвидом Л. Мичем, пионером в области изучения волков, старшим научным сотрудником Геологической службы США и адъюнкт-профессором Университета Миннесоты. И вот Смит приехал в Йеллоустоун, чтобы работать над восстановлением популяции волков в парке. Он сказал, что этический вопрос о содержании диких животных в неволе сложен, даже если прилагать все усилия для обогащения их жизни. Но места вроде Wolf Park имеют огромную ценность, говорит Смит, раз они дают людям «подумать о положении волков во всё мире и сделать что-то для них». В сегодняшней среде «с консервацией на бегу, природой на бегу, они (зоопарки — прим. Пер.) нужны нам», добавил Смит. И затем произнёс слова, которые говорят все специалисты по волкам: если даже волчонок выглядит как собака, он не собака. И держать волка или гибрида волка и собаки в качестве домашнего питомца — ужасная идея. «Если вы хотите себе волка», — сказал Смит, — «Заведите собаку». Автор: Джеймс Гормен Фото: Andrey Spear Перевод: «Плохие собаки» #интересноепровоков