Бемоль
Марина Пятая
Кот был большой, пушистый и с каким-то детским, беззащитным выражением на морде.
Владельцы, муж и жена, среднего возраста, обладающие совершенно незапоминающейся внешностью, были непреклонны:
- Мы хотим его усыпить!
Смена только началась, и ее начало мне сильно не понравилось. На первый взгляд кот не производил впечатления умирающего.
- Что с ним?
Широкие лапы кота, вжимающегося в смотровой стол и даже не делающего попытки удрать, наводили на мысли о тиграх или снежных барсах.
- Это кот моей бабушки. Она умерла, осталась кошка и вот он. Кошку мы пристроили, а кот старый, десять лет уже, никому не нужен.
На вид в коте было не менее 9 кг. Он собрался в тугой шерстяной комок, стараясь занимать как можно меньше пространства. Я протянула руку и почесала кота за удивительно маленьким для такого здоровяка ухом. Кот на ласку не ответил, но и не отстранился. Мне показалось, что он готовится встретить свою судьбу.
Я работаю сутками, я живу на другом конце области, человек, который ждет меня дома, не любит кошек и не раз об этом говорил - мне не нужен кот.
- Я заберу его к себе. Только переноску оставьте, пожа…
Конец фразы я договаривала захлопывающейся двери. Кинув на стол пару купюр «на корм», бывшие котовладельцы включили крейсерскую скорость и уже бежали по двору к автостоянке. Я взглянула на кота, который притворялся, что его здесь нет, и понеслась за ними. Пришлось бросаться наперерез машине:
- Как его зовут? Как зовут МОЕГО кота?
- Бим! - Прокричал в приоткрытое окно мужчина, ловко объезжая мою растерянную от скорости всего происходящего тушку.
Бим. Что он, сеттер, что ли? Еще бы Шариком назвали, или Трезором. Бим, бим и бом… будет Бемоль.
Так, Бемоль, раз ты сегодня не умрешь, а работать мне еще сутки, нам надо спрятать тебя от начальства. Вернувшись в кабинет, я застала кота в той же позе, с тем же неподвижным взглядом «вникуда». Хорошо хоть переноска есть. Извини, друг, до вечера посидишь в ней за диваном в ординаторской. Если спалимся, вылетим отсюда оба. Даже трое, а рисковать своим фельдшером я права не имею. Так что терпи и молчи. Пожалуйста!
Кот терпел и молчал. Он делал вид, что его здесь нет. Кажется, он и сам поверил в это.
Вечером, после ухода начальства, мы выпустили Бемоля размять лапы, поесть и посетить лоток. Когда через пару часов, завершив очередной прием, мы с фельдшером поднялись в ординаторскую, она оказалась пуста. Стол, шкаф, диван, раскладушка, переноска. Кота нет. Окно забрано решеткой, дверь закрыта, в клинике никого, кроме меня и фельдшера. Еще сорок минут поисков (в комнате 3х4) и мыслей о коте, который слишком поверил в то, что его нет…
Бима выдал блеск глаза и кончики усов. Огромный кот, сложившись вчетверо, спрятался за экраном батареи, где с комфортом могли бы разместиться разве что тараканы.
В квартиру Бемоль вошел на полусогнутых. Почти вполз. Весь его вид говорил: «меня здесь нет!».
- Это кто?
- Бемоль.
-Ты же знаешь…
-Знаю. Но это ненадолго, я его пристрою. Наверное…
Сложно пристроить кота, «которого нет». Странный кот с детской мордочкой прожил у меня примерно полгода. Я уговаривала его «быть», он соглашался из вежливости. Я заставляла его есть, а он не понимал, зачем еда тому, кого нет. Я гладила его, и он тарахтел, как положено, но никогда не приходил за лаской сам. Он старался не попадаться лишний раз на глаза, особенно тому, кто не любил кошек. Ведь не станешь сердиться на того, кого нет, правда?
Я должна была уехать на пару недель. Я привезла его на дачу к родным. Несколько дней он кое-как соглашался быть, и я уехала со спокойным сердцем.
Бемоль исчез за пару дней до моего возвращения. Кот, который согласился еще немного побыть только ради меня…
© Copyright: Марина Пятая, 2015
Свидетельство о публикации №215032001404
Кошачья работа. Лиля
Марина Пятая
При «дележке» пациентов отделения интенсивной терапии напарница протянула мне карту:
- Пиометра, сепсис. Ты такое любишь!
Британка лежала в боксе на боку, тяжело дыша. Бледные слизистые, серая шерсть слиплась сосульками, из-под хвоста вытекает гнойная вонючая жидкость. «Вытекает – это хорошо – подумала я. - Но, кажется, поздно…».
Два перфузора ласково мигали зелеными глазками, по прозрачным трубкам в кошку вливалось то, что должно было заставить ее жить. Смотрю в лист наблюдений. Температура, давление, назначения, анализы, диурез. Мало! Всего мало: температуры, давления, мочи, лейкоцитов. Только палочки стремятся ввысь. Картинка, как по учебнику. Все 16 часов реанимации показатели только ухудшаются. Такие не выживают.
- Допамин не справляется, подключай норадреналин.
- А где я возьму на нее третий перфузор? Остальные заняты!
- У хирургов отними, там сегодня спокойно.
Три перфузора на безнадежную кошку. Хорошо еще, что других критических сейчас нет, а то за умные машинки, отдающие лекарства кошачьим венам строго в нужном количестве, пришлось бы драться.
Еще 4 часа прошло. Температуру на грелке поддерживает на минимально допустимом уровне, давление удерживается только на максимальных дозах препаратов. Надо удалить гниющую матку, но в таком состоянии у меня ее не возьмет ни один анестезиолог.
Еще 2 часа. На попытки снизить дозу лекарств кошка отвечает попытками умереть.
- Доктор, Вы считаете, надежды нет?
- Мне очень жаль. Если она доживет до вечера – это будет чудо…
Согласие на эутаназию и кремацию, со следами мокрых клякс, подкалываю в карту. Карту дописать и в архив. Кошку… в пакет и в холодильник.
Стою около бокса. Какая эутназия, отключи умные машинки, и она сама уйдет за несколько десятков минут... Фельдшер приносит черный пакет. Кошка чуть поворачивает голову, и ее полуприкрытый желтый глаз следит за моими движениями. Ее. Глаз. Следит…
- Погоди, успеем. Оставь пока все как есть.
Надо объяснить коллегам мое нежелание поскорее прекратить кошачьи мучения.
- Такую классическую картину сепсиса не часто встретишь. Хочу посмотреть развитие и ответ на вазопрессоры. До конца смены. А ей все равно, она почти без сознания.
Фельдшер послушно меняет шприцы в перфузорах и отмечает каждый час кошачьи витальные показатели. К ночи удается немного снизить дозу лекарств, оставив кошку живой.
Ухожу домой, не надеясь застать Лилю утром. Оставляю минимальные назначения и напутствие «Начнет умирать – помоги».
Утром на вопрос: «Лилю упаковали?» ночная смена, позевывая, отвечает:
- Да что с ней сделается, завтракает твоя Лиля.
Шутка? Ночью привезли такую же британку и теперь меня разыгрывают? В Лилином боксе тощая серая кошка, стоя на подкашивающихся лапах, с аппетитом вылизывала миску. К ней вел только один прозрачный проводок, по которому в вену медленно вливался антибиотик.
Так не бывает! Ее можно прооперировать, кошка будет как новая.
И что теперь делать мне? Вот он, час расплаты за нарушение инструкций. Усыпить Лилю сейчас, чтобы все сошлось по бумажкам? Бред.
Иду к начальству, предупреждать, что, кажется, на меня подадут в суд за мошенничество (эутаназия и кремация оплачены, услуга не оказана) и моральный ущерб. Получаю свою порцию заслуженной головомойки. Теперь самое сложное. Через силу протягиваю руку к телефону. Сейчас Лилины хозяева разорвут МарьСанну на тысячу маленьких ветеринарчиков. И поделом.
- Здравствуйте, это из клиники… Я по поводу Лили… Понимаете, так получилось…
- Я буду через сорок минут! Я сейчас буду!
Меня не разорвали на тысячу маленьких марьсанн.
Меня полили слезами благодарности.
Лилю прооперировали в тот же день, а еще через пару дней она отправилась домой. Потом я видела их с хозяйкой, когда Лиле снимали швы. Хозяйка говорила о чуде, я поддакивала «Да, чудо, конечно чудо!». Кошка заметно поправилась, шерсть блестела, и желтые глаза смотрели спокойно и уверенно. Она-то знала, что той ночью, одна, в боксе - она просто захотела жить. И выжила.
© Copyright: Марина Пятая, 2015
Свидетельство о публикации №215032100410
Кошачья работа. Варька
Марина Пятая
- Маааау! Мяааааааау!
Звук отражается от стен подъезда, порождая эхо, дробится об перила, скатывается по ступенькам.
На лестничной клетке, между вторым и третьим этажами, сидит нечто, исторгающее эти отчаянные вопли. Вопли гораздо больше, чем «нечто» - полосатое, мелкое, лысоватое, на кривеньких лапках, с раздутым животом. Нечто верит, что его одиночество в чужом подъезде – это какая-то досадная ошибка. Надо только погромче покричать, чтобы вспомнили о нем и исправили недоразумение. Кто должен исправить? Нечту все равно. Кто-то должен, совершенно точно.
Рядом с котенком лежит пупка варено-копченой колбасы, с металлической клепкой и веревочкой. Кто-то пожалел кроху, а что котенок не в состоянии разгрызть твердокаменный высохший кусок – так то его проблемы. Значит, не голодный.
Котенок бросается мне под ноги, трется об ботинки.
Зверь, мне не до тебя. Моя жизнь летит под откос. Я иду в магазин, чтобы приготовить ужин на двоих. Пока еще на двоих. Тот, кто придет к ужину, не любит кошек. У нас уже есть хорек – он считает, что этого довольно. Извини, зверь, пусть о тебе позаботится кто-нибудь другой.
Через полтора часа возвращаюсь домой.
- Мяаааау! Маааау! Мыааау!!!
Что он, так и орет все это время? И не охрип. Эй, зверь, пойдем. Только сам, у меня руки заняты. Вот так, по ступенькам, до пятого этажа. Да не торопись так, я тебя подожду.
Извини, я тебя помою. Не знаю, где ты испачкался, но такую вонючку я дома держать не собираюсь. О, ты еще и кошка. Не было печали, купила баба порося. Мокрая ты еще страшнее. Сиди, сохни пока.
- Это еще что?
- Котенок. Не красавец, конечно, зато характер хороший.
- Ты же знаешь…
- Знаю.
- Я против!
- Кажется, мне уже все равно…
Щелкнул дверной замок. Ну что ж, значит, у меня есть два ужина. Завтра можно не готовить.
Ну что, высохла? Вот твой лоток, это миски. А вот и хорь, позевывая, выползает из своего любимого угла.
Бум-бум-бум – оплеухи по хориной морде. «Этттто что еще за гости?» - обиженный хорь забирается ко мне на колени.
Швисс-швисс-швисс – скребет кошачья лапа по линолеуму, брезгливо «закапывая» миску с сухим котеночьим кормом.
Шкряб-шкряб-шкряб – скребет та же лапа в другом углу, и я несусь туда с тряпкой, ликвидировать «аварию».
Ну все. Мое терпение иссякло. Либо ты принимаешь мои правила: есть, что дают, гадить в лоток и дружить с хорьком - либо отправишься обратно. Все это я подробно разъясняю кошке, не надеясь, впрочем, на понимание. Мне все равно. Мне нет дела до всех кошек мира. Я уношу к кровати бутылку красного вина и запиваю им таблетки. Приходит забытье. Я давно уже могу заснуть только так.
Утром первое, что я вижу, открыв глаза – это полосатую морду. Убедившись, что я проснулась, котенок спрыгивает с моей подушки и несется к лотку. Проверяет – смотрю ли я?
Швис-швис-швис – наполнитель разлетается под настойчивыми кошачьими лапами.
Хрям-хрям-хрям – хрустит на кошачьих зубах корм.
Хорек в недоумении: то же полосатое нечто, которое вчера выгибало спину дугой, поднимая жалкое подобие шерсти в попытке сделаться крупнее, и дралось лапами по морде, сегодня скачет вокруг, предлагая поиграть.
Ну надо же. Какая понятливая кошка оказалась. Что ж, договорились. Живи. Давай придумаем тебе имя.
© Copyright: Марина Пятая, 2015
***********
Реальные истории про животных
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 12