Стиснув зубы, лётчик повёл самолёт в атаку. Как только взорвалась торпеда, горящее вражеское судно начало уходить под воду...
Придерживая штурвал правой рукой, левой лётчик ощупал ногу. В меховом сапоге было мокро от крови. Стрелецкий чувствовал, что зацепило крепко. Как жаль, что штурман Николай Афанасьев в другой кабине ! Будь он рядом - перевязал бы рану, помог пилотировать машину.
Штурман, встревоженный тем, что самолёт то теряет высоту, то неожиданно взмывает, уже несколько раз допытывался:
- Что с тобой, Петро ?
Лётчик отмалчивался. Да и что он мог ответить ? Сказать правду ? Как тогда почувствуют себя штурман и стрелок, у которых нет никакой возможности помочь командиру ? Зачем расстраивать их...
Стрелецкий отстегнул от планшета длинный ремешок и стянул им перебитую ногу. Так хотя бы кровь не хлестала из раны.
Штурман Афанасьев почувствовал недоброе. Он как можно прямее проложил курс и снова спросил:
- Что случилось, Петро ?
Они были близкими товарищами и даже в полёте называли друг друга по имени.
- Ты слышишь, Петро ? - настойчиво переспросил Николай.
- Слышу, - глуховатым голосом ответил лётчик - Я ранен.
Штурман попытался узнать подробности. В ответ услышал:
- Потом...
Афанасьев понял, что лётчику трудно говорить. И уже сам, не спрашивая у командира разрешения, продиктовал старшему сержанту Трусову радиограмму: "Задание выполнил, имею на борту раненого".
Стрелецкий не знал об этом. Не знал, что на аэродроме уже стоит наготове санитарная машина, что люди с тревогой смотрят на небо, прислушиваются.
- Петро, как ты там ? - с тревогой спросил штурман.
Стрелецкий разжал пересохшие губы.
- Ничего, тяну...
Лететь оставалось самое малое пару часов. Боль усиливалась, и, чтобы хоть немного отделаться от неё, Стрелецкий старался думать о чём - нибудь постороннем. Вспомнил, как отец, вытаскивая однажды иглой занозу из пальца Петра, приговаривал: "Ты думай, сынок, про другое, тогда и болеть меньше будет".
Это было очень давно. Отец - высокий, статный, с большими усами - казался тогда самым сильным. А может, и не казался. В Криничном все считали Фёдора Стрелецкого геройским человеком. В Первую Мировую войну храбро дрался с немцами и вернулся домой с 12-ю ранами. В детстве Петр думал, что именно потому отца выбрали сначала председателем Криничненского сельсовета, потом председателем колхоза имени Ленина.
Стрелецкого знобило, по телу ползли мурашки. Что - то похожее на это он испытал ещё мальчишкой, слушая рассказ матери о том, как её избивали в 1918 году. Почти сразу же после рождения сына отец ушёл из села. Приближались белополяки, и он вступил в отряд красных партизан. Враги требовали, чтобы Мария Стрелецкая сказала, где её муж и остальные партизаны. Она молчала. Её били, но она так ничего и не сказала.
Потом в село пришли петлюровцы. И опять жену красного партизана Фёдора Стрелецкого допрашивали, опять били, а она молчала...
Где теперь мать ? Отец воюет, это Пётр знал точно. Давно уже невоеннообязанный, он всё - таки настоял, чтобы его взяли в армию. Написал сыну, что к 12 старым ранам прибавились ещё две.
В шлемофоне послышался голос штурмана:
- Скоро будем дома.
Увидев полоску аэродрома, Стрелецкий решил идти на посадку с ходу, не делая положенного круга. Но, чтобы нацелить машину точно на прямоугольник посадочной полосы, всё равно надо было довернуть и, как на грех, влево. Лётчик сдвинулся вниз, чтобы помочь раненой ноге всей тяжестью тела. От этого боль стала просто нестерпимой.
Посадочная полоса стремительно бросилась под колёса торпедоносца. Теперь оставалось одно - притормозить, чтобы самолёт не вынесло на аэродром. Ткнувшись колёсами в снег, он перевернётся, скапотирует. Притормаживая, надо точно выдерживать направление, чтобы мчащуюся на большой скорости машину не занесло. Если это случится, то самолёт завалится набок.
Лётчик двигал педалями, а боль росла, и что - то острое вонзалось в ногу всё глубже и глубже...
Когда открыли кабину, Стрелецкий не двигался. Он потерял сознание. Весь пол кабины был красным от крови.
Более 4 часов Николай Афанасьев и Иван Трусов не отходили от дверей операционной. Наконец вышел врач. Штурман и стрелок - радист вскочили.
- Что с ним ? - встревоженно спросил штурман.
- Если говорить по - нашему, - ответил врач, - то у него слепое ранение с нарушением целостности всех костей левого коленного сустава и бедренной кости. Отсутствуют верхние 7 сантиметров малой берцовой кости и треть коленного сустава. Выколото 3 сантиметра бедренной кости. А проще говоря - длина раны 32 сантиметра.
- И он с этой раной вёл самолёт 2 часа 26 минут ! - сказал штурман.
Доктор покачал головой:
- Удивительный человек. Ногу мы постараемся сохранить, а вот за то, что он вернётся в строй, ручаться трудно.
В строй Пётр Фёдорович Стрелецкий всё же вернулся. И вернулся с "Золотой Звездой" Героя. Указ застал его в госпитале. А после госпиталя Стрелецкий прослужил ещё 13 лет. Гвардии Капитан стал Гвардии Полковником.
Демобилизовался он в 1957 году. Живя под Москвой, работал инженером на машиностроительном заводе. Ленинград и ленинградцев не забывал. Особенно хирурга Фёдора Марковича Дановича и медицинскую сестру Анну Ивановну Юрзину. Часто передавал им приветы. Он ведь был обязан им многим.
И ещё одну ленинградку не забывал Пётр Фёдорович - Анастасию Соловьёву. Это её кровь переливали раненому лётчику: 6 раз по 250 граммов ! После войны Пётр Фёдорович хотел разыскать её, поблагодарить, но не нашёл. Ведь кроме имени и фамилии Стрелецкий ничего не знал.
Нет комментариев