Марш дистрофиков
Если в начале войны почти каждый немецкий солдат был уверен, что скоро он победным маршем пройдет по Красной площади, то после Сталинградской битвы, во время которой гитлеровская армия понесла огромные потери, стало понятно, что их планам сбыться не суждено. К сталинградским потерям фашисты относили не только убитых, но и тех, кто попал в плен. А последних было не мало — 111 465 человек. И это — не считая порядка 9 000 солдат вермахта, оказавшихся в госпиталях. Кроме того, здесь не были учтены и те военнослужащие, что умерли по пути во фронтовой лагерь для военнопленных, организованный в пригороде Сталинграда — в районе поселка Бекетовка. А умирали они тысячами: истощенные, деморализованные, завшивленные, обмороженные, больные тифом, лишенные конечностей, они напоминали зомби.
Именно потому переход пленных немцев из разрушенного Сталинграда в Бекетовку впоследствии был назван «маршем дистрофиков».
После Курской битвы, освобождения Левобережной Украины и Киева количество военнопленных значительно выросло. По мере того, как Красная армия одерживала новые победы, боевой дух немецких войск падал, и солдаты вермахта сдавались в плен целыми подразделениями.
В плену
После войны все бывшие солдаты вермахта, потерявшие трудоспособность — больные и инвалиды — сразу же были отправлены на родину. Остальным же предстояло потрудиться на благо страны, которую они разрушили.
Их жизнь в лагерях не было легкой. Но! Она не шла ни в какое сравнение с жизнью советских военнопленных в нацистских лагерях. Это убедительно доказывают и цифры (в немецких концлагерях погибло 58% военнопленных, тогда как в советских — 14,9%), и воспоминания самих немцев, и архивные документы, согласно которым, например, в лагере №97 НКВД СССР, организованном под татарской Елабугой, гитлеровцев кормили лучше, чем жителей города. Паек военнопленного состоял из 200 г хлеба, 100 г соленой селедки, 500 г вареного картофеля, 100 г вареной крупы, сахара, чая и солодового напитка. Офицеры и те, кто был сильно истощен, дополнительно получали сухофрукты, яйца, сливочное масло, молоко, тушенку. А работавшие елабужане довольствовались 400 г хлеба, несколькими клубнями картошки и солеными огурцами.
Военнопленные трудились преимущественно на лесоповалах и стройках. Но квалифицированные специалисты получали возможность работать по специальности. Так, например, архитектор Пауль Шпигель спроектировал здание Государственного архива кинофотодокументов в Красногорске.
При этом немцам не приходилось работать сутками, их рабочий день составлял 8 часов. Им даже платили зарплату (!) от 7 до 30 рублей. А тем, кто перевыполнял норму, увеличивали паек и выдавали небольшую денежную премию. К тому же бывшие солдаты вермахта имели возможность получать посылки и денежные переводы от родных из Германии.
Две Германии
К 1950-м годам народное хозяйство СССР было практически восстановлено, поэтому немецких пленных отправили по домам — в теплых вагонах, снабженных бельем, мылом, табаком и лекарствами. Кто-то из них даже вез с собой советские фотоаппараты и часы, купленные на заработанные деньги. Они считали, что дома их ждут с нетерпением, и даже не задумывались о том, что Германии, которую они помнят, уже не существует. Теперь она состояла из двух частей – социалистической ГДР и капиталистической ФРГ.
Сначала все репатрианты прибывали во Франкфурт-на-Одере, где располагался сборный лагерь МВД №69. Далее — в зависимости от места прежней прописки — их распределяли между ГДР (зоной советской оккупации) и ФРГ (зоной оккупации союзников). Тех, кто оказывался в Западной Германии, направляли в специальный пункт, где представители службы БФФ (орган контрразведки и политического сыска ФРГ) подробно расспрашивали их о жизни в советском плену. В случае, когда ответы на поставленные вопросы устраивали контрразведчиков, бывшим пленным разрешали вернуться домой и воссоединиться с семьей. Прочих задерживали до выяснения всех обстоятельств, а порой отдавали под суд.
Если же возвращаться репатрианту было некуда, то первое время государство помогало ему с адаптацией: предоставляло место в пансионе, регистрировало на бирже труда и даже платило пособие по безработице — 80 марок. Этой суммы едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду.
В ГДР было чуть проще. Бывшие пленные, пройдя лагерный карантин, получали документы, после чего их ставили на учет и выдавали продовольственные карточки, которыми они пользовались до тех пор, пока не найдут работу. Этот приятный бонус «окупался» тем, что за всеми их действиями следила служба безопасности Штази.
В Германию вернулись более 2 млн бывших военнопленных, и около 150 000 остались в Советском Союзе.
Синдром одинаковых снов
К новой жизни оказались готовы далеко не все репатрианты. Одни из них по-прежнему сожалели о крахе «Великой Германии». Другие остро ощущали свою ненужность. За время войны немецкие женщины стали самостоятельными — научились зарабатывать, освоили специальности, прежде считавшиеся мужскими, занимали руководящие должности. Их мужья, вернувшиеся из плена, остались не у дел. В связи с чем росло количество разводов в обеих Германиях.
Прошлое не отпускало бывших солдат вермахта, выливаясь в нервные заболевания, сердечные болезни и алкоголизм. Их мучили ночные кошмары — похожие настолько, что появился даже термин «синдром одинаковых снов». Один из самых распространенных снов описывался так: «Якобы я приехал в Германию на побывку, и тут приходит уведомление вернуться обратно в советский лагерь. Я бегу в лес, а там меня встречают мертвецы с автоматами. И от них не скрыться».
В итоге многие солдаты и офицеры, оказавшиеся на родине после войны и плена, вместо того, чтобы радоваться, наконец, жизни, сводили с ней счеты, спивались и умирали от инфарктов.
От первого лица
Солдат вермахта Вальтер Вард вернулся в Германию в 1950 году. На вокзале его встречала мать. Когда они зашли в троллейбус, пассажиры начали возмущаться, как этого «грязного бомжа» пустили в транспорт. Дома его ждал брат Вильям, ставший инвалидом после тяжелого ранения. Вальтер вспоминал, что еще долго после возвращения просыпался с криком из-за ночных кошмаров.
Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман после трех лет лагерей вернулся в Германию, которой требовались рабочие руки на стройках, но никак не военные. Поэтому у него и его собратьев по несчастью не было ничего — ни дома, ни работы, ни нужной стране профессии. Их всячески притесняли, постоянно делали замечания и поучали, как надо себя вести в обычной жизни: «На нас смотрели с отвращением, как будто мы были каким-то остатком грязи, которую они должны очистить».
Бывший артиллерист Зигфрид Кнаппе вспоминал, что, вернувшись, он и его сослуживцы ощущали себя людьми второго сорта. Сограждане не хотели видеть бывших солдат вермахта ни в ресторанах, ни в других публичных местах. По мнению Кнаппе, трудности адаптации к новой жизни возникали еще и потому, что большинство немецких солдат, отправляясь на фронт, верили: «они вынуждены атаковать, чтобы не быть атакованными». Они шли защищать родину от Советского Союза, якобы планировавшего уничтожить немцев. Теперь же получалось, что их жизнь была потрачена впустую — на несправедливую войну, к тому же проигранную ими.
В итоге Кнаппе счел за благо переехать в Америку вместе с семьей.
Данные разнятся
Точное количество немецких военнослужащих, попавших в плен за годы войны, неизвестно. Согласно советской статистике, в плен было взято 2 389 560 гитлеровцев. Но немецкие источники называли совсем другую цифру – 3 486 000. Разница — почти миллион! Откуда же она взялась? Возможно, учет военнопленных был недостаточно отлажен. К тому же немцы, попадая в плен, частенько выдавали себя за лиц других национальностей, опасаясь мести со стороны советских граждан.

Галина БЕЛЫШЕВА
«Архивы ХХ века» № 3, 2025