"Один мельник, умирая, не оставил своим трём сыновьям никакого другого наследства кроме мельницы, осла и кота. С разделом недолго возились и обошлись без помощи приказных, потому что они обобрали бы всё до нитки.
Старший брат взял себе мельницу.
Второй — осла.
А младшему дали кота.
Он был неутешен, что досталась ему такая дрянь.
— Братья, — говорил он, — согласясь между собою, могут честно зарабатывать себе кусок хлеба, а мне, несчастному, когда я съем своего кота и сошью из его шкуры рукавицы, придётся умирать с голоду.
Только вдруг Кот, который слышал эти речи, но не подавал и виду, что их слушал, и говорит спокойным серьёзным тоном:
— Не горюй, хозяин, а дай ты мне лучше мешок, да закажи мне пару сапогов, чтобы не больно было ходить по кустам, и увидишь, что ты не так обделён, как думаешь".
"Тургеневский" перевод "Кота в сапогах" царствовал в русской литературе почти столетие. Но время шло, и лексика середины девятнадцатого века с "ветрогонами" и "дичиной" в изменившемся мире уже оказалась устаревшей. Поэтому в середине пятидесятых выходит новый перевод "Кота в сапогах", сделанный писательницей и переводчицей Тамарой Габбе, о которой я уже рассказывал в этом цикле книг. Вот в этом издании 1955 года, собравшем под одной обложкой переводы французских сказок Габбе и Любарской, советские дети впервые прочли:
Нет комментариев