Он — зрелый и холостой тридцатилетний мужчина с квартирой недалеко от центра Москвы. Образованный, тихий, немного зажатый, очень добрый и мягкий. Но, вопреки всем предрассудкам, они искренне полюбили друг друга, и уже через полгода знакомства Рома представил Олесю родителям. Встреча не задалась с самого начала. В особенности со свекром. Рома, конечно, немного рассказывал о замашках отца, но в подробности не вдавался. Просто говорил: «Человек тяжелый, дотошный, любого до ручки доведет», а как именно, не пояснял. Впрочем, Олесе, до последнего верившей, что муж преувеличивает, это еще предстояло узнать. Антон Палыч и вправду оказался человеком со сложным характером. Высокий тучный мужчина за шестьдесят, в полном расцвете сил, бодрый и телом, и душой. Но на этом плюсы, к сожалению, заканчивались. «С головой у Палыча совсем беда», — твердили и родственники, и соседи. Поначалу свекор показался Олесе обычным сварливым дедом. Ну да, кряхтит время от времени, на молодежь жалуется. Советы непрошеные любит раздавать, называя их старческой мудростью. «Подумаешь, пожилой советский человек! Что ж теперь, дурака из него делать? Мама всегда говорила, что к любому человеку подход найти можно!» — успокаивала себя Олеся. Да только ее добродушный настрой себя не оправдал. — Вот молодежь, Людка! Что за молодежь! Полгода встречаются, а под венец не идут! Небось, «кувыркаетесь» уже, до свадьбы-то? Позор, да и только! — Поцокал языком Антон Палыч и дернул себя за густой ус. То был его излюбленный жест в моменты нравоучений. — Вы вот что: или давайте женитесь, или расставайтесь! У нас вон с Людкой в свое время все по-людски было. Познакомились, повстречались, свадьбу сыграли, а там уж и до тебя, Ромка, дело дошло. Вот так правильно. Да, мать?

Людмила Аркадьевна послушно кивнула, стоя у плиты. Вид у нее был усталый: руки не слушались, веки слипались, взгляд потух. Лишь потом Олеся поняла, почему свекровь казалась такой забитой. Сказывались долгие годы, прожитые под одной крышей с мужем. Людмила Аркадьевна по натуре своей была кроткой, покладистой домохозяйкой, недаром Ромке характер от нее достался. Вот только партию она себе выбрала никудышную. Антон Палыч весь пошел в отца: бывший мент, с суровым, властным характером. Он так и не научися разделять семью и работу, а потому устроил в собственном доме самую настоящую тюрьму. Вечно эксплуатировал бедную женщину как прислугу, не давая ни минуты передышки. То рубашка не так поглажена, то суп пересолен, то полы плохо намыты. «Дисциплина — основа всего!» — крутя между пальцами ус, повторял он. Особенно Палыч жаловался на воспитание сына. — Сопляка из Ромки вырастишь! А он мужиком должен быть! Бабе спуску давать нельзя! Ты меня понял? — рявкнул Антон Палыч и стукнул кулаком по столу, глянув на десятилетнего Ромку. Тот зашуганно кивнул и убежал в свою комнату. Маму плачущую успокаивать. Узнав об этой истории от Людмилы Аркадьевны, Олеся стала смотреть на Рому совсем другими глазами. Оказывается, всю жизнь его воспитывали в жестком патриархате, пытались сделать из него мужлана, неспособного на проявление чувств, зато готового поднять руку на женщину. А он все равно вырос нежным и заботливым и ни разу ее не обидел. И все бы ничего, если бы не свекор. Невзлюбил он Олеську с первой же встречи. Не переставал капать сыну на мозги и обвинять невестку в ее меркантильности. Мол, не любит она тебя, а только квартиру хочет получить. Муж на провокации не велся, но и в открытый конфликт не вступал: не в его характере ссориться. А вот Олеся негодовала. Она здесь из-за квартиры? Что за вздор?! У Ромы есть своя однушка, досталась ему от покойной бабки. Та переписала ее на мать, Людмилу Аркадьевну, а уже мать отписала дарственную сыну, только и всего. И где же во всем этом нашли коварство бессовестной Олеси? Ума не приложить! С каждым разом женщина все больше убеждалась в неадекватности свекра. Выяснилось, что Антон Палыч к тому же падок на алкоголь. Пил он не часто, три-четыре раза за полгода: то ему отпраздновать надо, то помянуть кого. Но уж если напивался Палыч, то на уши ставил весь дом! Совсем у деда с головушкой беда приключалась. Олеся с испанским стыдом вспоминала Новый год, который она однажды решила провести с родителями мужа. Тогда они устроили большое застолье: гремел старый телевизор, перед длинным накрытым столом носилась запыхавшаяся Людмила Аркадьевна. Пригласили толпу соседей такого же сомнительного контингента, как и глава семейства. Свекор напился до такого состояния, что прилюдно снял штаны и с нависшим пузом принялся танцевать под Юру Шатунова в одних лишь трусах. А после того, как жена брата сделала ему замечание, Палыч как с цепи сорвался: принялся кулаками размахивать да матом крыть. — Я сам себе система! — в пьяном угаре ревел Палыч, валясь с ног и грозя кулаком. — Высшее общество, мать его растак! А тебя я сейчас вообще из окна выкину!

Наутро Антон Палыч мучился от похмелья и жуткой головной боли. Однако все отрицал, мол, не помнит такого. И так делал каждый раз, насколько поняла Олеся. После того случая на Рому, которому было ужасно стыдно за отца, она не обижалась, но зареклась: больше они к его родителям на праздники не поедут. Правда, глубоко в душе еще теплилась надежда, что все изменится, и она снова и снова продолжала приезжать в квартиру к свекрам. Большое давление на нее оказывали и родственники. Вся родня оправдывала Антона Палыча. Мол, он очень долго к людям привыкает, ну такой вот человек. Семью, видите ли, бережет, охраняет. Олеся только смеялась в ответ. Бережет, как же! Жену бедную зашугал, служанкой сделал, сына пытался под себя продавить, хорошо хоть тот вовремя съехал… Это от него, сумасшедшего, семью охранять надо! А сестра его, Ольга, тоже оказалась с приветом. Все пыталась Олеську убедить, что причина такого поведения — не в генетике или воспитании, а в гороскопе. Палыч родился в год дракона, вот и пышет на всех огнем. На такие заявления Олеся могла только молча кивать — она не собиралась переубеждать родственников в невоспитанности свекра, но мысленно крутила пальцем у виска. Свадьбу они с Ромой сыграли скромную, на пятый год отношений. Пригласили только самых близких родственников и друзей. Правда, без любящих покутить соседей, которых зачем-то привел с собой Антон Палыч, и тут не обошлось. И хотя выпил свекор немало, до самого вечера он просидел за столом с недовольным лицом. Даже танцевать под песни молодости не пошел, да и слава Богу! И все бы ничего, только и тут свекор сумел подпортить всем настроение. К концу свадьбы он прилично набрался и решил подсесть к родственникам со стороны невесты. Уговаривал отца Олеси пропустись по маленькой, но тот был человеком верующим, непьющим. И тут у Антона Палыча совсем язык развязался. — Сын-то мой совсем с дуба рухнул, — посмеивался свекор. — Девку себе какую-то нашел, а не бабу. Они ж с вашей Олеськой спелись, когда моему тридцатник стукнул! Ваша-то молодухой совсем была: к детям, видите ли, не готова, по дому ничего не умеет. Да что ж это такое? — все пыхтел он, разводя руками, а затем мотнул головой, чуть не уткнувшись носом в салат. — Ничего, долго они не проживут. Это сейчас они молодые. А время пройдет, и, помяните мое слово, найдет Олеська нового мужа! Помоложе да побогаче… Но время шло, а в семье пары царили идиллия и любовь. К родственникам мужа Олеся не ездила — ограничивалась звонками Людмиле Аркадьевне. Поведение свекра на свадьбе сильно обидело молодую жену и опозорило ее перед родителями. Те не стали закатывать скандала, но заступились за дочь и жестко поставили Антона Палыча на место. Это привело его в бешенство! С ним несогласны, с ним пытаются спорить — да как это так?! С тех пор свекор затаил обиду на родителей невестки. — Скучные они, не пьют, не танцуют! Да и дочь не по заветам Божьим вырастили. Профурсетка она самая настоящая! — Свекор громко ударил пустой стопкой по столу. — А сами чуть не с пеной у рта кричат, какие верующие! Такие гадости в адрес своей семьи Олеся услышала на Рождество. Тогда они с мужем в прекрасном настроении приехали поздравить родителей, тем более, на днях Олеся узнала, что беременна. Она так надеялась, что хотя бы один вечер в компании свекра пройдет гладко, все же такая новость: у него будет внук! И все бы ничего, да только тот сразу поднял тост, а это априори ничем хорошим закончиться не могло… Из-за стола Олеся встала жутко раздосадованной. В гневе заявила, что ноги ее больше не будет в этом доме, и ушла вместе с Ромой. Свекор только посмеивался, подливал да закусывал, глядя им вслед. Так и пролетели следующие девять месяцев. Всю беременность Олеся пресекала все попытки Людмилы Аркадьевны наладить их общение с Антоном Палычем. Не приехала она к ним и после родов. Только свекровь на выписку позвала, да и то ради мужа: Ромка настаивал, что мать ни в чем не виновата и имеет право увидеть внука. А отец и сам не приедет, зови не зови: что ему по городу таскаться, когда у детей машина под боком? Пусть сами внука привозят. Впрочем, Олесю такой расклад более чем устраивал: чем меньше в ее жизни свекра, тем лучше. И вот Кирюше уже восемь месяцев. За все это время Антон Палыч ни разу не приехал посмотреть на внука: до победного настаивал, что привезти его обязаны родители. С горем пополам Олеся согласилась на уговоры мужа. Приехали они к родителям в гости, подарков закупили, Кирюшу привезли. Да и повод был хороший: годовщина у свекров, как ни крути. Антон Палыч, справедливости ради, внука приласкал. — Ух, наша порода! — воинственно произнес дед, сидя за общим столом, и вдруг обратился к невестке. — Ты это, Лесь, вот что: на днях гулять с Кирюшей пойдешь, до поликлиники дойди. Там справку возьмешь, по ней продукты с молочной кухни получать будешь.

Муж возразил: — Бать, ну ты чего? Не нужны нам никакие подачки! Они же государственные, для поддержки созданы, для тех, у кого трудности. А я вполне в состоянии сам обеспечить нашу семью! — Рома усмехнулся и отпил из чашки. Вот только свекор юмора не оценил. Напыжился, покраснел. Внука свекрови отдал, а сам о стол локтями оперся, сплетя пальцы в замок: — А ты поперек отцовского слова не перечь! Велено, так пусть идет! — Никуда Олеся не пойдет, я сказал, — настоял Рома, вдруг показав характер. Олеся удивленно глянула на мужа и переглянулась со взволнованной Людмилой Аркадьевной. — Мы сами разберемся, что и как нам делать, без твоих указов! — Ах, вон оно значит как! Спорить со мной вздумал?! Да у тебя еще молоко на губах не обсохло, щенок! — взревел Палыч, ударив кулаком по столу, и вдруг подскочил со стула, размахивая руками. — А ну выметайся из моего дома! Паршивец ты эдакий! Дважды просить не пришлось — в тот же вечер, толком и не отметив праздник, семья в ужасном настроении уехала от родителей. Олеся всю дорогу проплакала, но Роме удалось успокоить ее. Да и Кирюша чувствовал состояние матери — нужно было срочно брать себя в руки. И Олеся взяла — на следующий день, когда свекровь позвонила, чтобы в очередной раз извиниться за поведение деда, заявила: «Все, хватит. Больше вашего мужа видеть не хочу». Людмила Аркадьевна пыталась переубедить невестку: «Да он нервничал в тот вечер!», «да у него Спартак проиграл!», «да он уже отошел, понял ошибку!». Но Олеся больше не велась на подобную чушь: слыхала она про эти «понятые» ошибки миллион раз. Все, хватит с нее! Женщина твердо заявила, что больше ни на какие праздники они с мужем к ним не приедут, да и самого Антона Палыча у себя в гостях видеть не хотят. Ромка пусть к родителям ездит, пусть даже внука иногда привозит, ради Бога, но ее ноги в той квартире больше не будет! Родственники разводили руками: «как же так?», «зачем рубить с плеча?» Но она уже и не оправдывалась. Никто из них по-настоящему не понимал ее боли. Она до последнего билась за расположение Ромкиных родителей, из кожи вон лезла, чтобы понравится свекру. Но тот всегда, от начала и до конца, относился к ней пренебрежительно, свысока. Больше терпеть Олеся не собиралась. Только осознав, что свекор неисправим, и все надежды на крохотные изменения в его поведении — не более чем фантазии, Олеся успокоилась и переключилась на заботы о счастье своей семьи. автор Карина