Предыдущая публикация
*Сотворение кувшина*
— А может быть, — душа человека
обитает в его руках? Порой мне кажется,
что наши руки не делают и половины
того, что следовало бы, а головы и вовсе
не работают ...
*Рэй Брэдбери* Золотые яблоки солнца*
обитает в его руках? Порой мне кажется,
что наши руки не делают и половины
того, что следовало бы, а головы и вовсе
не работают ...
*Рэй Брэдбери* Золотые яблоки солнца*
О, вечная мука гончарного круга,
Творца и творенья отчаянный бой!
Из праха, из глины, замешанной круто,
Рождается тело, познавшее боль.
Струится под пальцами потная глина,
Тоскует отброшенный лишний ломоть...
Как страшно рождаться! Нагая, без грима,
Вздымается ввысь бессловесная плоть.
Куда от тебя убежать, испытанье
Огнем и водою?.. Но кончится суд,
И будет звенеть благодарностью тайной
Измученный, злой, сотворенный сосуд.
Он заново создан и послан на землю,
В родной и опасный земной неуют;
Кто знает, какому он глянется зелью,
Какое вино в него люди нальют...
Но как бы и что бы судьба ни решала б —
Он Мастером вылеплен. И до конца
В задумчивом отзвуке, в теле шершавом
Пребудет рука и дыханье творца.
*Юлий Даниэль*
Творца и творенья отчаянный бой!
Из праха, из глины, замешанной круто,
Рождается тело, познавшее боль.
Струится под пальцами потная глина,
Тоскует отброшенный лишний ломоть...
Как страшно рождаться! Нагая, без грима,
Вздымается ввысь бессловесная плоть.
Куда от тебя убежать, испытанье
Огнем и водою?.. Но кончится суд,
И будет звенеть благодарностью тайной
Измученный, злой, сотворенный сосуд.
Он заново создан и послан на землю,
В родной и опасный земной неуют;
Кто знает, какому он глянется зелью,
Какое вино в него люди нальют...
Но как бы и что бы судьба ни решала б —
Он Мастером вылеплен. И до конца
В задумчивом отзвуке, в теле шершавом
Пребудет рука и дыханье творца.
*Юлий Даниэль*
Юлий Маркович Даниэль (15 ноября 1925, Москва – 30 декабря 1988, Москва) -
русский прозаик, поэт, переводчик.
Участник Великой Отечественной войны. Был ранен, награждён медалью «За Отвагу». Окончил филологический факультет Московского областного педагогического института.
После освобождения в 1970-м жил в Калуге, публиковался как переводчик под псевдонимом Юрий Петров. Переводы из Аполлинера (1985 год) автор был вынужден подписать именем Булата Окуджавы (по договоренности с Окуджавой). Переводы стихов из «Книги песен» Умберто Сабы опубликованы под именем Давида Самойлова.
русский прозаик, поэт, переводчик.
Участник Великой Отечественной войны. Был ранен, награждён медалью «За Отвагу». Окончил филологический факультет Московского областного педагогического института.
После освобождения в 1970-м жил в Калуге, публиковался как переводчик под псевдонимом Юрий Петров. Переводы из Аполлинера (1985 год) автор был вынужден подписать именем Булата Окуджавы (по договоренности с Окуджавой). Переводы стихов из «Книги песен» Умберто Сабы опубликованы под именем Давида Самойлова.
Следующая публикация
Комментарии 10
Жил старик, колесо крутил,
Целый век он кувшин лепил свой,
На ветрах замешивал воздух.
И скрипел друг, гончарный круг,
Тихо пел рано поутру он,
Старец и мудрец, талым звёздам:
«Ты вертись, крутись, моё колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше самой тонкой струнки души
Будет лунный мой кувшин».
Годы шли, спину сгорбили,
Круг скрипел, ветры гордые, взвив,
Затихали в пальцах покорно.
И смеясь, а что худого в том,
Люд кричал: «Сумасшедший он!»
Но им в ответ шептал старец вздорный:
«Ты вертись, крутись, моё колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше самой тонкой струнки души
Будет лунный мой кувшин».
Зло своё кто осудит сам?
Раз в сто лет чудо сбудется,
И засверкал кувшин круто...ЕщёПесня о гончаре
Жил старик, колесо крутил,
Целый век он кувшин лепил свой,
На ветрах замешивал воздух.
И скрипел друг, гончарный круг,
Тихо пел рано поутру он,
Старец и мудрец, талым звёздам:
«Ты вертись, крутись, моё колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше самой тонкой струнки души
Будет лунный мой кувшин».
Годы шли, спину сгорбили,
Круг скрипел, ветры гордые, взвив,
Затихали в пальцах покорно.
И смеясь, а что худого в том,
Люд кричал: «Сумасшедший он!»
Но им в ответ шептал старец вздорный:
«Ты вертись, крутись, моё колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше самой тонкой струнки души
Будет лунный мой кувшин».
Зло своё кто осудит сам?
Раз в сто лет чудо сбудется,
И засверкал кувшин круторогий.
Полон был до краёв водой,
Голубой ледяной росой.
Пей, путник, он стоит у дороги.
И теперь зависть белая,
И теперь люди веруют,
И чудеса в цене потеряли.
А дожди грустной осенью
С неба ветром доносят нам
Лишь обрывки песенки старой:
«Ты вертись, крутись, моё колесо,
Не нужны мне ни вода, ни песок,
Напоит людей росой мой кувшин,
Мой серебряный кувшин.
Будет лёгким он, как крик птичьих стай,
И прозрачным, будто горный хрусталь.
Тоньше самой тонкой струнки души
Будет лунный мой кувшин». А.Розенбаум