Скоро пасха! В доме все её ждут. И у соседей ждут. Во всей деревне ждут Пасху – то! Истосковалися по молосной – то еде. Последни дни Великого поста. Настроение приподнятое. Это чувствуется во всём, даже в воздухе пахнет предпраздничным настроем, весной. Зима в 1945 году выдалась, как и все военны зимы, голодной. И от этого, казалась ишшо более холодней. Счас жо, в преддверии весны, все ждали, когда –жо она проклятушша кончитса? Ждали окончания поста и конечно, Пасху. Ждали, когда же все припасы пасхальны будут выставлены на стол. Накануне, мамонькя, с паужны, начала хлопотать у печи, а мы с Парунькёй молча наблюдали с полатей, чо жо она наготовит то нам. А мамонькя достала с полки тряпишешной мешечек, развязала его, высыпала в таз, всего то с горстки три пшённой крупы и стала её перебирать, а слёзки из глазонёк-от закапали. Моргам с Парунькёй, не понимам, чо жо она плачет-то? А не спрашам, боимса. И чо реветь-то, скорее бы уж празник – от, яички вон, уж в луковой шелухе крашены, да кашку исти будем! Эх, а кашка – то с маслицем, душиста, развариста, разопрелая, жолтонька, наверно с корочкой будет, сладенькя!!! Так и уснули мы с Парунькой, задремали, а ночью маменькя подняла нас, идти надо ко всеношной, в церкву.
В церкви собралось всё село, полна церковь народу. А стояла она вокурат за нашим огородом на горке, за речкой. Прямиком, зимой по снегу в минутки можно обернуться, а по улице в обход, да по переходам минут пятнадцать будет, а степенно если идти, дак и того боле. Я всегда любила слушать, как поют-от на службах, как батюшка молитса, он у нас громогласной был. Я хоть и маленькя была, а с усердием молилася – то. А в тот раз – от, ну ни как не йдут молитвы – то на ум. В глазах-от всё чугунок с кашей стоит. Ну, ни чо с собой поделать не могу, так исти хочу, живот аж весь свело. А, если честно, то в ту пору, сколь себя помлю всё время исти – то хотелося. Но в ту ночь, ну мочи воссе не было, что я не выдержала и, думаю, дай сбегаю домой – от. А, как незаметной – то уйти? Так мы, ребятня, часто выползали незаметно про меж юбок бабьих, што когда хватятса нас ко кресту идти, а нас нету – ка. Так и в этот раз, шмыгнула, из церквы – то и прямиком огородам домой побежала. Вот и дом, вот уж и чугунок из печи достаю, вот уж кашку зачерпываю ложкой деревянной. Ой, кока вкуснятина, аж глаза не смотрят, так зашшурком и ела, Ела, ела и не заметила, как почти всю и съела. Опомлилася, а чугунок-от пустой, чо жо маменьке – то скажу? А уж всё, дело сделано, не вернёшь! Поставила чугунок-от обратно в печь и тем же путём вернулася в церковь. Служба кончилася, все с благоговейными лицами поздравляли друг дружку, целовалися, а толькё мне было совсем не до праздника. Страшно и стыдно было, а вдруг всё откроетса, ведь даже Паруньке, каши-то и ложки не оставила.
Вот пришли домой, мама посадила нас за стол. Достала из – под лавки яички крашены, с полки достала калач и …. полезла ухватом в печь за чугунком. А время, девка, казалось мне шибко шло медленно, я дажо дышать не могла, всё у меня затаилося. А маменькя глядела в чугунок и молчала. Парунькя в нетерпении вскрикнула:
- Ну, давай жо, чугунок-от на стол, чё ты в ём увидала?
Мама поглядела на нас в большом таком недоумении:
- А каши – то нет!
- Как это нет? Куда ж она делася?
Парунькя чуть не плакала, слёзы у её уж проступали.
Маменькя внимательно на нас взглянула и всё поняла, от того, как я потупила свой взгляд.
- Она, наверно выгорела, я её рано в печь-от поставила.
Я не смогла выдержать этого боле, вскочила и убежала в горенку. Маменькя уложила Парунькю спать, всё стихло, а я не могла уснуть, всё плакала от стыда – то и не заметила, как маменькя подошла. Она всё понимала и молча гладила меня по голове и тожо со мной плакала. Уткнувшись ей в грудь я и не заметила, как сон – от меня сморил. Так мы с ей молча всё поняли и не сказали ничо друг дружке.
Вот уж и жизь проходит, и давно уж и маменьки нету-ка, и жизь – то друга пошла, совсем не та, што ране, а кажной год, как начинаю к Пасхе – то готовиться, стоит у меня перед глазам тот чугунок и маменькины глазоньки, полны слёз. И за всю свою жизь, девка, слачше я ни чо не едала, чем ту, мамину пасхальну кашу, рассыпчату, жёлту, пшену кашицу, да с топлёным маслицем! Кашицу из моего военного детства! Вот так, девка!
Нина Чуприянова
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 7
Мой батя 37 г. Всегда вспоминал то время , что хотелось хлеба ..
Картошка то была , а.хлеба не хватало