Держу в руке булку хлеба и невольно думаю о тех, кто бросил ее у дороги. Мне бы не раздумывать, а радоваться булке. Отощал мой рюкзак, остались в его нутре котелок, кружка да ложка и - ни хлебной крохи. А волок до села еще долго отмерять тяжелым шагом. И нате, подфартило... Только почему-то неловко мне, будто сам в чем-то провинился перед булкой, заляпанной грязью от колес лихой машины?
С вечера посулилась бабушка взять меня за груздями. И сон мой оттого был коротким. Еле дождался, когда мама вытащила из печи железный лист и осторожно отковырнула скорбно-зеленые лепешки из кобыляка. Паек мы давно съели, и нечем было припорошить их - "омануть брюхо", как посмеивалась иногда бабушка.
Пересчитала мама лепешки, вздохнула и отделила мне на две больше, чем брату, сестре и себе.
- Весь и пропитал тебе, сынок, - молвила она и сложила их в корзину.
Дыры на дне ее застелил я листками репейника. Лишней тряпки в доме у нас не водилось. Бумаги и подавно не было: на дне старого сундука хранились лишь отцовские письма с фронта. А в лесу мама наказала содрать ножиком-квашенником берестину, тогда и грузди не выпадут из корзины.
Когда бабушка выгнала костистую корову Зорьку в пастушию и показалась в заулке, я уже высматривал ее с заплота.
- В сборе, Васько, - улыбнулась она и качнула головой желто-серому бульдожке Джеку, который ткнулся широкой мордой в мою корзину. - Ишь, варнак! Чует свежий-то хлебушко, чует... Пойдем, Васько, к Отищеву. Там в березовом бельнике отцовском шибко ядрены сухие грузди. А на кромках-то какие растут! Крепыши, как есть крепыши!.. И до чо сладкие корешки-то с голубеньким ободком, - ворковала Лукия Григорьевна дорогой. - А ежели сухих не доберем, у Королят в гряде сырых груздочков наищем. К Трохалеву за обабками подвернем. Баешь, посуды мало? Дак запон-то на что? И в подол сколь можно уложить.
Версты три прошли, и тут глянул я в свою корзину. Глянул и... обмер. Ни единой лепешки не было в ней. Лопушки стряслись, и попадали лепешки через дыры.
Бабушка обернулась ко мне, почуяла неладное. Вот-вот и разревусь. Отговорил бабушку не брать с собой еды, моих лепешек на двоих хватит...
- Ты чо, Васько, ужо не захворал ли? - встревожилась она.
- Ле-ле-лепешки-то, бабушка, потерял...
- Ну да не реви, не реви, Васько. Поди, найдем же мы их. Ни души следом за нами не видать, - приласкала она меня по лопаткам-крыльцам.
Повернули обратно к деревне. Но сколько ни искали - не нашли. Наклонимся к дороге, возьмем в руки зеленые лепешки, а они окажутся засохшими коровьими "шаньгами".
- Что поделаешь, внучек. Придется без хлебушка идти по грузди. Солнышко вздымается, а нам далеко шагать. А Варваре-то я ничего не скажу. Ладно? - успокаивала бабушка.
- Пошли, бабушка, - вытер я слезы и выкинул вялые лопушины.
...В Отищевском ельнике мы и верно натешились сухими груздями, насытились звонко-хрупкими и сладкими корешками "корепанов". Они росли на солнечных опушках и трескались от ядрености своей.
- Лес-то, батюшко, завсегда нас напитает. Летом потопаешь, а зимой полопаешь, - веселилась бабушка.
Солнце только поднялось выше лесов, а и корзины, и бабушкин запои, и даже моя заплатанная рубаха - все было с верхом наполнено груздями. Их и не убыло после нас. Они белели и там и сям, шаловливо ухмылялись из-под прелых листьев и мшистых полушалков, бугрили землю вокруг старых берез.
- Ох, окоянные, чо они и куды высыпались! - ахала бабушка.
Она аккуратно срезала грузди, вспоминала всякие прибаутки и напевала старинные песни...
- А теперича домой, Васько! - поднялась бабушка после нашего привала у колодца под красноталиной.
...Возвращались мы другой дорогой. И когда тропка вильнула к желтой ржи на берегу Мохового болота, присели передохнуть. Покойно и славно было нам тут на пригреве. Совсем близко хлопотал-выкрикивал перепел: "Жать пора, жать пора..." И добавлял уже тише: "Рожь густа, рожь густа..."
От нее тянуло хлебным запахом, и мы не утерпели - сорвали по колоску. Колосок щекотал мне ладошки, как живой карабкался по руке. А когда размяли колоски - долго не могли взять в рот теплые и мягкие зерна.
- На кашу бы колосков-то, - заикнулся я, но бабушка тут же замахала руками:
- Что ты, что ты, внучек! Углядит кто - беды не миновать.
Видно, есть какое-то чутье у старых людей. Не успели подняться с обочины, как загремели за тальником дрожки и перед нами оказался бригадир Сано, или, как его за глаза называли, - Лужена Глотка.
- Чо, рожь воруете? А ну высыпай грузди! - заорал он на нас.
- Почто ты напраслину возводишь, Олександр Ефимович, - растерялась бабушка. - Да нешто злодеи мы с внучком-то?
Знал ведь Сано большеротый: Лукия Григорьевна и на восьмом десятке лет все еще работает в колхозе, и три сына ее воюют на фронте. Но приставили его к должности - никого не щадил. Бабушка с жалостью вывалила грузди из корзин и рубашки, развязала и запон.
- А карманов-то у нас нет, - развела она руками.
- Но-но, смотрите у меня! - пристращал он, и снова загремели дрожки.
Сано угнал так же быстро, как и появился. Кажется, не видел я его пустых глаз на мясистом корявом лице.
- Исповедались, Васько, - печально вздохнула бабушка и начала собирать грузди. - Ты хоть не вырасти этаким. Запоминай...
Перепел во ржи больше не подавал своего голоса...
Слышишь, бабушка? Не лепешки из кобыляка, а хлебушко нашел, родимая, слышишь?..
Счистил я с булки оспинки земли и огляделся по сторонам. Направо спелилась пшеница, колос к колосу, каждый в четверть. И никто нынче не тронет ее, пшеницу, кроме комбайнов. И никакого мальца с бабушкой не заставят вываливать на дорогу грузди. Даже в шальную голову не заскочит мысль о досмотре.
Налево низинкой густо зеленел рослый кобыляк. Конечно, сорняк он. С пашен сжили его, а покосы вон затягивает. Но что бы мы ели в войну, если бы не кобыляк? У деревни начисто съедали и за шесть верст к Рассохе за ним ходили, бруснили листья и метелки в мешки.
Морозная дрожь метнулась спиной: здесь, на пыльной дороге капали мои слезы, когда искали с бабушкой хлебушко - дневной пропитал на двоих.
Юровских Василий Иванович
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1
(25.12.1932 - 26.04.2007)
Журналист, писатель, член Союза писателей СССР, Почетный гражданин города Шадринска
Василий Иванович Юровских родился 25 декабря 1932 года в селе Юровка Далматовского района (ныне Курганской области) в крестьянской семье.
После службы в Советской Армии работал в районных газетах. Учился заочно на факультете журналистики Уральского государственного университета имени А.М. Горького, на литературном факультете Шадринского педагогического института.
Василий Иванович более двадцати лет проработал в газетах Уксянского, Белозерского, Далматовского и Шадринского районов, в городской газете «Шадринский рабочий». Занимал должности ответственного секретаря, заведующего отделами и заместителя редактора. В 1957 году вступил в коммунистическую партию.
В марте 1976 года Юровских ушел на творческую работу.
Василий Иванович - член Союза журналистов СССР с 1957 года, член Союза писателей СССР с 1975 года.
В 1968 году Южно-Уральское книжное издательство...ЕщёВасилий Иванович Юровских
(25.12.1932 - 26.04.2007)
Журналист, писатель, член Союза писателей СССР, Почетный гражданин города Шадринска
Василий Иванович Юровских родился 25 декабря 1932 года в селе Юровка Далматовского района (ныне Курганской области) в крестьянской семье.
После службы в Советской Армии работал в районных газетах. Учился заочно на факультете журналистики Уральского государственного университета имени А.М. Горького, на литературном факультете Шадринского педагогического института.
Василий Иванович более двадцати лет проработал в газетах Уксянского, Белозерского, Далматовского и Шадринского районов, в городской газете «Шадринский рабочий». Занимал должности ответственного секретаря, заведующего отделами и заместителя редактора. В 1957 году вступил в коммунистическую партию.
В марте 1976 года Юровских ушел на творческую работу.
Василий Иванович - член Союза журналистов СССР с 1957 года, член Союза писателей СССР с 1975 года.
В 1968 году Южно-Уральское книжное издательство выпустило первую книжку его рассказов о природе «Снегириное утро». Позднее в Челябинске и Москве вышли его книги «Певучая речка», «Материнское благословение», «Журавлиные корни», «Веснозапев», «Синие пташки-пикушки», «Сыновний зов», всего более 20 изданий.
Все творчество Юровских уходит глубокими корнями в природу и быт Зауралья. Человек и природа у него слиты нерасторжимо, лирический герой живет среди лесов и трав, как равный среди равных, а порой как невольный должник перед природой за ее щедрость и красоту. Василий Иванович - превосходный живописатель речушек, птиц, восходов и закатов нашей русской природы. Его проза буквально дышит сыновней любовью к Родине, к ее природе, любовью к человеку.
Василий Иванович печатался в журналах «Новый мир», «Наш современник», «Сельская новь», «Урал», «Подъем», альманахе «Тобол» и других изданиях. Его рассказы и повести переведены на польский и казахский языки.
С 1990 по 1995 годы Юровских был членом Правления Союза писателей России.
В 1990-е годы Василий Иванович начал выпуск первой в России печатной газеты «Шадринский охотник». Он был почетным членом Шадринского районного общества охотников и рыболовов.
Юровских награжден медалью «За трудовую доблесть», Почетной Грамотой Верховного Совета РСФСР. Он лауреат Большой литературной премии России, учрежденной Союзом писателей России и Акционерной компанией «АЛРОСА» (Якутия-Саха) за 2002 год, премии Губернатора Курганской области за разработку в своем творчестве нравственных тем 1995 и 1999 годов. Он удостоен премии журнала «Наш современник», диплома Всероссийского конкурса на лучшую книгу для детей, звания лауреата конкурса «Человек и природа», проведенного «Литературной Россией» в честь 125-летия со дня рождения М.М. Пришвина.
В 1999 году «за верность родной земле в жизни и литературе, за достойный вклад в искусство русской словесности и в честь ЗЗ7-летия города Шадринска» Василию Ивановичу Юровских присвоено звание «Почетный гражданин города Шадринска».