Как советскому летчику "за хулиганство" и нарушение приказа заменили трибунал на Звезду Героя СССР. Командир звена 25-го гвардейского Московского ночного бомбардировочного авиационного полка Шибанов Виктор Иванович совершил за годы войны двести семьдесят один вылет. В 1942 году он был сбит и тяжело ранен. Даже числился погибшим. Но после выздоровления вновь вернулся в свой полк и продолжил бить врага. Виктор Иванович совершал ночные налеты на советском бомбардировщике У-2 нанося противнику огромный урон. И все же один его вылет можно считать особенным. Его полк получил приказ бомбить железную дорогу. Каждый экипаж имел свою цель - конкретную станцию на которую должен сбросить бомбы. Экипажу Шибанова досталась станция Зеленый Гай. Только до Зеленого Гая Шибанов так и не долетел. Проходя район недалеко от Мелитополя в сотне километров за линией фронта Виктор Иванович заметил, что на станции Пологи вся железная дорога забита эшелонами. Посоветовавшись со штурманом Шибанов решил сбросить пару бомб, чтобы "было полегче лететь до своей цели". Бомбардировщик нес на крыльях 6 пятидесяти килограммовых бомб "полусоток". Ограничиться парой не получилось. Экипаж увлекся и сбросил все бомбы: «Так… так… держи… Сброс!» Я сразу газ и в разворот с набором высоты. Кружочек сделал, посмотрел - хороший взрыв, осколки летят до самолета. Он говорит: «Заходи еще». Заходи - так заходи... Заходим еще. Уже на газу идем. Самолет качает на взрывах. Видно, эшелон с горючим, боеприпасами, там грохот, дым стоит. Высота 600 метров. Он меня подправляет. Бросаем в другое место...Так мы шесть раз и заходили. Отбомбились. (Воспоминания проект "Я помню": Шибанов Виктор Иванович, Герой Советского Союза) Сбросив все бомбы решили израсходовать еще и весь боезапас авиационного пулемета ШКАС: Штурман говорит: «Становись в вираж, я сейчас немчуру погоняю». - Все две с лишним тысячи патронов туда выпустил. - «Все. Можешь дать зеленую ракету, путь свободен». Ни одного выстрела по нам сделано не было!» (Воспоминания проект "Я помню": Шибанов Виктор Иванович, Герой Советского Союза) Было немного странно, что немцы не сделали в ответ ни одного выстрела. Лететь выполнять задание теперь не было возможности. Самолет израсходовал весь боезапас и лег на обратный путь. Как только приземлились Шибанова сразу вызвал к себе командир. Стал кричать: "Шибанов! Ты опять хулиганишь! То там, то здесь! Цель не свою бомбишь... Не твое дело кому куда лететь. Отстранить от полетов, дело передать в трибунал". Командир полка даже отозвал приказ о награждении Орденом Красного Знамени. Только вот отстранение не продлилось долго. Будучи опытным командиром звена Виктор Иванович был очень востребован на войне. Поэтому с трибуналом пришлось подождать. Вскоре и вовсе стало понятно, что трибунал не состоится. Историю могли бы замять, но произошло что-то совсем из ряда вон выходящее. Шибанову за его хулиганство присвоили Звание Героя Советского Союза. Пятого ноября во время построения личного состава лейтенанта Шибанова просит выйти из строя и начальник штаба и зачитывает приказ о награждении. Ну а штурман получает Орден Красного Знамени. Позже Виктор Иванович пытался выяснить у командования, как так получилось, что трибунал заменили на "Героя". Но в ответ ему сказали лишь, что "мы сами знаем кого награждать". Правда выяснилась многим позже. Оказалось, что через неделю после "хулиганского полета" проходил совет фронта. На нем присутствовал командир полка в котором служил Шибанов. Обсуждали разные вопросы. И в какой-то момент командующий фронтом Толбухин спросил, кто же бомбил Пологи? В ответ ему сказали, что из 25-го полка лейтенант Шибанов. Можно было ждать какой угодно реакции. Но командующий воскликнул: "Вот с кого надо брать пример! Один самолет, в одном вылете уничтожил 120 вагонов и 7 паровозов! «Пешка» днем летала и сфотографировала результаты. Дивизия за неделю столько не сделала, сколько он сделал!". И заявил, что лейтенанта непременно нужно представить к Герою Советского Союза. Командиру ничего не оставалось, как написать представление. Зато потом, когда Виктор Иванович получил свою звезду, то на вопросы "За что?" ехидно отвечал - "За хулиганство!". И по факту был прав. Но ведь не только за хулиганство, а еще и за смелость самостоятельно принимать решения в сложившейся обстановке, брать ответственность и действовать. Побольше бы таких командиров во все времена.

Многие не могут поверить в эту историю... Войтек был не просто ручным медведем, который дарил драгоценные минуты радости своим однополчанам и веселил их в годы Второй мировой войны, но он также проявил себя настоящим воином.

Многие не могут поверить в эту историю... Войтек был не просто ручным медведем, который дарил драгоценные минуты радости своим однополчанам и веселил их в годы Второй мировой войны, но он также проявил себя настоящим воином.

В «Вокзале для двоих» Рязанову нужен был эпизодик с ресторанным пианистом. Он написал мне письмо: "Дорогой Шурик! Я прибегаю к эпистолярному жанру, потому что мне стыдно смотреть тебе в глаза, предлагая ЭТО. Речь идёт о персонаже по имени пианист Дима. Хотя он числится в ролях, фактически это эпизод. Если бы ты подарил нам 3–4 съемочных дня, это было бы для меня счастьем, а для картины украшением. Итак, спаси, пожалуйста, наше драматургически-половое бессилие и сыграй Диму. Тату целуй. Твой Элик" Вся наша ресторанная история с Люсей Гурченко в фильме была придумана на площадке. В те годы существовало очень мощное Всероссийское объединение ресторанных оркестров. После выхода фильма на одном из его совещаний обсуждали мою роль. Была страшная полемика и крик. Одни говорили, что это издевательство над их профессией, другие – что, наоборот, тут сыграна судьба: талантливый пианист вынужден работать в ресторане. И у меня долго хранилось письмо – решение этого собрания. По-моему, они так и не договорились, издевался я или наоборот. Я всю жизнь завидую Рязанову. Завидовать таланту стыдно, но, слава богу, кто-то придумал, что зависти бывают две – чёрная и белая. Я завидую белой. Я завидую его мужеству, моментальной реакции на зло и несправедливость, выраженной в резких поступках. Я завидую его стойкой и вечной привязанности к друзьям. Я завидую диапазону его дарований. Я завидую силе его самоощущения. Я преклоняюсь перед формулой его существования: «Omnia mea mecum porto» («Всё своё ношу с собой») – он духовно и материально несёт шлейф биографии, помнит и любит всё, что с ним случилось. Александр Ширвиндт из книги «Склероз рассеянный по жизни».