Вот и наступает Вербное Воскресенье.

А утром, перед тем как идти освящать вербу перед великой службой, Иван и Марья пошли за веточками, которые так и манили к себе среди ещё не сошедших снегов, среди утреннего морозца и скрипучих шагов, что хрустели вчерашними льдинками, замерзшими ночью...
- Вань, а почему она первая цветёт, почему все деревья ещё сонные, а она вон стоит и красуется? - шепчет Марья и гладит вербочку.
Её и срывать-то жалко, они вон какие, как руки к ней тянутся: - "Для праздника сорви нас. И нас тоже" - шелестит верба, нежно касаясь рук Марьи.
- Дед, ты слышь меня? А деревья живые?
Оглянулся Иван, хотел было посмеяться над Марьей, а потом задумался, да и ответил:
- Ты ж не малое дитё, должна сама догадаться. Вокруг всё живое, а земля-то вон, это ж самое живое и есть. О-о-ох, ох если задуматься, то и души не хватит и слёз не напастись-то, такие мы варвары на ней, на Земле нашей.
Он встал на колени в этот снег, с его иголками, около этой вербы, воздел руки к небесам и зашептал:
- Молись, Марья, неужто только мы это поняли, из земли вышли и в землю пойдём.
Он зарыдал, от раскрытости тайны, зарыдал от стыда и от боли души, которая тоже рыдала.
- Ваня, да мы что же тут-то, что же не в храме-то молимся？- вторила ему Марья, оглядываясь вокруг, глядя на небо, с его необъятными просторами, на деда, стоящего на коленях и молящегося тут, на земле и тоже заголосила. - Живое, Ваня, живое всё!
А звон колоколов, в их любимом храме зазвучал с перезвонами, возвещая Землю, говоря людям добрым и их душам – «Молитесь, милые, молитесь там, где душа застала».
Так и стояли старики - Иван, да Марья, молились и открывали мир для себя. Вот здесь, возле этой вербы, в этот великий праздник! Звени колокол, возвещай и радуй, помогай душе молиться.