Наталья Меркурьева: «Я тоже помню гору Барабу. Зимой мы катались с неё на санках. Там ещё был кирпичный завод и где-то рядом – силосные ямы. Мы жили недалеко от моста через речку Янду. Я точно не помню, как называлась эта улица, но нас называли «мостинскими». За нашим огородом был конный двор и рядом гараж. Еще помню кладбище, и могилы эстонцев с большими, как мне тогда казалось, крестами, не похожими на наши».
Юрий Васильевич Безруких: «Янды – самое близкое поселение дедов для моей души. Практически вся жизнь моя связана с Яндами, хотя родился и вырос я в деревне Серова.
Начиная с 1956 года, я учился в Яндинской школе и дважды за учебный год: с 15-18 апреля по 6-8 мая и с 5-7 ноября по 20-25 ноября жил в Яндах. Сначала – у тети Дуси Кубасовой, потом – у дяди Коли Серых, и, наконец, – у Александры Николаевны Лебрет.
Весной, во время масленой недели, наш «центр» обычно защищал свою территорию от учеников из «ельника» и «заречья». Снежков уже не было, и в ход шли камни и камни, облепленные илом…
Если от камня можно увернуться, то от грязи, которую несет на себе камень, нельзя. Она залепляла глаза, и тогда дело доходило до рукопашной. Командиром нашего штаба был Толя Цицарев, я – начальником, а Леня Меркурьев – командовал разведкой. Не помню фамилий наших противников, помню только клички: Суслик, Сухота и Перепелка. Могу лишь догадываться, какая у меня в то время была внешность, и как меня терпели хозяева квартир и моя сестра Люба, которая училась на два года старше. Был еще брат, Серых Константин Максимович, старше меня на пять лет. Я часто заходил в класс брата, затевал там свалку, рукопашную с Сухотой, и, хотя я был моложе, плакал чаще он. Именно за крепость моих рук и уважали меня все парни Яндинской школы.
Руки мои были развиты, видно потому, что я один гонял лодку по Ангаре от Серовой до Яндов, а это три с половиной километра. А в лодке нас пятеро учеников. Если парни уважали меня за силу и выносливость, то девчонкам до меня не было никакого дела. Тем более, что осенью я приходил в школу в чирках или рваных ботинках брата. Поэтому старался из-за парты не высовываться. На перемене они старались меня ущипнуть или дернуть, однажды мое терпение лопнуло, и я тоже какую-то девочку схватил за косу. Пришла Зоя Ивановна и ухватила меня за ухо, я вцепился в ее руку зубами, видимо, очень больно. Тогда меня повели к Клавдии Захаровне, которая смогла выдавить из меня слезы…
По-моему, в 1954 году построили новый клуб, и, хотя у меня денег никогда не было, я почти всегда смотрел фильмы из кинобудки. Киномехаником работал старший брат Нины Москалевой. И вообще, я никогда ни у кого ничего не просил, а все мне почему-то давали сами, чем-нибудь да помогали…
Взрослые называли меня рыжиком или рыженьким, угощали конфетками или приглашали в дом, чтобы подкормить, но я всегда отказывался, понимая, что они делают это из жалости.
Короче, я очень полюбил Янды и, будучи уже взрослым, частенько видел набережную, пристань, рощу, речку Яндинку, школу, школьный огород…
Не пойму, почему новый поселок Аносово не назвали Яндами, ведь население Аносово процентов на семьдесят составляли переселенцы из Яндов, процентов пять – из Серовой и Хутора…»
Комментарии 3