Сердито отмахнувшись от непрекращающегося потока увещеваний своей матушки, Елизаветы Андреевны, Ольга принялась снова месить тесто, да так, что стол заходил ходуном, а коты прыснули с кухни на веранду, уже понимая, что хозяйка не в настроении.

- Надо, Олюшка! Я так хочу! Дела должны быть в порядке! – Елизавета Андреевна проводила взглядом хвостатых, и вернулась к своему занятию.
Яблоки, который она резала для начинки, были идеальными. Крупные, ароматные, словно вобравшие в себя все краски осени, которая царила в саду дачи Ольги Сергеевны.
Дачу эту Ольга получила в наследство от деда. Большая, просторная, старая – она вздыхала по ночам, совсем как Елизавета Андреевна, когда ее мучили боли в спине, и таила в себе столько секретов, что даже хозяева не знали их все.
Ольга, которая ребенком часто бывала на этой даче, и, казалось, знала каждый ее уголок, то и дело находила то какую-нибудь маленькую дверцу на чердаке, за которой крылся крошечный чуланчик, то полуразвалившуюся лавочку в саду. Дача словно жила сама по себе, отдельно от людей, их забот и страстей, которые без малого век царили под ее крышей. Когда-то ее построили для прадеда Ольги, который был довольно известным писателем. Здесь жила вся его большая семья, включавшая в себя многочисленных дядюшек, тетушек, племянниц и двоюродных бабушек, которые тихо доживали свой век здесь в тепле и заботе. Правда, до той поры, пока прадед Ольги был жив. После того, как его не стало, третья жена, которую он страстно любил, но не всегда понимал, выгнала с дачи всех, кроме своей матери и сыновей, заявив, что больше не желает жить в «коммуналке».
Удивлению родни писателя, которой эта женщина улыбалась многие годы, терпя их присутствие ради мужа, передела не было.
- Лёлечка, но как же так?! Ведь, Вениамин…
- Вениамина больше нет! – отрезала Лёлечка, и приказала бывшим родственникам собирать вещи. – Теперь хозяйка здесь я!
Родственники послушно собрались и отбыли, а дача словно враз постарела. Она закряхтела, заскрипела, завздыхала, пугая тех, кто остался, странными звуками по ночам и тишиной днем. Не было больше смеха, который то и дело раздавался по дому так, что казалось эхо играет по этажам, дразня тех, кто жил там. Не было посиделок с самоваром на просторной веранде, где у каждого было свое место и всякому находилось доброе слово и привет, стоило там только появиться. Не было хозяина, который был душой всей этой компании, в которой не было чужих, а были все свои и родные, несмотря на то, что степень родства порой определить было весьма затруднительно, настолько она казалась туманной.
Лёлечка, став хозяйкой дачи, прожила на ней совсем недолго. Сначала она разругалась с матерью, потом со старшим сыном, который ушел из дома сразу после этого скандала, а после и с младшим, которому уйти было некуда, а потом он вынужден был жить на пустой даче, лишь бы не возвращаться в просторную городскую квартиру, где ему никто не был рад.
В это время дача немного очнулась. Снова зазвенели на ней голоса, правда, теперь все больше молодые, порой дававшие петуха, но с уже проклевывающимися нотками будущих басов. В укромных уголках то и дело раздавались томные девичьи вздохи, и жизнь снова вернулась в потемневшие от времени стены, но ненадолго.
Младший сын Лёлечки, обожавший воду и водный спорт, утонул, попав под катер на озере, неподалеку от дачи. А она узнала об этом далеко не сразу, так как на что-то рассердилась в очередной раз и попросту отказалась общаться с ним. Ее мать, которая оборвала телефон и не раз приезжала в квартиру дочери, пытаясь донести до нее печальную новость, смогла достучаться до Лёлечки только спустя несколько дней. И выяснилось, что все хлопоты на себя уже взяли многочисленные дядюшки-тетушки, которых Лёля когда-то попросила с дачи, и о ее мальчике, которому едва исполнилось восемнадцать лет, позаботились те, кого она давно перестала считать родней.
Лёлечку это, правда, не слишком тронуло. Скупо поблагодарив всех, она ничего не ела на поминках, а только пила, страдая и коря весь свет, но только не себя, за то, что случилось с ее ребенком.
- Ты должен жить со мной! – объявила она старшему сыну, который приехал, чтобы проститься с братом.
- Нет, мама. Я не могу. У меня семья. Я женат. Моя жена ждет ребенка. Поэтому и не поехала со мной. Тяжеловато ходит.
- Какая еще семья! Я – твоя семья! Неужели ты не понимаешь?! Я потеряла сына!
- А я потерял брата! – отрезал старший сын Лёлечки, Матвей. – И не кричи, мама… Этим ты его не вернешь.
Лёля разрыдалась и кинулась к матери, пытаясь высказать ей что-то, пожаловаться на свою трудную жизнь, но та ее тоже слушать не стала.
- Ты же сама всех разогнала, Лёлечка! А теперь еще и старшего потеряешь. У тебя внук будет! А ты этого даже не услышала!
- Какой еще внук?! И ты туда же?! Я в глаза его жену не видела и понятия не имею, что там за девица! Может, она нагуляла этого ребенка, а Матвею голову морочит!
- Остановись, Лёля! Я понимаю, что у тебя горе, но не переходи границ! Я не желаю тебя больше слушать!
- Да и пожалуйста! Вы все отреклись от меня! Бросили! А ведь я для вас сделала все!
- Что – все, Лёлечка? – голос матери звучал глухо и в нем было столько боли, что даже Лёле стало не по себе. – Опомнись! И подумай, кого бросила ты. И тогда, возможно, у тебя появится шанс кого-то найти. Я слишком избаловала тебя. Когда потеряла мужа, тебе было всего три года, и я думала, что раз ты растешь без отца, то не стоит быть слишком строгой. А получилось, что этим я навредила тебе…
- Ах, оставь! Ты думаешь, что если бы ругала меня, то я стала бы лучше, чем есть? Глупости! Ничего плохого во мне нет и не было! А с Матвеем я еще поговорю!
- Не смей! – в голосе матери прорезался металл, и Лёлечка невольно отступила на пару шагов. – Если ты влезешь в его жизнь – ничего хорошего тебе это не принесет! Как ты не понимаешь?! Он же откажется от тебя окончательно!
- И пусть! Я уже одна! – Лёлечка рыдала, шмыгая покрасневшим носом, и размазывая по щекам слезы. – Меня никто не любит!
- А кого любишь ты?
Вопрос, заданный матерью, застал Лёлю врасплох. Пока она думала, что ей ответить, мать развернулась и ушла. Размышления Лёли затянулись до самого конца поминок, но к выводам, которые позволили бы ей оценить ситуацию в свою пользу, она так и не пришла.
Матвей, уезжая, попытался было еще раз поговорить с матерью, но та даже слушать ничего не хотела.
- Сам прибежишь, когда поймешь, что я права была!
- В чем права, мама? И откуда в тебе столько злобы?!
- Ну, знаешь! Катись! И чтобы я тебя больше не видела! – взвизгнула Лёлечка, сама себе удивившись.
За ней не водилось предрасположенности к истерикам, но в тот момент она поняла, что вот-вот завизжит, топая ногами, как в какой-нибудь дурной пьесе.
К счастью, Матвей дожидаться этого не стал. Хлопнула дверца такси, и сын Лёли отбыл, оглянувшись напоследок на старую дачу, по которой он отчаянно скучал, вспоминая свое счастливое босоногое детство и времена, когда отец был еще жив.
С матерью помириться он так и не успел. Всего несколько недель спустя Лёлечка выпила лишку, вышла на улицу, чтобы прогуляться, и попала под машину. И пока Матвей с бабушкой добирались до столицы, снова проявились многочисленные дядюшки и тетушки. Забегали, засуетились, подняли свои связи, и организовали Лёлечке место рядом с мужем, искренне жалея эту не слишком любезную и не очень умную женщину, чей земной путь оказался столь короток и пуст, что она не успела даже увидеть первого внука.
Этот мальчик - Сережа, никогда не видевший свою бабушку и не знавший ни ее повадок, ни характера, странным образом оказался похож на нее настолько, что родным оставалось только диву даваться. Как ни строги были с ним родители, как ни старались они показать сыну, что есть на этом свете и любовь, и ответственность, и настоящее семейное счастье – у них это не очень-то вышло.
С первой женой Сергей развелся месяц спустя после свадьбы, обвинив ее в измене, хотя ни повода, ни причины просто не было. Встретив Елизавету, он решил было, что нашел ту самую, которая сможет дать ему покой и счастье, но и тут вышла осечка. Появившаяся на свет, спустя пять лет после свадьбы, Оленька, была совершенно не похожа на своего отца.
- Как?! Как у синеглазого блондина могла родиться такая темноглазая, чернявая дочь?! Объясни мне, Елизавета! – требовал он от зареванной жены.
И никакие аргументы в виде детский фотографий и феноменального сходства Оленьки с мамой и бабушкой по отцовской линии, не смогли поколебать уверенности Сергея в том, что все ему врут.
- Вы просто хотите, чтобы я жил с Елизаветой! – кричал он, мечась, словно раненный зверь, по веранде старой дачи. – Не будет этого! Пусть убирается!
- Ну уж нет! – Матвей, устав любоваться на истерику сына, решил поставить точку в конфликте. – Оля – наша внучка! И останется с нами столько, сколько позволит ее мать. Лиза, иди к себе! Не нужно тебе нервничать! Молоко пропадет. А ты, друг милый, собирайся-ка, и уматывай в городскую квартиру.
- Я буду жить там, где пожелаю! – не хотел сдаваться Сергей.
- А вот и нет! Эта дача – моя. И мне решать, кому здесь жить и когда. Одумаешься – милости просим! А пока – гуляй! И подумай о своей жизни, Сережа. Это тебе не фунт изюму! Меру знать надо в своих капризах, а то останешься совсем один.
- Ну и пусть! Лучше так, чем с рогами! – Сергей хлопнул дверью и был таков.
А Елизавета осталась. Как и Оленька, для которой старая дача стала лучшим и самым любимым местом на земле.
Здесь прошло ее раннее детство, наполненное любовью и теплом. В нем было все, чего только может пожелать ребенок – и мамины объятия, и бабушкины сказки, и дед, с которым можно было сходить на рыбалку и до одури накататься на качелях в старом саду. Не было только отца, но Оля его никогда не видела, а потому и не понимала, как скучать по нему. А когда ей исполнилось пять, Елизавета встретила своего второго мужа, который стал Оле отчимом. Но девочка никогда не называла его так. Она просто решила, что к ней вернулся ее настоящий отец и чуть ни с самого первого дня начала называть его папой.
А когда Елизавета попыталась было остановить ее и объяснить, кто есть кто, вмешался Матвей:
- Не надо. Это же ребенок. Сложится у вас – пусть! Мы с матерью против не будем. Сергей нам сын, конечно, но в том, что так все сложилось, он сам виноват. Не хочет знать своего ребенка – его проблемы. Мы пытались с ним говорить, ты знаешь. Это его решение, и мы ничего не можем с этим поделать. Об одном прошу! Не лишай нас общения с внучкой!
- Да вы что! Разве я могу?! После всего, что вы для меня сделали…
Еще через год Оля с родителями уехала во Владивосток, куда перевели на работу ее отчима. Но с бабушкой и дедом отношения поддерживала до тех самых пор, пока не стало того, кого она назвала отцом, и Елизавета не приняла решение вернуться в Москву, где ее ждали. Бывшие свекры болели, а Сергей все пытался устроить свою личную жизнь. Безуспешно. Но надежда не покидала его, и он снова и снова бросался с головой в омут страсти, не обременяя себя узами брака, и даже не думая о том, чтобы еще раз стать отцом.
Елизавета, оценив ситуацию, закатала рукава, привела в порядок старую дачу, и перевезла туда родителей Сергея.
- Так будет лучше. Здесь воздух свежий, а теперь и удобства все есть.
- Лизонька, ты же квартиру свою продала! Неужели все потратила? – ходили по похорошевшей, будто помолодевшей после ремонта, даче Матвей с женой.
- Нет, конечно. Муж мой ведь хорошо зарабатывал. Мы с Олей ни в чем не нуждаемся. Да и я работаю. У меня же к французскому и испанскому еще и китайский добавился. Так что теперь заказов на переводы у меня хоть отбавляй, и работать я могу в свое удовольствие рядом с вами. Сейчас освоимся, присмотрю квартиру для Оли, чтобы деньги вложить, которые остались, и будем жить-поживать с вами.
- Господи, счастье-то какое! – бабушка обнимала Олю. – И девочка наша с нами, и мы все вместе! Радость…
Одно омрачало эту радость. Сергей, приезжая проведать родителей, наотрез отказывался общаться со своей единственной дочерью. И ни уговоры матери, ни беседы с отцом не могли поколебать его решимости ничего не знать о своем ребенке.
Оля выросла, окончила университет и вышла замуж. Фату ей прикалывала к густым темным волосам бабушка, а к жениху по дорожкам старого сада вел дед.
Осенний сад пестрил красками, Оля смеялась, а Елизавета украдкой вытирала слезы, поглядывая на Сергея, который все-таки приехал на свадьбу, поддавшись на уговоры родителей.
- Старею! – словно оправдываясь, пробурчал он, не глядя в сторону своей бывшей жены.
- Все мы не молодеем, Сережа, - откликнулась Елизавета, решив, что пусть хотя бы так, а тот, кого она когда-то любила, увидит, как счастлива их дочь.
Со свадьбы Ольги Сергей уехал почти сразу после регистрации, но с этого дня стал иногда появляться на даче в то время, когда Ольга с мужем навещали Елизавету и бабушку с дедом.
Прошло несколько лет, и Ольга стала матерью. Матвей еще успел увидеть правнуков, а потом тихо ушел вслед за женой.
И вот тогда Елизавета столкнулась вновь с дурным характером своего мужа.
- Дача – моя!
- Но Матвей Вениаминович завещал дачу Оле.
- Плевать! Я оспорю завещание!
- Сережа, что тебе это даст?! Ты седой уже весь! И у тебя никого нет, кроме Ольги! – Елизавета все-таки сорвалась на крик. – С собой заберешь? В какие карманы все это добро сложишь?! У тебя уже внуки, а ты все воюешь со всеми!
- Я не уверен даже, что она моя дочь! А ты о внуках!
- Ладно! Иди в суд! А я тоже туда прогуляюсь!
- Зачем это?
- Тест на отцовство сделаем. Надоело твои глупости слушать!
Сергей запнулся на полуслове, как-то странно посмотрел на Елизавету, а потом медленно кивнул.
- Сделаем. И без суда обойдемся.
Разумеется, тест показал, что Ольга дочь Сергея. На какое-то время это примирило его с реальностью, и, как оказалось, очень вовремя.
О том, что он болен, Сергею стало известно через пару месяцев.
- Мне два понедельника осталось, Лиза! – признался он жене, приехав как-то на дачу, где вовсю шла заготовка овощей на зиму.
Елизавета ахнула, расколотила банку с помидорами, и разревелась, перепугав внуков, которые дружно завторили ей, совершенно не понимая, почему бабушка кинулась обнимать странного, вечно чем-то недовольного мужчину, которого они не раз уже видели на даче.
- Да как же это, Сережа?! Почему ты ничего не сказал?!
- Говорю вот… Да перестань ты реветь! И без того тошно!
- Можно что-то сделать?
- Врачи говорят, что нет.
- Мало ли, что они говорят! А мы еще посмотрим! – Елизавета решительно стянула с себя фартук, обняла внуков и шикнула на них. – Хватит реветь! И так сыро! Марш на качели! Мне с дедом поговорить надо.
Вместо двух месяцев, которые отмерили Сергею врачи, он прожил почти год.
Старая дача укрыла его, даря покой и тишину, и помогая переосмыслить все, что было в жизни. Он думал и о плохом, и о хорошем. Вспоминал тех, кто был с ним рядом. Ругал себя за то, что не смог понять и оценить то, что имел.
Елизавета мало говорила с ним. Просто была рядом. Ухаживала, поддерживала, жалела. В ее сердце больше не было обиды или злости.
- Спасибо тебе, Сережа!
- За что?
- А если бы не ты, то я не узнала бы счастья настоящего.
- Я же так больно тебе сделал…
- А если бы не это, то я мужа своего не встретила бы…
- Ты любила его?
- Да. И он меня любил. Может быть, даже больше, чем я его. Олю принял. Заботился о ней, как о родной дочери.
- А почему ты ему ребенка не родила?
- Я пыталась. Не получилось. Двоих потеряла, а потом врачи запретили. Думала, что он уйдет от меня, оставит. А он сказал, что у нас есть ребенок и этого достаточно…
- Хороший был человек…
- Лучший!
- А я, вот, сплоховал…
- Все мы не ангелы, Сергей. И хорошо, что ты это хотя бы сейчас понял.
- Как думаешь, простит меня Оля?
- Давно простила.
- А ты?
- И я…
- Всегда была блаженной…
- А ты – глупым…
- Есть такое…
Он ушел в конце лета. Тихо, уснув в качалке на веранде, чтобы больше уже не проснуться. Елизавета Андреевна, завозившись на кухне, момент этот упустила, а когда увидела, как улыбается чему-то, одному ему ведомому, Сергей, ахнула и кинулась искать телефон, чтобы позвонить дочери.
Ольга приехала, и застала мать в слезах. Елизавета Андреевна плакала так горько и так искренне, что Оля невольно поразилась.
- Мам, почему?
- Плачу? Потому, что мне его жаль. А еще, потому, что по человеку, каким бы он ни был, должен хоть кто-то поплакать.
- Почему ты его жалеешь? Ведь он…
- Олюшка, не надо! Нет его... И не будет уж никогда. Я не только по нему плачу.
- А почему еще?
- По жизни своей... По любви первой... По людям, которые дали мне опору и поддержку в тот момент, когда это было мне так нужно – твоим бабушке и деду. Я по ним так скучаю!
- И я…
- А папа твой… Они его тоже любили. Ничего не могли поделать с его характером, но всегда любили. Хотели, чтобы все у него было хорошо…
- Он не понимал…
- Да. Не понимал. Думал, что человек по природе своей одиночка. Как волк. Только… Волки в природе вовсе не одиноки. Стаей живут. И там свои порядки. Ему бы понять это вовремя! Может все иначе и сложилось бы… А теперь уже ничего не исправить.
- Карманы, да, мам? – Ольга обняла маму.
- Да, Олюшка. Там, куда ушел твой отец, их просто нет…
Завещание, оставленное Сергеем, было составлено так, что все принадлежавшее ему имущество переходило к Ольге. Но она рассудила по-своему, узнав, что у отца ее все-таки был еще ребенок. Не признанный им, забытый, так же, как и она когда-то. Его мать даже не собиралась связываться с Ольгой, но та сама нашла брата, после того, как разобрала бумаги отца.
- Там были фотографии. И это…
Ольга положила перед женщиной, которая поразительно похожа была на ее маму, письма, найденные в одном из ящиков письменного стола отца.
- Вы писали ему, что ждете ребенка.
- Он не ответил.
- Я знаю. И вы дали мальчику свою фамилию?
- Да.
- А потом присылали его отцу фотографии… Надеялись, что он одумается и захочет увидеть сына?
- Да. Глупая была надежда.
- Ничуть! Если бы не ваши письма, то я не узнала бы, что у меня есть брат.
- Чего вы хотите?
- Хочу, чтобы все было по справедливости. У моего брата есть право на наследство отца.
- Что?! Вы серьезно?! Зачем вам это?!
- Так будет правильно.
И снова дача задышит, оживет, заохает, подставляя ступеньки старой лестницы под босые ножки детворы, и прислушиваясь к разговорам взрослых. Зазвенит под ее крышей смех, соберется вокруг большого круглого стола на веранде семья, пополнившаяся новыми членами, и муж Ольги достанет с чердака забытый почему-то всеми самовар. Начищенный, довольный, самовар снова запыхтит, обещая тепло и уют старой даче.
- Мам, хватит яблок! – Ольга отряхнет руки и прислушается к детским голосам, ведущим перекличку в саду. – Или мы два пирога ставить будем?
- Один пирог детворе, а другой – взрослым. Нас же теперь много, Олюшка!
- Ты права. Хорошо!
- А, завещание…
- Мам, давай об этом не сегодня! – Ольга потянется, распахнув дверь на веранду и вдохнув полной грудью чуть горьковатый, пахнущий дымком и прелью, осенний воздух. – Все успеется! Мы живы, здоровы, вместе… Зачем сейчас думать об этом? Потом все! Есть здесь и сейчас. Пусть так будет! Хотя бы сегодня, а?
- Пусть… - Елизавета кивнет, обнимая дочь, и прислушается.
Старая дача скрипнет ступенькой лестницы, ведущей на чердак, соглашаясь, брякнет кольцом калитки, впуская приехавших гостей, и притихнет, прислушиваясь к счастью, которое по-хозяйски войдет в дом.
Автор: Людмила Лаврова.