Что моя дочка ума-разуму лишилась и влюбилась в проходимца?

Так он с ней как с куклой поиграет, да бросит. Позору нам с тобой, Августина Савельевна, выпадет по самое горло. Ах, за что мне это? Сколько сил в девчонку было вложено, сколько средств потрачено на образование, на гувернанток...- он подошел к столу и взял в руки стопочку, лихо опрокинув её в себя. - А для чего? Для чего? Для того, чтобы она влюбилась в этого Михаила?
- Может, несправедливы мы к нему, Семён Макарович?- Августина смотрела на мужа, держа спину прямо. - Человек он рукастый, жизни повидавший...
- Жизни повидавший, говоришь? - Семён Макарович насмешливо посмотрел на жену. - А может трус он обыкновенный? Смелые в полон не сдаются.
- Разные бывают случаи. Вот он рассказывал врачу Епифану, что ранили его, упал он без чувств, а как очухался, так уже немчура по-своему вокруг говаривала, и таких, как он, пинками подгоняла.
- А может, врёт он? - Семён Макарович прищурился. - А может сам сдался? А шрамы.. А чего те шрамы? Их в любое время можно было получить.
- Я поговорю с ней, поговорю, а ты, сокол мой, отдохни немного, вон как взволновался, кровь к лицу прилила.
Встав, Августина пошла к выходу из гостиной, шурша своими накрахмаленными юбками. Она прошла в комнату к дочери и постучала.
- Оставьте меня!- послышался голос Ганны.
- Дочка, я одна. Позволь войти. Прошу тебя, душа моя.
Повисла тишина, затем с другой стороны двери послышались шаги и звук открываемого запора. Заплаканная Ганна впустила мать и тут же вернула на место задвижку.
- Дочка, скажи, ты и правда его любишь?
- Люблю, матушка, люблю...
- Но ведь он старше тебя на десять лет!
- А Федор Игнатьевич на сколько? На семь? Велика ли разница?
- При таком муже, как Федор Игнатьевич, ты будешь будто за каменной стеной. Ты нуждаться не будешь...
- Отдайте за него Валентину, я за Федора замуж не пойду. Я Михаила люблю! - упрямо отвечала дочь.
Августина Савельевна тяжело вздохнула. Она знала нрав своей дочери и понимала, что она не отступит и сломится. В отца она вся пошла, нравом крутая...Будь проклят тот день, когда она пошла в кондитерскую и встретила там этого Михаила Васильченко. Он тогда из плена вернулся, шла Первая Мировая. Мужчина вскружил молодой девушке голову, а отец, когда узнал о том, что его дочь тайно бегает на встречи с этим нищим воякой, начал метать молнии и чуть с приступом не слёг. Три дня он держал дочь взаперти, а потом она убежала. Её поймал брат Василий, приволок домой, отец крепко с дочерью повздорил и она сама заперлась в своей комнате.
- Матушка, он уезжает, - плача, тихо произнесла Ганна. - Он уезжает к своей родне под Витебск, в деревню. И я хочу за ним. Помните, матушка, как вы рассказывали про свою любовь с отцом? Он тоже был бедным, едва сводящим концы с концами купцом, но ты вышла за него замуж.. А потом у отца дело пошло быстро в гору, разбогател. Может, и у Михаила так же будет.
Он любит меня, а я люблю его. Мы венчаться хотим.
- Отец не позволит... - побледнела Августина Савельевна. - И я тоже была из бедной семьи, мы ровня были друг другу. А Михаил тебе не ровня.
- Я не выйду замуж ни за кого другого. В монастырь уйду, коли не позволите замуж за Михаила выйти.
Августина Савельевна встала и вышла из комнаты дочери.
Через два дня Семён Макарович уехал за товаром в соседний уезд, старшие сыновья отправились за ним, с Августиной Савельевной остались лишь две дочери - Ганна и Валентина. Валентина была самой младшей, разница с сестрой у неё была три года. Тихая и задумчивая девушка, никогда не перечащая отцу и матери. Не то, что Ганна...
Ночью, услышав шорох, Августина Савельевна зажгла свечу и вышла коридор. Она увидела, как в дальнем его углу, где приставлена лестница к стене, стоит её дочь. Она сразу поняла - Ганна решила бежать через крышу. Входная дверь закрыта на ключ, ставни в окнах тоже закрыты снаружи, а ключи в спальне Августины. Вот её непослушная дочь и решила бежать через крышу, там как раз с другой стороны дома пристройка, а к пристройке лестница приставлена, Захар, их работник, на крыше ремни сушил.
- Ганна!
- Матушка! - встрепенулась девушка и прижала к себе кожаный чемодан, который в прошлом году отец купил ей на ярмарке.
- Ты все-таки решилась сбежать.. - обреченно покачала головой мать.
- Он ждет меня в саду...- прошептала девушка.
Ганна ничего не сказала, а лишь опустила голову.
- Идем со мной, - Августина Савельевна взяла дочь за руку и завела в свою комнату.
Затем она подошла к углу, где стояли иконы, взяла образ с полки, пройдя к комоду открыла шкафчик, отсчитала несколько бумажных купюр и, приложив палец к губам, велела дочери тихо следовать за ней. Открыв дверь на улицу, Августина Савельевна взяла за руку дочь и тихо вывела из дома. Они прокрадывались в сад, боясь, что залает пес Бублик и проснется работник Захар. В саду и правда стоял Михаил, Августине Савельевне пришлось признать, что он и правда любит её дочь, это было видно по его взгляду - взволнованному, испуганному и обреченному. Как будто он боялся, что его сейчас прогонят.
- Михаил.. Как вас по батюшке? - спросила женщина.
- Михаил Иванович. Но прошу вас без отчества.
- Не приучены мы... Михаил Иванович, вы действительно любите мою дочь?
- Да, больше жизни люблю. Ради неё я готов на все.
- Тогда благословляю вас, - она протянула молодым икону Божьей Матери. - Пусть это будет ваша семейная икона, которая сохранит вас от всех невзгод.
- Благодарю вас, Августина Савельевна.
- Будет ли венчание?
- Завтра. Завтра нас обвенчает отец Григорий в Троицкой церкви. - ответил Михаил.
- Через аптекаря Кирилла передайте мне записку, что у вас все сложилось. Сохрани вас Господь, - Августина Савельевна перекрестила молодых и, так же тихо, как с дочерью прокрадывалась в сад, она вернулась домой.
Взявшись за руки, Ганна и Михаил ушли в свою новую жизнь...
****
Она никогда не пожалела о своем решении, несмотря на то, что в семье Михаила Ганна была будто белая ворона. Мать Михаила полюбила свою невестку и по всей округе хвалилась, какая образованная жена у её старшего сына.
- Знает язык немчуры, французский! Русский такой, что хоть сейчас в Петербург ехать можно. А как спину держит? Будто палку в неё вставили! - Прасковья восхищенно рассказывала о невестке своим подружкам на мельнице.
- А правду говорят, что Мишка твой смастерил ей нож и вилку, и она ими ест? - спросила Агафья.
- Правду,- хихикнула Прасковья. - Берет курятину, вилкой подцепит, отрежет чуть-чуть ножичком, в рот покладет еду, да жует, жует, жует...
- Будто графиня, - усмехнулась Зинаида.
- Купца дочь она, не нуждались родители ейные, выучили дочку и науке и манерам.
- А чего она тогда за Мишку твоего, голодранца пошла? Неужто согрешили? - Агафья, нахмурившись, спросила Прасковью.
- Упаси Господь, - Прасковья перекрестилась. - Девушкой была она, первую ночь в доме нашем провели, после венчания приехали. Любовь у них случилась.
- А как же купец позволил? Чего-то не верю я тебе, Паша, - заметила Зина.
- Сбёгли они! Мать иконой благословила, а отец, узнав о том, что дочка сбежала, наследства лишил. Во! Видали, какой мой Мишка, ради него дивчина с родителем поссорилася.
- Мишка... Дивлюсь я, как он кого-то полюбил. До таких годков дожить и ни одну бабу под венец не повел!
- Знать судьбу свою ждал, вот и нашел, - улыбнулась Прасковья.
Она была права, рассказывая деревенским женщинам о том, что Семён Макарович дочь наследства лишил. Ганна узнала об этом из переписки с матерью. Заявил, что не дочь она ему больше, что позором семью покрыла. А за Федора Ивановича Валентину отдал.
А через год Ганна поняла, что правильно она сделала, сбежав с Михаилом - после революции её семья и семья Федора Ивановича в Европу бежали, последняя весточка от матери пришла с этой новостью. Печалило только Ганну, что не простилась она с ними. Но ей нечего было бояться, она теперь не носила фамилию купца, была Васильченко по мужу, а супруг её плотник с золотыми руками, что позволило им пережить многие трудные годы, ожидающие их впереди.
Они жили неплохо до 1941 года. Когда многие в белорусской деревне ходили в лаптях, Михаил Васильченко покупал своим дочерям туфли и даже бусы на ярмарке приобрел. Грамотную, владеющую иностранными языками Ганну взяли в школу. Из Ганны она превратилась в Анну Семеновну, сельскую учительницу, которую любили дети. Михаил был отличным плотником, а когда в село стали завозить технику, быстро обучился и стал работать в колхозе. За 25 лет совместной жизни они родили 11 детей! Родителей Михаила уже не было в живых, но уходили они из жизни будучи спокойным за своего сына, с такой невесткой не пропадешь.
Анна Семеновна не давала спуску ни чужим детям, ни своим, упорно забивая детские головы полезными знаниями. Шестеро сыновей и пять дочерей любили свою маму и гордились ей. А еще их с Михаилом любовь была примером того, что любящим сердцам неважны равенство и статус.
С гордостью за дочерей Анна Семеновна отдавала их замуж, потому что обучила их как вести хозяйство, держать себя на людях, дала правильное воспитание. Сыновья тоже разлетелись кто куда - кто военное образование уехал получать, кто женился и подались в дальние края, при Анне Семеновне осталась только Елена, четырнадцатилетняя дочка, да старшая дочь Ольга с мужем проживали в этом же селе. Супруги Васильченко теперь желали внуков, мечтали о том, как и дальше будут сажать огород, вести хозяйство, учить сельских ребятишек в школе и работать в колхозе, а по вечерам качать на коленях внуков...
Но июнь 1941 года перевернул всю их жизнь с ног на голову...
****
- Меня не берут! - Михаил Иванович ворвался во двор и калитка со стуком ударилась о забор.
- Миша! - Анна Семеновна вздрогнула. - Куда тебя не берут?
- Родину защищать! Приехал он, гусь важный, сидит там в сельском совете и насмехается!
- Кто гусь важный? Над кем насмехается? Да расскажи ты! - Анна Семеновна отбросила вилы в сторону и подошла к мужу, встав перед ним во весь рост.
- Я, значит, в поле пашу на тракторе, как прибегает Гришка и говорит, что приехал человек из военного комиссариата, ребят наших забирать будет. А я что же, отсиживаться должен в сторонке, пока молодые гибнуть будут? Опыт у меня есть. Да, есть! И пусть я в плен попал в 1915, но больше года я сражался! Пришел, говорю - запишите меня. А младой этот гусь, едва услышал, что мне пятьдесят шестой год пошел, расхохотался мне прямо в лицо и говорит: "Иди, отец, на печи полежи." Это он мне говорит? Я должен на печи лежать? В то время, как Петра записали и другой молодняк?
- Как Петра записали? - услышав имя зятя, Анна Семеновна побледнела.
- Ты что, мать? А как же его не запишут, не инвалид наш сынок названный. Другие пошли и он пойдет. А вот меня не берут! А я все равно добьюсь, чтобы меня взяли!
Но его никуда не брали, хотя Михаил оббивал пороги кабинетов. А в это время Анна Семеновна молилась за своих сыновей и за зятьев. На старшую дочку Олю страшно смотреть было - как мужа за порог проводила, так потухла вся.
- Не умею я, мама, как ты, всегда с поднятой головой и прямой спиной ходить. Не умею я так же принимать все беды стойко и смирно. Ты вот даже слезинки не проронила, когда мои братья и сестры уезжали из села.
- Откуда знать тебе? - Анна Семеновна обняла дочь. - Плакала я по ночам, да вот утром слезы утирала и к печи, еду готовить, потому что уезжали старшие, а младшие оставались. И дети мои уезжали строить новую и самостоятельную жизнь, наоборот, радоваться надо.
- Сейчас мои братья Семен, Макар и Егор на фронте...- еще сильнее заплакала Ольга.
- И по ним я плачу, и молюсь на ту икону, которой моя матушка нас с твоим отцом благословила. Знаешь, от судьбы не убежать, надо просто верить в лучшее. Вставай, пойдем в школу, поможешь мне побелить потолки.
Ольга встала и пошла за матерью, с ними и четырнадцатилетняя Лена пошла. Проходя мимо сельского совета, они увидели толпу, которая в страхе смотрела на председателя колхоза и главу сельского совета. Мужчины тоже были напуганы.
- Что происходит, отчего собрание? - спросила Оля у соседки Евдокии.
- Немцы уж соседнее село заняли, скоро к нам придут, - Евдокия в слезах перекрестилась.
- В леса надо уходить, бабоньки, - Андрей Григорьевич, глава сельского совета призвал народ уходить из деревни.
Кто-то поддержал, а кто-то решил понадеяться на судьбу.
К вечеру половину жителей села уходили в леса, забрав с собой коров, лошадей и птиц. Дети, женщины, старики терпеливо шли вглубь леса, понимая, что таким образом они могут сохранить свою жизнь.
Михаил Иванович и Анна Семеновна с дочками шли одними из первых...
Они ушли, а через месяц узнали, что деревню сожгли. Михаил Иванович с другими мужиками, которых по разным причинам не взяли на фронт, организовали партизанский отряд, Ольга и Анна Семеновна были связными. Две женщины каждый день ходили как по краю, но знали во имя чего они делают свое дело...
ЭПИЛОГ
С теми, кто выжил, они встречали победу в почти пустом селе, где местами еще сохранялось пепелище. Анна Семеновна сидела в вырытой землянке и молилась на икону за то, что благодаря молитвам выжили все её шестеро сыновей и трое зятьев. Правда, на мужа Ольги похоронка пришла в 1944 году, когда они вернулись из лесов. На Ольгу страшно было смотреть, она долго переживала, но потом, выпрямив спину, подняла голову и, поняв, что уже ничего не изменить, взяла себя в руки.
К 1947 году семья Васильченко отстроила новый добротный дом, посреди которого стояла русская печка. Потом Елена замуж вышла, а в 1950 году и Ольга второй раз сочеталась браком, позволив себе вновь быть счастливой.
Дети иногда её навещали, привозя внуков. А те, вырастая год из года, удивлялись, глядя на бабушку - вроде обычная деревня, хозяйство во дворе, куры по двору бегают, печь в доме стоит, самобытная обстановка, но вот их бабушка Анна Семеновна. которую дед Миша называет Ганной, сидит с прямой осанкой и ест из тарелки с помощью ножа и вилки. Она будто не вписывается в эту обстановку. А еще они знали - их бабушку уважают в деревне, все по имени-отчеству называют, ни каких прозвищ вроде "Степаниха", "Клепиха", "Петровна" или " Потаповна", как зовут других женщин ее возраста. Иногда кто-то от зависти назовет её купчихой, но тут же ловит на себе осуждающие взгляды других, которые уважали учительницу и были благодарны ей за то, что учит их детишек уму-разуму.
В 1972 году, в возрасте 86 лет ушел из жизни Михаил Васильченко. Он прожил долгую жизнь, несмотря на то, что прошел Первую Мировую, где почти год был в плену, несмотря на тяжелый сельский труд и четыре года партизанства по лесам. Он работал до последнего, постоянно что-то строил и мастерил, пока руки держали молоток.
Анна Семеновна умерла в 1997 году в возрасте 101 год. Она никогда не носила очки, штопала себе, детям, внукам и правнукам одежду сама, сохраняла гордую осанку и пользовалась столовыми приборами. У нее всегда было чисто в доме и уютно, и это свое умение держать жилье в порядке, она привила всем своим детям. Икону Божьей Матери, которая помогала ей на протяжении всей жизни, она передала своим внукам, с наказом беречь святой образ.
А внуки и правнуки до сих пор с теплотой вспоминают ее и восхищаются смелостью Ганны, которая в юном возрасте не побоялась менять свою судьбу, сбежала с любимым и нашла свое счастье. С любимым она плакала, узнав о том, что больше не увидит своих родных больше никогда, с ним и радовалась рождению детей, их свадьбам, с ним же она бегала по белорусским лесам, защищая родную землю от врага, и ни смотря ни на что сохранила доброту, честность и порядочность. А еще веру в Бога, много лет пряча крестик на своей груди.