Я в девятнадцать лет летала в Харьков,

там жил мой друг женатый, вечно пьяный,
он всё косил под Хэма и Ремарка...
День был февральский, снежный и обманный,
снег шёл и шёл, мы ехали в трамвае,
всё замело, нелётная погода,
мы где-то согревались, выпивали,
тянулось время жизни, время года...
Он говорил, но что - почти не помню,
шёл снег, и жгли его прикосновенья,
мы всё искали место поукромней,
на взлётной полосе обледененье...
И ночь прошла, и снег остановился,
я на метле над городом летела,
он не на шутку, кажется, влюбился,
а я совсем немногого хотела...
И целый год мы мучили друг друга,
его жена всё знала, но молчала,
тот мир был идиотами не пуган,
мы верили, что всё начнём сначала -
и будем вместе, что бы ни случилось,
ну, что нам все преграды и печали?
Но ничего у нас не получилось,
и я не знаю, жив ли харьковчанин
сегодня. В эту зиму лихолетья
одни черты у ангела и чёрта,
всё взорвано на нашем белом свете.
И смерть кружится над аэропортом...
.
(с) Ирина Карпинос