И Кольский начал есть. В желтоватом целлофановом пакете – это ж дефицит был в СССР – аккуратно лежали пряники, печенье и конфеты. В бумагу была завернута домашняя фруктовая пастила. Еще там были две банки сгущенки и одна с тушенкой. Честно говоря, всегда удивлялся – зачем солдатам это присылают? В армии своей тушенки со сгущенкой хватает. Да и как их вскрывать? Разве что штык ножом!
Валера начал процесс поглощения неуверенно, но постепенно ускорялся и все быстрее работал челюстями, испуганно поглядывая на бойцов. Сначала в ход пошли пряники, потом печенье.
– Вкусно, Кольский? – поинтересовался Кириллов, глядя как у того крошки летят во все стороны.
– Угу, не очень. Только сухо.
– А что, чая в посылку не налили? – Петров заглянул внутрь и усмехнулся. Валера зачем-то заглянул в пустой ящик, но, конечно же, ничего жидкого там не оказалось.
– Сгущенкой запей! – усмехнувшись, подсказал Кириллов.
Время потихоньку шло. Под методичный хруст карамелек, кто-то держался из последних сил. Другие, обливаясь потом, уже касались животами и коленями крашеного пола. Было действительно очень тяжко. Такое вот оно коллективное наказание. Сержанты все прекрасно
понимали, потому и не заставляли стоять, как положено. Главное – в горизонтальном положении и на руках. Удивительно, но Валера уложился в двенадцать минут, напихав полный рот вязкой пастилы. Попытался что-то сказать, но получилось только какое-то невнятное мычание.
– Чего? – прищурившись, переспросил Кириллов. – Говоришь, еще хочешь? Кольский, продолжая усердно жевать, категорично замотал головой в стороны. Попробовал промычать чуть более внятно, но опять ничего не получилось. Тогда он показал пальцем на консервы.
– Он, наверное, спрашивает, что делать с тушенкой и сгущенкой! – произнес Кукушкин. А ведь и вправду, пусть грызет, или как?
– Это можешь оставить на потом! – сжалился Петров. Еще несколько долгих секунд, и наконец Валера смог.
– Все! – грустно произнес он, глядя на остальных. Прекрасно понимал, что испытывали его товарищи, пока он набивал брюхо. Ему было хорошо, а вот остальным тяжело.
– Рота, отставить упор лежа! – приказал Петров. По центральному проходу прокатился вздох облегчения. Зрелище было жалкое: некоторые с жалобными выдохами попадали прямо так. Кое-как
поднимались, принимая вертикальное положение. И я не исключение. Хоть в стойке я и халтурил, опираясь на колени, а все равно было тяжко. Почти пятнадцать минут в таком положении – это очень круто.– Поблагодарите своего товарища. Он старался, как мог. Вопреки ожиданиям, Кольского никто не трогал. Конечно, в свой адрес он выслушал немало хорошего, но ему не привыкать. Нашлись свидетели, которые видели, как он убирал посылку в тумбочку, как раз перед построением. Позже Кольский сознался, что действительно
хотел унести ее в лазарет. Думал, что ему так больше сладостей достанется. В общем-то, так и получилось – сладкого он поел вдоволь.
Про инцидент быстро забыли и в кино мы все-таки пошли. Правда, перед этим по плацу пришлось походить часа полтора. Это в сорок два градуса – казалось, даже старый серый асфальт и тот был готов расплавиться под палящим солнцем.
Прошло еще полторы недели.
Я лучше всех стрелял, бросал гранату на точность и надевал противогаз. Бег по пересеченной местности, маскировка, полоса препятствий – все мне давалось легко. В остальном, я тоже мог быть лучшим, но старался сильно не выделяться. Да и, честно говоря, многие парни не сильно от меня отставали. Например, тот же Илья Рыскин был потомственным военным его отец в звании майора служил где-то в артиллерии, а дед вообще полковник на пенсии.
Сборка-разборка автомата, чистка, снаряжение магазина – все это я делал не одну сотню раз. Скукотища. А вот тактические занятия мне нравились – в прошлый раз я Афган не застал, потому что был отправлен на Урал, а тут столько новой информации, с уклоном в жаркий климат и горную местность. Ну и религию. Почерпнул кое-что новое. Точнее, забытое старое. Мы все ждали, когда же будет что-то действительно стоящее, где мы могли бы принести хоть какую-то пользу. И вскоре такой случай представился…
В одно прекрасное утро в расположение зашел прапорщик Лось. Ему на днях удалось выменять у местных что-то ценное, вот он и ходил, довольный как питон.
– Дневальный, строй роту! – радостно гаркнул он.
– Первая рота, на центральном проходе становись, форма одежды любая! – сразу же заорал тот. Кажется, планировалось что-то стоящее.
Когда мы построились, старшина окинул строй внимательным взглядом и произнес:
– Товарищи солдаты, сегодня у нас запланировано особое задание на стратегически важном объекте. Так как старослужащие там уже были, пришло ваше время. Для начала, с собой могу взять только пятерых. Добровольцы есть? Больше половины солдат подняли руки.
Еще бы, такое событие. Ранее на птицеферму выезжали только старослужащие там ничего особенного не было, но это все равно лучше, чем в казарме торчать или по плацу строевым маршировать.
Старшина прошелся вдоль строя, затем задумчиво произнес:
– Похвально, но так много мне не нужно… М-да! Так, первое отделение, шаг вперед! Девять человек дружно вышли из строя. Даже дневальный Степанков зачем-то шагнул с тумбочки. Формально-то он принадлежал к первому отделению.
– Возьму Самарина, Лаптева. Так, еще Куртова… Михайлова.
– А мне можно? – подал голос Кольский.
– Можно Машку за ляжку! Вон она, за дверью лежит и тебя ждет! – пошутил Лось. – Кольский, ты мне уже один БТР сломал! Градусники разбил, несколько пузырьков с нашатырным спиртом перевернул, телефон в канцелярии после тебя работать перестал. Нет уж,
будет лучше, если ты к военной технике подходить не будешь! «Машка», конечно, тоже техника, но чтобы ее сломать, нужно постараться. Вот и занимайся. Вся рота засмеялась. Кстати, если кто-то не знает, то «Машка», это не только женское имя, а еще и приспособление для полировки полов в казарме. Особенно часто применяется в учебных военных заведениях, где полы паркетные и в несколько слоев покрыты лаком. Тяжелая и неудобная вещь.
– О, Громов и ты тоже давай! – поравнявшись со мной, произнес старшина. После того случая со светом прапорщик Лось был ко мне лоялен. Когда все пять добровольцев построились отдельной шеренгой перед казармой, прапорщик провел подробный инструктаж по безопасности.
– Товарищ прапорщик, а разрешите уточнить! Что мы будем делать на птицеферме?
– Вам что, старослужащие не рассказывали? – удивился тот. – Хм, ну это нестрашно. На место приедем, там и узнаете.
– Дерьмо за курами подбирать? – спросил я.
– Не дерьмо, а эти… Как их там? Органические удобрения!
– Ясно! – кивнул я. – А яйца можно собирать?
– Не только можно, но и нужно. Только осторожно и не себе в карман!
Облачившись в рабочую одежду, которая, к слову говоря, была старого образца того же тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, мы погрузились в ГАЗ-66. После всех согласований покинули нашу воинскую часть, отправившись в сторону железнодорожной станции.
Именно там, на окраине поселка и располагалась птицеферма, где выращивали какую-то новую разновидность породы кур, которая хорошо уживалась в жарком климате. Название какое-то заумное, едва нам озвучили, так я его сразу благополучно забыл. Когда мы добрались до населенного пункта, где последний раз были больше двух месяцев
назад, здесь особо ничего не изменилось. Так же пустынно, как и ранее. Что удивительно, совсем не было бродячих собак и кошек, которых на окраинах деревень и сел обычно полно. Местная птицеферма была относительно небольшой и представляла собой два огромных кирпичных барака в один этаж, длиной около двухсот метров. Также на территории было несколько других построек, но куда меньшего размера. Все это было обнесено оградой из толстой сетки-рабицы. Нас никто особо не посвящал в детали пребывания тут. Осмотревшись, я определил, что здесь три отдельные зоны. Первая и вторая зоны левого барака – это инкубаторы и помещения для содержания вылупившихся цыплят. В инкубаторах были чуть ли не стерильные условия, что логично. А третья зона размещалась в правом бараке, где находились уже взрослые особи, которые несли яйца и которых готовили на мясо. Нас пускали только на третью секцию, где никакой особой чистоты не требовалось. Внутри было много оборудования, которое частично устарело даже по состоянию на 1985 год. Птицы находились в больших клетках, которым на первый взгляд не было числа. И хотя реального производства количества яиц и мяса в день никто толком не знал, было очевидно, что его тут много. Птицефабрика обеспечивала работой весь здешний поселок.
Выезжая сюда, я понятия не имел, чем именно тут занимались солдаты. Неужели как грубая рабочая сила? Конечно, было очевидно, что кто-то из командного состава договорился с руководством предприятия. Вроде бартера. Ну а прапорщик Лось был чем-то вроде ответственного лица. Конечно же, это было незаконно. Но лучше уж так, чем строить дачу какому-нибудь генералу.
А обязанности у нас были простые, чистить птичник, собирать яйца и кормить кур. Людей не хватало, поэтому чей-то гениальный разум и придумал использовать бесплатную рабочую силу. А поскольку к этой категории относятся в основном солдаты и студенты, то нетрудно догадаться, что выбор пал на первых. Вторых тут отродясь не было, как раз таки из-за отсутствия учебных заведений в регионе. Наряд был какой-то странный и рассчитан на три дня. То есть, в течение трех дней мы должны были находиться на территории, занимаясь одним и тем же. Контролировал нас прапорщик Лось, правда, большую часть времени он где-то пропадал. Убирать за курами мне вообще не хотелось, поэтому я вызвался на сбор яиц. Занятие довольно скучное, хорошо хоть не грязное. В день собирал до пяти сотен яиц и складывал всю добычу в специальные корзины. В первый день сотрудница птицефермы, которая по-русски понимала около сотни слов, объяснила и показала, что делать и куда идти. Куртов и Самарин выбрали кормежку крылатых представителей фауны, а Лаптеву и Михайлову досталась самая грязная и неприятная работа. Запахи там стояли, можно себе представить, поэтому в первый же день парни завалились злые, уставшие, а главное – благоухающие на десяток метров вокруг.
К счастью, на улице имелся душ. А мыло тут было армейское.
Спали и отдыхали мы тут же, во втором бараке. Для солдат тут уже давно выделили отдельное помещение. Столовой тут не было, поэтому питаться нам предстояло исключительно сухими пайками, что мы захватили с собой. Само собой, на консервах долго не проживешь, поэтому в конце первого же дня мы умудрились утащить с десяток яиц, рассовав их по карманам. Когда наступил вечер и стало тихо, мы забабахали обалденную яичницу с тушеной говядиной. Получилось вкусно и сытно. Спали на скрипучих раскривушках. А утром все начиналось сначала.
В принципе, неофициальный наряд по птицеферме был халявой. От нас никто не требовал стопроцентной отдачи, главное – не халтурить. Достаточно работать как рядовой сотрудник и к тебе не будет никаких вопросов. Разрешалось работать с ночной сменой, если не укладывались в график. А примерно с восьми вечера была пересменка и практически вся третья зона пустовала. На вторую ночь я решил пойти дальше и приготовить кое-что повкуснее. Тем более что
кто-то из местных принес нам немного мелкой картошки и лука. К тому же в соседнем помещении обнаружилась переносная печка с газовым баллоном. Утром, в прекрасном расположении духа заявился старшина и сразу же направился к нам, поинтересоваться, как у дела и какие результаты.
– Ну что, воины! – поприветствовал он, закрывая дверь. – Громов, как дела?
– Все нормально, товарищ прапорщик. Собираемся на работу. Лаптев и Михайлов вчера навели марафет в курином общежитии, вывезли полтонны птичьих фекалий, Самарин и Куртов обеспечили живность водой и кормом. Ну а я принял роды у пятисот кур.
– Какие еще роды? – не понял тот, потом увидел тару, которую мы не успели припрятать. – Так! А это еще что такое?
– Сковорода! – честно ответил я. Отбрехаться от старшины так просто не получится, но попробовать можно. Пока я придумывал версию, Куртов старательно заметал перья под раскладушку. Слава богу, что главная улика в виде алюминиевой кастрюли уже была в шкафу.
– Громов, вы что, жарили яйца? – догадался Лось.
– Ну да. А что такого? – возразил я. На самом деле злодеяние было немного хуже. На одной тушенке особо не проживешь. Ну, мы и прихватили несколько штук, кто их считает? Куры не обидятся!
– Вы что, деятели, блин! – старшина выглянул за дверь, чтобы убедиться, что там никого нет. – Ладно… Надеюсь, немного взяли?
– Пару десятков.
– Обалдели, что ли? – нахмурился тот. – Зачем так много? Ладно, а скорлупу куда дели?
– Закопали! За бараком!– Да все будет нормально, товарищ прапорщик, никто ничего не заметит. Там этих яиц выше крыши. Ну, подумаешь, несколько кур решились не нестись пару дней.
– Ага! Смотрите у меня! – погрозил кулаком Лось, принюхиваясь. – Я надеюсь, вы больше ничего запрещенного не делали? Что за странный запах? Мы переглянулись, но ничего не сказали, тем более что Стас успел скрыть улики. Было немного не по себе, но мы заранее договорились отрицать все обвинения, если их нам предъявят. Ничего не видели, ничего не слышали.
– Слышь, Макс! – тихо произнес Самарин, когда мы вышли из нашей комнаты отдыха. Кажется, зря мы вчера это сделали!
– Почему? – улыбнулся я.
– А ты глянь, какой Лось недовольный ходит. Ему ведь первому влетит за наши дела.
– То есть, ты хочешь сказать, что зря я ту курицу кесарил?
– Ну, не зря… – Димка потер затылок. – Суп отменный получился!
(продолжение следует...)
#СтихиИПроза