Сташенков выбрал место у расщелины между скал и за валунами — если душманы начнут обстрел, экипажу будет где укрыться. И посадил вертолет, как припечатал — с первого захода, без прикидки, — немного жестковато, но точно, уверенно. Едва двигатели заглохли, борттехник и бортмеханик спрыгнули на землю и стали внимательно осматривать вертолет. Николай, приказав группе захвата находиться на месте и следить за пленными, тоже поспешил на выход. — Плохи наши дела, — сказал бортовой техник, когда Николай подошел к нему, и взглядом указал на точку, откуда вытекало масло и расплывалось по капоту двигателя и по фюзеляжу. — Пробит главный редуктор. А менять его, сами понимаете, дело долгое и сложное. — Надо осмотреть пробоину, — посоветовал бортовой механик и, не дожидаясь согласия старшего лейтенанта, полез в кабину за стремянкой. — Смотри не смотри — загорать тут придется долго, — грустно и глубоко вздохнул бортовой техник. Николаю не понравилось пессимистическое настроение офицера — сразу вот так опускать руки, не осмотрев пробоину, — но он не знал еще ни бортового техника, ни бортового механика, а судя по возрасту и опыту работы, старший лейтенант намного старше, и, возможно, ему достаточно одного взгляда, чтобы определить, насколько серьезно повреждение… Коль придется менять редуктор, надо и ему, командиру (здесь, на земле, власть снова переходила к нему), срочно принимать другое решение: пленных уже ждут на Центральном аэродроме. Он вернулся в кабину и нажал на тангенту микрофона: — Ноль семьдесят второй, как меня слышите? — Хорошо слышу, Ноль пятидесятый, — сразу отозвался ведомый. — Как наблюдение? — Как в том кино, командир: «Кругом все спокойно», — весело отозвался летчик. — Тогда заходи на посадку, ко мне поближе. — Понял. Выполняю. — Что-нибудь серьезное? — спросил Сташенков, отстегивая привязные ремни. — Пробит главный редуктор. Сташенков присвистнул: — Вот уж ни к чему… Вертолет накалился до такой степени, что сидеть в нем было невозможно. Николай снял бронежилет — похоже, душманов поблизости нет — и спустился по трапу. Ветерок от заходящего на посадку вертолета ведомого приятно окатил лицо и шею; даже поднятая им пыль была милее зноя, которым дышали раскаленные отвесными лучами солнца валуны и камни; и Николай стоял под этими освежающими волнами, пока не заглохли двигатели и винты приземлившейся машины не остановились. Открылась дверь, и, едва лестница упала вниз, по ней сбежал капитан Тарасенков, командир экипажа. — Слушаю, товарищ майор. — Забирайте на борт пленных и — на Центральный. А у нас тут авария. Кажется, серьезная. Подошел к люку и крикнул командиру десантной группы: — Всем, кроме экипажа, на Ноль семьдесят второй. Быстро! — И обратился к бортовому технику, который стоял на стремянке рядом с бортовым механиком: — Что сообщить инженеру и какую помощь просить? Старший лейтенант пожал плечами, вопросительно посмотрел через плечо своего подчиненного на пробоину, откуда продолжало течь масло. — Надо как следует… — Ничего не надо, — вдруг заявил бортовой механик и весело посмотрел Николаю в глаза. — Пустяковая пробоина, товарищ командир. На полчаса работы. — Ты не пори горячку! — осадил его старший лейтенант. — Это тебе не в бирюльки играть. — А я и не порю, — расплылся в улыбке прапорщик. — Посмотрите, сами убедитесь. Если пессимизм бортового техника вызвал у Николая неудовольствие, то легковесный бодрячок прапорщика привел в уныние: как можно в таком ответственном деле делать скоропалительные выводы, когда двигатели еще не осмотрены, причины падения давления масла и роста температуры не установлены? Они увидели одну пробоину, поверхностную, а могут быть другие, да и эта, еще неизвестно, какие даст последствия. И кому из них верить, кого слушать? Он хотел отчитать обоих, но сдержался: прапорщика Савочку и старшего лейтенанта Мезенцева он знал всего неделю, а видел в деле, то есть в полете, впервые. Правда, предчувствие его не обмануло: и при знакомстве, и перед полетом новые подчиненные восторга не вызвали: бортовой техник — сутуловатый, похожий больше на комбайнера или тракториста, чем на военного человека, спокойный до медлительности, чего Николай терпеть не мог в людях, связанных с авиационной техникой, — в небе иногда доли секунды решают исход дела; бортовой механик, наоборот, маленький, шустрый, как непоседливый шалунишка, с неугасающей улыбкой на круглом, розовощеком лице… Но начинать свою командирскую деятельность в новом полку с замены экипажа было бы неразумно, потому Николай ограничился короткой беседой, решив подождать до поры до времени, проверить своих помощников в деле. А дело оказалось намного серьезнее, чем можно было ожидать… Мезенцев внимательно осмотрел пробоину, даже пальцем ощупал края, заглянул вниз, потом вверх, видимо, восстанавливая мысленно траекторию полета пули. По трапу спустился командир десантной группы, высокий поджарый лейтенант Штыркин, в действиях которого чувствовались быстрота, уверенность, решительность. Остановился, пропуская мимо себя задержанных. В каске с сеткой, в пятнистой штормовке, с кинжалом и гранатами у пояса, он походил на суперсолдата из американского кинобоевика, которого не берут ни пули, ни ножи, никакое другое оружие. Двое десантников вынесли на носилках убитого. За ними спустился переводчик из Народной армии Афганистана, отряд которого базировался невдалеке от аэродрома. Николай дал знак Штыркину подвести задержанных и сказал переводчику: — Спросите, откуда они и что делали в долине? — Я спрашивал. Говорят, что из Шопши. Спустились в долину за фисташками. Николай посмотрел на карту. — Далеко ж им пришлось топать за орешками — километров двадцать. А пулеметное прикрытие зачем им понадобилось? Переводчик спросил. Ответил молодой, крепко сложенный симпатичный афганец со смоляной бородкой и такими же усами. — Он говорит, что ничего о тех, кто стрелял, не знают, — перевел переводчик. — Они их тоже не видели. — Душманы в Шопше бывали? — Бывали. Грабили, убивали. Все продовольствие, что доставили советские вертолеты, забрали. Дехкане голодают, — отвечал все тот же молодой афганец с помощью переводчика. — А почему его моджахеды не забрали в свою банду? — спросил Николай и заметил, как зло сверкнули антрацитовые глаза чернобородого. Похоже, русский язык был ему не в диковинку. Но он дождался, когда вопрос переведет переводчик, и ответил так, как и предполагал Николай: у него-де серьезная болезнь. — Что-то на больного он не очень похож, — усомнился Николай. — Может, он и справку при себе имеет? — Нет, справки он при себе не имеет, — ответил после разговора с «больным» переводчик. — И никакой справки у него нет. Но моджахеды однажды забирали его, проверили у врача в Файзабаде и отпустили. — У нас тоже есть врач, — сказал Николай и кивком разрешил Штыркину увести задержанных. — Разрешите взлетать? — обратился к Николаю капитан Тарасенков. — Не торопись, как голый в баню! — оборвал его Сташенков. — Не видишь, в каком положении командир? Или своя рубашка ближе к телу? — Он прав, — вступился за капитана Николай. — Пленных ждут на Центральном. Кстати, вы можете лететь с ними. — Да вы что? — выкатил глаза Сташенков. — За кого вы меня принимаете? — Просто не вижу необходимости и вам здесь жариться, — пояснил Николай. — В таком случае, летим вместе. Оставим здесь охрану, пришлем ремонтников. — Да справимся мы сами, товарищ майор, — спустился со стремянки прапорщик. — Ей-богу, там работы не более чем на полчаса, — улыбнулся своей по-юношески невинной улыбкой. На землю спустился и старший лейтенант Мезенцев. На вопросительный взгляд Николая пожал плечами: — Дырка маленькая, а масло за несколько минут выбьет. И хорошо еще, если только это. — Так разберитесь, черт возьми! — вспылил Сташенков. — Надо же знать, какую помощь просить. — Товарищ майор, одна только пробоина, — уверенно сказал Савочка. — И то пулевая, из автомата. Через блистер кабины. Можете сами посмотреть. Заделать дырку — пара пустяков. — Это в полевых-то условиях? — не согласился Мезенцев. — Может, пробку деревянную забьешь? — Зачем деревянную? — снова улыбнулся Савочка. — У нас и покрепче найдется. — Да пойми ты, садовая голова, там давление в несколько атмосфер, любая пробка как пуля вылетит. — Не скажите, не скажите, товарищ старший лейтенант, — стоял на своем прапорщик. — Если нарезать резьбу, да завернуть болт… — Чем, пальцем?! — Мезенцев терял терпение. — Метчик сделаем. — Как? — Мезенцев покрутил головой и грустно усмехнулся: послал, мол, бог помощничка. — Эт в два счета — болты у нас любого калибра имеются, напильник тоже всегда с собой возим. — И прапорщик юркнул в кабину. «А пожалуй, в его предложении есть резон, — подумал Николай. — Перебоев в работе двигателей не было, и если бы давление масла не упало, а температура не стала расти, они ничего бы и не заметили. Похоже, действительно, других повреждений нет. А если так, то прапорщик предложил довольно простой и оригинальный способ выхода из создавшегося положения… Как бы там ни было, экипаж ведомого надо отправлять». — Взлетайте, — приказал Николай Тарасенкову. — Доложите, что наш экипаж сел на вынужденную. Неисправность пытаемся устранить своими силами. Если не получится, вызовем помощь. Тарасенков быстро зашагал к своей машине. — Все-таки зря, — не одобрил решение Николая Сташенков. — Надо бы немного подождать: мало ли что может произойти? Неожиданности, разумеется, могли быть — и с ремонтом не получиться, и душманы в любой миг нагрянуть. И все-таки держать рядом второй вертолет с пленными, которые, возможно, владели важной и срочной информацией, считал нецелесообразным. — Что бы ни произошло, вертолет бросать не станем, — ответил Николай. Между тем Савочка уже колдовал у пробоины, примерял болты разного диаметра. Спустился со стремянки и начал пропиливать у одного продольные канавки. И Николай подивился: короткими и совсем не богатырскими пальцами он так крепко держал болт и так ловко орудовал напильником, словно был прирожденным мастером железных дел — канавки получались ровными и аккуратными, как на токарном станке. Заработали двигатели на вертолете Тарасенкова, и освежающая волна воздуха снова приятно окатила людей. Савочка еще шире улыбнулся своим белозубым ртом с яркими, будто подкрашенными, губами и закрыл от удовольствия глаза, подставив лицо ветру. Но лишь на секунду: руки продолжали шмыгать напильником. Вертолет тяжело оторвался от земли и, сделав почетный круг, а точнее, осмотрительный — Тарасенков еще раз убедился, что душманов поблизости нет, — взял курс на северо-запад. Николай долго провожал его взглядом, пока вертолет не скрылся за горами. «Хороший летчик, — подумал о Тарасенкове. — И кружок сделал без подсказки, к чему, к сожалению, не каждый пилот приучен; иной ленится лишний раз вниз посмотреть, ориентировку уточнить — зачем, коль штурман справа сидит?» Был такой подчиненный у Николая, до поступления в академию. Послал его как-то на разведку объекта. Привез летчик фотоснимки, сдал вместе с донесением. «А что визуально наблюдал?» — спросил Николай. Тот наивно пожал плечами: «У меня же фотоаппарат был. И вы такой задачи не ставили…» Да, инициатива летчика, самостоятельность, зрелость суждения — качества не менее ценные, чем дисциплинированность. Всему этому надо учить, учить… Савочка снова поднялся на стремянку. Мезенцев полез за ним и стал с пристальностью прилежного ученика наблюдать за тем, как ловко и уверенно орудовал ключом прапорщик. — Подайте накидной, тринадцать на пятнадцать, — попросил Савочка, и Мезенцев с юношеской проворностью сбежал со стремянки, достал из сумки нужный ключ, подал прапорщику. «Не зря говорят: мал золотник, да дорог», — вспомнилась Николаю пословица. Савочка ему уже нравился, а когда прапорщик доложил, что вертолет к полету готов, чуть не обнял его. По испачканному маслом юному лицу струйками стекал пот, комбинезон был хоть выжимай, но как счастливо сияли глаза! Такие глаза Николай видел у своих товарищей в день выпуска из училища. — Спасибо, — Николай крепко пожал руку прапорщику. — По местам! В воздухе Савочка связался по радио с КДП Центрального, оттуда поступила команда лететь тоже к ним. На аэродроме их поджидал подполковник, представитель разведотдела, и попросил подробнее рассказать в донесении о случившемся. — Что-нибудь удалось выяснить? — полюбопытствовал Николай. — Кто они, чем занимались на берегу реки? Подполковник пожал плечами: — Твердят одно: «Собирали фисташковые орешки». Придется вам завтра снова лететь туда и тщательно осмотреть вокруг местность. Похоже, база у них там… (продолжение следует...) #СтихиИПроза