14 декабря 1825 года восстание на Сенатской площади

было жестоко подавлено.
Приговор для участников декабрьского восстания и членов тайных обществ оказался беспрецедентно строгим.
Всего судили 121 человека.
Пятерых лидеров - Пестеля, Рылеева, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского - специально созданный Верховный уголовный суд приговорил к четвертованию, казни, которая не применялась в России со времен Емельяна Пугачева.
Тридцать одного человека – к отсечению головы.
У остальных декабристов приговоры были самым разнообразными: каторга, разжалование в солдаты и ссылка в Сибирь, лишение дворянства, всех наград и привилегий.
Император Николай I смягчил приговор и смертную казнь заменили на каторгу и ссылку.
Повезло всем, кроме приговоренных к четвертованию, тех 12 июля 1826 года вместо мучительной казни повесили.
Трое декабристов сорвались, и их пришлось вешать еще раз.
27 июля 1826 года Екатерина Ивановна Трубецкая вслед за мужем отправилась в Сибирь. Она была первой, за нею двинулись верные жены осужденных декабристов, бесстрашные их невесты: Мария Волконская, Александра Муравьева, Елизавета Нарышкина, Александра Ентальцева, Наталья Фонвизина, Полина Гебль, Александра Розен, Мария Юшневская,
Ле Дантю.
Это был подвиг. Во имя любви, долга, высоких жизненных идеалов.
Политикой женщины тогда не занимались, об участии мужей в тайных обществах они узнали постфактум. Единственным исключением была Екатерина Трубецкая, но на следствии ее никто не вспомнил.
По делу декабристов были привлечены только две дамы: сестры Михаила Рукевича – Ксаверия и Корнелия. Они были виновны в том, что после ареста брата уничтожили компрометирующие его бумаги. За что их определили в монастырь на год и шесть месяцев.
Первое, с чем пришлось столкнуться женам декабристов – лишение положения в обществе.
Жить в Сибири они должны были как жены «каторжан» и «ссыльнопоселенцев», то есть с ограниченными гражданскими правами.
Они расставались с детьми.
Детям выезд в Сибирь власти категорически не разрешали.
Детей пристраивали родственникам, давали образование, но материнское сердце все равно крайне тяжело переживало разлуку.
Александра Давыдова оставила шестерых детей.
Между ними было шесть тысяч верст. Чтобы поздравить с именинами ей приходилось писать чуть ли не за полгода вперед. О том, как они взрослеют, она могла судить, получая портреты.
Сыну Ивана Якушкина — Евгению — впервые удалось встретиться с отцом только в возрасте 27 лет и для этого потребовалось отправиться в служебную поездку.
Отношение родственников, семьи и общества к решению жен декабристов было совсем неоднозначным. Генерал Раевский сказал своей дочери Марии Волконской перед отравлением:
«Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься».
Семейство Лаваль наоборот поддержали Екатерину Трубецкую в ее решении поехать за мужем. Отец даже дал ей в поездку своего секретаря.
Тот не выдержал пути и бросил ее еще в Красноярске.
Высшее общество тоже разделилось: одни с недоумением комментировали в салонах этот поступок, но в то же время проводы Волконской в Москве посетили многие известные личности, в том числе Пушкин.
Жены стали тем мостом, который своими письмами связывал узников с остальной страной.
Они же добивались смягчения содержания, определенных уступок.
По сути, эти женщины выполняли те же самые функции, что и армия адвокатов сегодня.
Особенно тяжело пришлось первым, кто смог прорваться в Сибирь: Трубецкой и Волконской.
Жили жены декабристов маленьким сообществом, очень помогало, что среди них оказалась француженка Полина Гёбль (Анненкова). Она выросла в простой семье, в Москве оказалась в качестве модистки и умела многое из того, с чем не сталкивались представительницы высшего света.
Именно Гёбль обучила своих подруг многим бытовым навыкам.
Но уроки те брали даже у слуг. Например, Муравьеву учил готовить собственный крепостной-кухмистер.
Свидания разрешались редко и только в присутствии офицера.
Жить с мужьями в тюрьме разрешили только в 1830 году, после перевода на Петровский завод.
Большую часть своего времени жены декабристов тратили на приготовление еды, стирку, починку одежды...
Жены декабристов писали родным тех декабристов, которые отказались от них. Через женщин присылали помощь.
Они утешали и успокаивали слабых, помогали неимущим и даже организовывали культурную жизнь, устраивая музыкальные вечера и представления.
Ну и, конечно, рожали, воспитывали детей, которые появились уже в Сибири, помогали мужьям, которые после выхода с каторги занимались сельским хозяйством, открывали свое дело или работали по приобретенным в Сибири или «в прошлой жизни» специальностям.
11 жен отправились со своими мужьями в Сибирь. Их лишили дворянских титулов, имущества.
Только 8 из них пережили каторгу, тюрьму и ссылку.
5 вернулись со своими мужьями из Сибири по указу об амнистии (26.08 1856). Трое стали вдовами.
Константин Фролов
Посвящение женам декабристов
Уже, наверно, сотню лет
Душе моей покоя нет.
Она дрожит, как блеск свечи на хрустале.
С такою дивною судьбой,
Какое чудо, боже мой,
Что жили Вы на этой горестной земле.
Как благовеста чистый звон,
Всего одиннадцать имен,
Но в целом мире, право, не с кем их сравнить.
Жизнь на подобное скупа
И высший свет ne compreud pas
Как вы смогли так неразумно поступить.
Mersi ma cher, mon amie.
Аdieu ma chere, mon amie.
Мое богатство жизнь моя и ты возьми ее возьми.
Пусть впереди забвенья тьма.
Я без тебя сойду с ума.
Pardonnez-moi pour mon amour, pardonnez-moi.
Там за чертой Уральских гор
Все, чем вы жили до сих пор.
Но вы смогли свой путь любовью озарить.,
Рожать детей, хранить очаг,
Неслышно плакать по ночам.
И все же бога за судьбу благодарить.
Земные блага--жалкий дым,
Доступны только лишь святым
Все отдавать и ни о чем не сожалеть.
С такою дивною судьбой,
Какое чудо , боже мой,
Что жили вы на этой горестной земле
Mersi ma cher, mon amie.
Аdieu ma chere, mon amie.
Мое богатство, жизнь мо,я и ты возьми ее возьми.
Пусть впереди забвенья тьма.
Я без тебя сойду с ума.
Pardonnez-moi ne peux pas vivre sans toi.