11 сентября день памяти замечательного поэта Максимилиана Волошина.

Максимилиан Волошин – талантливый поэт, художник, искусствоведа философ, переводчик, который стал легендой ещё при жизни. Щедро одарённый от природы, Волошин умел делать всё. У него были золотые руки. И невероятной широты душа, гостеприимно распахнутая всему новому, душа, которая навсегда осталась в Крыму…
ИМЯ ВОЛОШИНА БЫЛО НА СЛУХУ, ОН БЫЛ ЛЕГЕНДАРНОЙ ЛИЧНОСТЬЮ, ПРИЧЕМ НА РАЗНЫХ УРОВНЯХ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ. ПАРИЖ И КОКТЕБЕЛЬ, РЕПИН И ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК, ПОЭЗИЯ И ЖИВОПИСЬ, АНТРОПОСОФИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ.
ВЫШЕЛ НЕЗВАННЫМ, ПРИШЕЛ Я НЕПРОШЕННЫМ,
МИР ПРОХОЖУ Я В БРЕДУ И ВО СНЕ:
АХ, КАК ПРИЯТНО БЫТЬ МАКСОМ ВОЛОШИНЫМ –
МНЕ!
ОН И ДО РЕВОЛЮЦИИ БЫЛ ХОРОШИМ ПОЭТОМ, ЭСТЕТОМ, ФИЛОСОФОМ. НО РЕВОЛЮЦИЯ, УВИДЕННАЯ КАТАСТРОФА, СДЕЛАЛИ ЕГО ВЕЛИКИМ ПОЭТОМ, ПРОРОКОМ..
Многие из стихов, написанных в двадцатые-тридцатые годы мы узнали лишь в оттепель.
Безглазые настали времена,
Земля казалась шире и просторней,
Людей же стало меньше,
Но для них
Среди пустынь недоставало места,
Они горели только об одном:
Скорей построить новые машины
И вновь начать такую же войну.
Так кончилась предбредовая схватка,
Но в этой бойне не уразумели,
Не выучились люди ничему.
В 1903 г. появляются первые публикации его стихотворений в символистских изданиях – в журнале «Новый Путь», в альманахах «Гриф» и «Северные Цветы». С 1904 г. Волошин – постоянный сотрудник и парижский корреспондент «Весов», московского журнала.
В результате неприятностей с полицией во время студенческих волнений в Московском университете, на юридическом факультете которого обучался поэт, Волошин вынужден в течение примерно пяти лет продолжать свое образование в Париже, где он и представляет интересы «Весов»
Контакты с символистами поэт сохранит на всю жизнь, например, Андрей Белый будет частым гостем Макса Волошина в его гостеприимном доме в Коктебеле.
В разделе сборника «Годы странствий» характерным кредо автора звучат строки из стихотворения «Сквозь сеть алмазную зазеленел восток…» (1904):
Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Всё воспринять и снова воплотить.
Волошин принимает поэтику соответствий символизма как попытку выразить сверхчувственное, но этот поэт – визуал:
Я – глаз, лишенный век. Я брошено на землю,
Чтоб этот мир дробить и отражать…
И образы скользят. Я чувствую, я внемлю,
Но не могу в себе их задержать.
«Зеркало», 1905 г.
Решающее воздействие на становление как художнического (не будем забывать о том, что Волошин – замечательный живописец), так и поэтического стиля Волошина оказали импрессионисты.
Уроки французского импрессионизма сказались на многих стихах Волошина, особенно на тех, которые вошли в цикл «Париж»:
Как мне близок и понятен
Этот мир – зеленый, синий,
Мир живых прозрачных пятен
И упругих, гибких линий.
Мир стряхнул покров туманов.
Четкий воздух свеж и чист.
На больших стволах каштанов
Ярко вспыхнул бледный лист.
Небо целый день моргает
(Прыснет дождик, брызнет луч),
Развивает и свивает
Свой покров из сизых туч.
И сквозь дымчатые щели
Потускневшего окна
Бледно пишет акварели
Эта бледная весна.
Феноменом абсолютной гармонии поэт считает готику, готический собор сопоставляется у него с совершенным поэтическим текстом: в соборе камень, сохраняя свойственный ему вес, приобретает легкость конструктивного элемента. Волошин приступит к работе над книгой «Дух готики», которую так и не закончит. Средневековое зодчество, готику поэт считает идеальным выражением культуры. Как и акмеисты, Волошин видит в этом явлении культуры способность соединить в духе абстрактную идею и трепет жизни, космическую бесконечность и земную предметность:
И я склоняюсь на ступени,
К лиловым пятнам тёмных плит,
Дождём фиалок и сирени
Во тьме сияющей облит.
И храма древние колонны
Горят фиалковым огнём.
Как аметист, глаза бессонны
И сожжены лиловым днём.
О своем отношении к женщине он говорил так: «У меня трагическое раздвоение: когда меня влечет женщина, когда духом близок ей – я не могу ее коснуться, это кажется мне кощунством». Образ его возлюбленной и первой жены Маргариты Сабашниковой, или царевны Таиах, найдет свое поэтическое воплощение в разделе первой книги стихов «Amori amara sacrum»:
Спустилась ночь. Погасли краски.
Сияет мысль. В душе светло.
С какою силой ожило
Всё обаянье детской ласки,
Поблекший мир далеких дней,
Когда в зеленой мгле аллей
Блуждали сны, толпились сказки,
И время тихо, тихо шло,
Дни развивались и свивались,
И всё, чего мы ни касались,
Благоухало и цвело.
И тусклый мир, где нас держали,
И стены пасмурной тюрьмы
Одною силой жизни мы
Перед собою раздвигали.
Суть позиции Волошина – оставаться человеком, обладающим душой. Квинтэссенцией этой позиции станут образы одного из лучших произведений на тему гражданской войны в истории отечественной литературы:
Гражданская война
Одни восстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные темной волей
И горьким дымом городов.
Другие из рядов военных,
Дворянских разоренных гнезд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.
В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив степной, разгульный дух
И Разиных, и Кудеяров.
В других — лишенных всех корней —
Тлетворный дух столицы Невской:
Толстой и Чехов, Достоевский —
Надрыв и смута наших дней.
Одни возносят на плакатах
Свой бред о буржуазном зле,
О светлых пролетариатах,
Мещанском рае на земле…
В других весь цвет, вся гниль Империй,
Все золото, весь тлен идей,
Блеск всех великих фетишей
И всех научных суеверий.
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и других волна вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, —
А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
Сгноить ее пшеницы груды,
Ее бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса
И высосать моря и руды.
И не смолкает грохот битв
По всем просторам южной степи
Средь золотых великолепий
Конями вытоптанных жнитв.
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
— «Кто не за нас — тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
1919
Дом поэта в разные годы посещали Максим Горький, ,Алексей Толстой, сёстры Цветаевы, Валерий Брюсов, Михаил Булгаков, Осип Мандельштам, Всеволод Вишневский, Константин Тренёв, Илья Эренбург, Генрих Нейгауз, Надежда Обухова, Майя Плисецкая, Иосиф Бродский и многие другие.
Бальмонт
Огромный лоб, клейменный шрамом,
Безбровый взгляд зеленых глаз, —
В часы тоски подобных ямам,
И хмельных локонов экстаз.
Смесь воли и капризов детских,
И мужеской фигуры стать —
Веласкес мог бы написать
На тусклом фоне гор Толедских.
Тебе к лицу шелка и меч,
И темный плащ оттенка сливы;
Узорно-вычурная речь
Таит круженья и отливы,
Как сварка стали на клинке,
Зажатом в замшевой руке.
А голос твой, стихом играя,
Сверкает плавно, напрягая
Упругий и звенящий звук...
Но в нем живет не рокот лиры,
А пенье стали, свист рапиры
И меткость неизбежных рук.
И о твоих испанских предках
Победоносно говорят
Отрывистость рипостов редких
И рифм стремительный парад.
В эту ночь я буду лампадой
В нежных твоих руках...
Не разбей, не дыши, не падай
На каменных ступенях.
Неси меня осторожней
Сквозь мрак твоего дворца,-
Станут биться тревожней,
Глуше наши сердца...
В пещере твоих ладоней -
Маленький огонек -
Я буду пылать иконней...
Не ты ли меня зажег?
Обманите меня... но совсем, навсегда...
Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда...
Чтоб поверить обману свободно, без дум,
Чтоб за кем-то идти в темноте наобум...
И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,
Кто ведет лабиринтом неведомых зал,
Чье дыханье порою горит на щеке,
Кто сжимает мне руку так крепко в руке...
А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман...
Обманите и сами поверьте в обман.
Я быть устал среди людей,
Мне слышать стало нестерпимо
Прохожих свист и смех детей...
И я спешу, смущаясь, мимо,
Не подымая головы,
Как будто не привыкло ухо
К враждебным ропотам молвы,
Растущим за спиною глухо;
Как будто грязи едкий вкус
И камня подлого укус
Мне не привычны, не знакомы...
Но чувствовать еще больней
Любви незримые надломы
И медленный отлив друзей,
Когда, нездешним сном томима,
Дичась, безлюдеет душа
И замирает не дыша
Клубами жертвенного дыма.
Умер Волошин в 1932 году, в Крыму, где жил все последние годы...