Литературный салон "Страницы книг"

"Мать, чтобы было на что жить, начала распродавать вещи. Одну за одной. Она была на седьмом месяце беременности, когда отца забрали. Пока я маршировала под зазывную музыку Дунаевского в летнем пионерском лагере, мать родила в июле моего младшего брата. Молоко у неё пропало. В деньгах постоянно была большая нужда. В начале марта 1938 года, Мита танцевала «Спящую». На все спектакли тётки я не ходила, но на этот мы собрались пойти с мамой. Решили купить цветов. Правильнее сказать — достать, дело было непростым, особенно по московской весне. Сейчас я мучительно напрягаюсь, чтобы вспомнить, как получилось, что вечером в театре я внезапно оказалась совсем одна. Без мамы. С большим букетом крымских мимоз. Просто выпадение памяти. Есть у меня в характере и поныне дурацкая способность погрузиться целиком в свои мысли, отрешиться от мира, ничего не замечать кругом. Я не люблю этой своей черты. Так было и в тот мартовский вечер. Спектакль заканчивается, поклоны, аплодисменты. А где мама? Ведь мы были вместе. Я иду с цветами к Мите домой. С поздравлениями. Взяв цветы, Мита внимательно, пристально всматривается в меня серьёзными тёмными глазами. И внезапно предлагает остаться ночевать. При этом она плетет какую-то чепуху, что маму срочно вызвали к отцу и она тут же, прямо из театра, не досмотрев спектакля, вечерним поездом куда-то умчалась. Я ей, естественно, верю. Я и сейчас легковерна. А в 12 лет поверишь в любую несуразицу. Так я поселилась у Миты. Я не понимала, что мать в тюрьме. Что её тоже арестовали. Тоже в самый неожиданный, неподходящий час. А разве люди уже придумали подходящий час для арестов? Для казней, кажется, да. Квартира в Гагаринском была опечатана, а затем конфискована со всем немудреным нашим скарбом. Пропали мои подвенечные уборы — платьица, носочки, банты, сандалики. Как они, эти убийцы, делили между собой вещи, мебель, посуду, обувь, утварь жертв своих? Несколько долгих лет я не знала всей правды про мать и отца. У других все было ясно, дело плохо. Но у себя самой все должно было обойтись, кончиться хорошо. И мать с отцом, в праздничных костюмах, здоровые, красивые, смеющиеся, внезапно войдут в тесную Митину комнату на Щепкинском, обнимут меня, порадуются. Хотелось бы мне рассказывать про «Спящие», «Лебединые», как я кидала большие батманы, про красивых партнёров. Но с какого конца ни взглянешь на своё детство, всё оборачивается к политике, к сталинскому террору. Горестная одиссея матери стала известна мне позже. Она сидела в Бутырской тюрьме с грудным ребёнком. Отца уже не было в живых. Его расстреляли 7 января 1938 года. Семья узнаёт этот день лишь в 1989 году по тексту справки, пришпилённой скоросшивателем к немногословному казенному документу о реабилитации. Но допросы матери следователи вели так, словно папа был жив. Всё в настоящем времени. Мать стояла твёрдо на своём. Не дрогнула, не впала в панику, упрямилась. Характер для этого у неё был подходящий. Я уже писала об этом. Ничего не признала, не подписала, ни в чем не созналась. Ей зачитали: восемь лет тюрьмы. Из тюрьмы жён «врагов народа» отправляли этапом в Сибирь. «Этапом» означает — теплушка для скота, с одним крохотным, с ладонь, решетчатым оконцем для воздуха. Заключенных сортировали. Мать оказалась в многолюдной компании «преступниц» с грудными детьми. Могу себе представить и без её рассказов — детские плачи, запахи, ад кромешный. Вагон забит до отказа, ни присесть, ни повернуться. Мать притулилась у самого окошка. В кулачке её мусолилась крохотная записка на обрывке газеты, где серой от спички был нацарапан адрес Миты да ещё уместились четыре слова: «Везут лагерь Акмолинскую область». На пустынном переезде, где поезд опять ненадолго приостановился, мать разглядела в окошко молодую строгую женщину в телогрейке с железнодорожным флажком в руке. Их взгляды встретились. И мать щелчком пробросила под ноги женщине комочек своей записки. Стрелочница не среагировала. Словно и не заметила. Поезд тронулся… Слава вам, добрые люди. Вы всегда находились в моей стране в тяжкие годины. Неисповедимыми путями это письмо-крик за тридевять земель дошло до адресата. Сама ли эта простая женщина, кто-то из близких её, чистых людей, задушевных товарок, но из рук в руки — поверьте мне, в 1938 году это был сущий подвиг — вручили родным слёзные материны каракули. Значит, не верили-таки люди во вредителей, агентов иностранных разведок, убийц. А верили в добросердие, вспомоществование, участие. …Эти страницы я опять же пишу в Испании. Я сейчас здесь живу. Пишу на пляже, в маленьком местечке Херрадура, что в 60 километрах от Малаги. Рядом Африка. Я сижу в уютном кафе «Виепо», на набережной Андрее Сеговиа, прямо на берегу моря, только что уплетя за обе щеки с Щедриным нежного кальмара. Утром этот деликатес целехонький плавал рядышком в Средиземном море, ничего не подозревая дурного. Как же извилиста, непредсказуема жизнь. Как далека, безмерно далека дистанция от маминой тюремной теплушки до прокаленного южным солнцем андалузского пляжа. Но вернусь в осеннюю Москву 1938 года… В России всегда был в почёте человек с орденом. А Асафу и Мите как раз подбросили по орденишку. За творческие достижения. К двадцатилетию бессмертного Октября. Асафу — Трудового Красного Знамени, а Мите — «Знак почета». В те годы орденов было мало. И оба, навинтив награды на грудь, ринулись на выручку сестры. Обили пороги всех приёмных, исписали прошениями тонны бумаги. И добились-таки своего. Маму из лагеря перевели на «вольное поселение». Это послабление пришлось ой как кстати. В ГУЛАГе мать заставляли таскать тяжести, двигать неподъемные тачки, и она получила жестокую грыжу. Мита явилась за мамой к начальнику лагеря со своим орденом-выручалкой в петлице. Очаровала его, влюбила в себя. Так, по крайней мере, она вела рассказ о своём спасительном визите. За колючей проволокой мучились шесть тысяч «врагинь народа» — это был женский лагерь жён арестованных мужей. И запасясь выписками из судебных протоколов, перевезла маму с дитем в близлежащий затрапезный казахский городишко Чимкент. Тут уж я могу вести эту «печальную повесть» дальше от первого лица. В конце лета 1939 года — у меня шли каникулы — я получила разрешение от властей навестить маму. Мита по своей орденской книжке купила железнодорожный билет. И я отправилась одна в путешествие. Теперь в южном направлении. Я села в поезд с тощим узлом белья и кой-каким съестным провиантом для мамы. Дорога предстояла длинная. Снабдила меня родня и деньжатами. Деньги были зашиты в полотняный мешочек, который скрытно висел под одеждой на шее на тесьме. Опасайся жулья, наставляла тетка. Поезд был не скорый, почтовый. Подолгу стоял на каждой захудалой станции. Показалось странным, но везде и всем торговали. Вёдрами стояли яблоки. На выцветших газетах лежали жареные куры, брикеты свиного сала, теснились бурые крынки топлёного молока, грудились мешками семечки подсолнухов, топорщились тыквы. Как въехали в Казахстан, в руках торговцев появились верблюжья шерсть, урюк, изюм, горками были сложены великанские дыни, арбузы. Куда это всё сейчас подевалось? Мама встречала меня на вокзале. Я сразу углядела её большие, смятенные глаза, просчитывавшие череду тормозящих вагонов. Она осунулась, постарела, волос подернулся сединою, пережитое отразилось на её облике. Мы не виделись без малого полтора года… Спрыгнув с подножки ещё на ходу, я бросилась к ней на шею. И повисла всем телом. Обе мы плакали. Вокзальный люд обратил на нас внимание. Что являл собой город Чимкент? Пыль до небес, до самого солнца, одноэтажные мазанки, вьючные ослы — главный городской транспорт. Мать нашла пристанище в крохотном сарайчике для кур с земляным полом, попросту курятнике, который, по доброте душевной и за недорогую цену, сдал ей тщедушный говорливый бухарский еврей по имени Исаак. Он был обладателем однокомнатного белого домика, куцего огорода, толстенной, молчаливой, словно немой, жены Иофы и крошечного дитяти Якова, всегда почему-то бывшего по уши в говне. Мама, чтобы жить, давала уроки танца в каком-то клубе. В вольной жизни она танцу не училась, но часто посещала спектакли Большого и что-то запомнила. Малолетний брат уже начал ходить и стал совсем похож на карликового казахченка. Тюбетейка шла к его чернявому лицу. Я ходила с матерью отмечаться в отделение милиции, куда ей надлежало являться два раза в месяц. Она должна была быть на глазах блюстителей порядка. Неровен час, убежит. В городе обосновались многие сосланные интеллигенты. Врачи, инженеры, писатели, учителя. Все было перемешано. Какая-то абракадабра. Я до конца не понимала, почему мама здесь, ссыльная она или вольная, зачем отмечаться, почему не вернуться в Москву, когда к нам приедет отец… В летнем саду устраивали самодеятельные концерты. Поздними вечерами. И на сцене, и в зале были ссыльные. Развлекали друг друга. В одном из концертов танцевала и я. Мама настояла, чтобы я явилась на публику. Ты выходишь из формы, будешь бояться зала. Не забывай, ты должна стать хорошей танцовщицей. У тебя есть талант. Какой-то понурый ссыльный играл мне на аккордеоне попурри из балетов Чайковского. Я импровизировала, вставала на пальцы, ломала торс, чередовала арабески. Туманное предвосхищение будущего «Умирающего лебедя», но в ссыльном чимкентском варианте, под аккордеон. Успех сорвала. Некая пышная дама в момент аплодисментов внезапно истошно закричала из первого ряда. Я расслышала: — Она приезжая. Не пускайте её танцевать. Это профессиональная балерина. В этом концерте участвовала её дочь. Тоже с поломанной судьбой, исчезнувшим отцом, и дама, ревнуя, желала успеха лишь ей одной. Люди остаются людьми. Завсегда. Отпущенные мне властями 20 дней подошли к концу. Надо было возвращаться в Москву. Расстроенная, потухшая мать, посерьезневший малютка-брат, вся семья добродушного Исаака, мамины никудышные балетные ученики провожали меня на пропыленном, грязном, оккупированном озверевшими мухами чимкентском вокзале. Обратно я ехала нагруженная среднеазиатскими гостинцами. Везла дыни, арбузы, шерсть, румяные яблоки. Не удалось вождю всех народов оборвать ни родственные связи, ни тягу людей друг к другу, ни прекрасную обыденность человеческого общения. Я опять ехала к балету. Мать освободили в апреле 1941 года, и она с моим младшим братишкой наконец-то вернулась в Москву. До начала войны оставалось два месяца. Вся родня встречала её на перроне того же Казанского вокзала. Пролили море слёз. Тискали друг друга до одури. Радости не было конца. Освободили досрочно. Помогли хлопоты!.. Я готовилась к следующему концерту. Хотелось показать матери, что времени зря не теряла. Продвинулась вперед. Мать прямо с корабля на бал стала расспрашивать меня о балетных занятиях. Что выучила нового…" (Отрывок из книги "Я, Майя Плисецкая") После этого Майя Плисецкая с мамой и младшим братом продолжали жить в коммуналке у Миты. Затем война, эвакуация театра в Свердловск, откуда Майя тайком сбежала обратно в Москву, сменила несколько квартир, которые давали от театра. Только в начале 1960-х Майя Плисецкая и её супруг, композитор Родион Щедрин, купили просторную трёхкомнатную квартиру на Тверской. Супруги прожили в ней тридцать лет, а после распада СССР обосновались в Мюнхене. В 2022 году Щедрин передал семейное гнездо, в котором Плисецкая успела побывать незадолго до своей смерти весной 2015 года, Театральному музею им. Бахрушина.

У меня вообще всегда так в жизни — есть какой-то ангел. Я же не должна была родиться, родители меня не хотели и мама уже отправилась в больницу. А отец в это время был в командировке в глухой деревне, сели с другом за стол, и в дом вошли девочки-погодки. Он посмотрел на них и что-то в сознании его перевернулось: "У меня же тоже могут такие быть, а мы сейчас хотим избавиться от второго ребенка". А это деревня глухая. Что делать? В Новосибирск надо. Машин нет, дали ему лошадь. Поскакал отец на лошади в районный центр. Ночь. Еле нашёл почтамт, тот закрыт. Нашел почтмейстера, открыли почту, послали телеграмму. А мама уже лежит в больнице, ей приносят срочную телеграмму. И я родилась. С тех пор всё в моей жизни так — кто-то свыше мне помогает. Так же я поступила в институт. Мы с мамой опоздали, уже шёл второй тур. Нам говорят: "Приезжайте на следующий год". Но тут появляется какой-то мальчик, и меня просят пройти на третий тур. Кто он был? Откуда? Я никогда его больше не видела. Он вписал меня в список и исчез. Так что я верю в судьбу и в то, что доброта спасает. Поэтому нужно быть добрее. Из последних сил. Актриса Ирина Алфёрова.

Володя Ульянов с сестрой Олей. 1874 год. Симбирск. Фото Е.Л.Закржевской.

Великая княжна Ирина Романова шла под венец в фате из драгоценных кружев 18-го века. Когда-то именно в этой фате австрийская принцесса Мария-Антуанетта венчалась с французским принцем Луи. Потом они стали королём и королевой – и кончили свою жизнь на гильотине, когда их неумелое правление привело к Великой Французской Революции. А дивной красоты фата сохранилась, её перепродавали снова и снова, пока великий князь Александр Михайлович не купил её в подарок своей дочери. И вот теперь в толпе гостей на свадьбе Ирины Романовой и Феликса Юсупова шептались, что фата казнённой королевы, принесёт несчастье прелестной новобрачной. … Её роман с Феликсом Юсуповым поначалу сочли чем-то шокирующим, невозможным. Феликс – воплощение порока, хоть и красив, как демон. Ирина – чиста и прекрасна, как ангел. Он – сплошная неразумная страсть. Она – ледяное бесстрастие. Что могло быть между ними общего? Он очень долго оставался холост. Так долго, что это не могло не породить слухов и кривотолков. Поговаривали даже и о том, что Юсупова видели на заседаниях «Башни» — того самого знаменитого на весь Санкт-Петербург кружка, где не только отдавали дань поэтическим штудиям и совершали возлияния Бахусу, но где практиковалась — о, ужас! — любовь втроём и где напомаженный поэт Кузмин вводил в смущение заезжих гостей мужского пола. Впрочем, позже, в своих воспоминаниях, написанных в эмиграции, Юсупов и сам не скрывал своего интереса к мужчинам с незаурядной внешностью. Однако экстравагантные, во всяком случае для того времени, взгляды вовсе не мешали ему между тем оставаться абсолютным монархистом и даже закончить офицерские курсы при Пажеском корпусе. Монархическая идея, служение двору — это было для Юсупова превыше всего. Ирина Александровна Романова была первенцем в семье Великой княжны Ксении Александровны, старшей дочери императора Александра III, и Великого князя Александра Михайловича, внука императора Николая I. Девочка росла без ласки, в атмосфере холодной отчуждённости, и сама стала холодной и замкнутой. Внутренне она была очень ранима и чувствительна, внешне – надменна и жестка. Ирина получила прекрасное образование, говорила на нескольких языках, была талантлива, великолепно рисовала. Отец собирался выдать её за какого-нибудь иноземного принца. Он видел Ирину на троне. Она действительно была достойна короны. Но… она последовала примеру своей матери – и вышла замуж за русского аристократа. Вышла замуж по любви. Феликс – единственный наследник Юсуповых, богатейшего рода России: их богатство было столь велико, что только доходы с него составляли в год примерно 10 миллионов рублей. Говорили, что Юсуповы богаче самой царской фамилии. Великая княжна Ольга Александровна вспоминала: «До сих пор я помню, что на столах в их гостиных стояло множество хрустальных ваз, наполненных нешлифованными сапфирами, изумрудами и опалами, которые использовались, как украшения»... Любовь между Феликсом и Ириной была взаимной. Из «Мемуаров» Феликса Юсупова: «Я забыть не мог юную незнакомку, встреченную на прогулке на крымской дороге. С того дня я знал, что это судьба моя… Совсем ещё девочка превратилась в ослепительно красивую барышню. От застенчивости она была сдержанна, но сдержанность добавляла ей шарму, окружая загадкой. В сравненье с новым переживанием все прежние мои увлеченья оказались убоги. Понял я гармонию истинного чувства. Ирина мало-помалу поборола застенчивость. Сначала она говорила только глазами, но постепенно смог я оценить ее ум и верность сужденья. Я рассказал ей всю жизнь свою. Нимало не шокированная, она встретила мой рассказ с редким пониманьем. Поняла, что именно противно мне в женской натуре и почему в общество мужчин тянуло меня более. Женские мелочность, беспринципность и непрямота отвращали её точно так же. Ирина, единственная дочь, росла вместе с братьями и счастливо избегла сих неприятных качеств...» Ничто не воспрепятствовало их браку. Свадьба была кричаще-роскошной. Феликс вспоминал: «Подвенечный Иринин наряд был великолепен: платье из белого сатина с серебряной вышивкой и длинным шлейфом, хрустальная диадема с алмазами и кружевная фата от самой Марии Антуанетты...» Все, кто утверждал, что вещь, принадлежавшая казнённой королеве, непременно принесёт новобрачной беду, ошиблись. Ирина была очень счастлива в браке. Распутник Феликс, по молодости лет перепробовавший буквально всё, успел, как говорят в народе, «перебеситься», — и очень ценил свою жену. Не только за красоту её и за принадлежность к царской семье, но прежде всего – за сокрытую нежность души, которую она открывала только ему, за ту страстность, которой никто в ней не подозревал и которую она опять же дарила только мужу.

Эту актрису зрители запомнили и полюбили, в первую очередь, как Любу Трофимову из культового фильма «Офицеры». Коллеги и друзья актрисы ласково называют её Алёной и не перестают удивляться деликатности и сдержанности человека, который по праву может называть себя настоящей звездой. У неё всегда было множество поклонников, но Алина Станиславовна истинное своё счастье обрела лишь в третьем браке, познав радость материнства. Алина Новак (девичья фамилия актрисы) появилась на свет в Сталино в 1940 году. Её мама Александра Коваленко работала в местном музыкально-драматическом театре, отец Станислав Новак служил там же осветителем. Правда, папа девочки с первых дней войны ушёл на фронт, а после обзавёлся другой семьёй. Во время Великой Отечественной войны Алина вместе с мамой отправилась в эвакуацию в Сталинград, после – в Астрахань. В 1951 году вместе с мамой и отчимом Валентином Александровым, трубачом, а впоследствии дирижером симфонического оркестра, Алина оказалась в Москве. Здесь она выросла, поступила в Щепкинское училище и была принята в труппу Центрального театра Советской армии, где работает и сегодня. В стенах театрального училища Алина Новак и познакомилась со своим первым мужем, актёром Алексеем Покровским, который был её педагогом. Именно под его фамилией она впоследствии прославилась, хотя сам брак был не слишком долгим. Второй брак актрисы продлился целых девять лет, но назвать эти годы счастливыми для Алины Станиславовны вряд ли можно. Её супруг, красавец и ловелас Владимир Сошальский, был импозантен и известен. Он был женат официально пять раз, но в его жизни также имели место продолжительные и не очень романы. При этом все его жёны сходились во мнении: актёр не был изменником, как правило, он хранил верность той женщине, с которой жил. Только вот далеко не каждая могла выдержать бесконечное и безудержное веселье, царившее в доме. Даже Нонна Мордюкова выдержала всего полгода, она же назвала Алину Станиславовну героем, узнав, что та продержалась девять лет. Но Алина Покровская мечтала о том, что супруг остепенится и задумается о детях. У Владимира Сошальского уже была дочь Нина от предыдущего брака и он считал, что этого вполне достаточно. Но его жена очень хотела стать мамой, а потому, устав ждать, решила просто покончить со своим браком и подала на развод. Третий брак стал для Алины Покровской по-настоящему счастливым. С актёром Германом Юшко она прожила больше сорока лет, до последнего дня супруга, скончавшегося от онкологического заболевания. В этом браке актриса, наконец, познала счастье материнства и родила своего единственного ребёнка – сына Алексея. Алина Покровская и Герман Юшко стали прекрасными родителями. По воспоминаниям крёстного отца Алексея актёра Алексея Баринова, мальчик был удивительным, его отличал свой особый взгляд на мир. От родителей он в полной мере унаследовал не только природную скромность, но и тактичное и очень бережное отношение к окружающим. Алексею Юшко никогда не приходило в голову хвастаться тем, что его родители – очень известные люди. Он, как и многие дети актёров, рос практически за кулисами театра и видел все спектакли с участием родителей. Он с детства был знаком с обратной стороной профессии: частыми гастролями, съёмками порой в самых сложных условиях, постоянным отсутствием дома. Родители воспитывали его довольно строго, но при этом всегда относились с должным уважением, избегая приказного тона или излишнего давления на сына. Наверняка, Алина Покровская и Герман Юшко мечтали о том, что сын вырастет и станет продолжателем актёрской династии. Но Алексея Юшко совершенно не привлекали ни свет рамп, ни перспектива выходить на сцену. Его тянуло совсем в другой мир, где можно даже без машины времени совершить экскурс в прошлое, познакомиться с тайнами, которую хранят исторические документы и рукописи прошлого. Поэтому после окончания школы он подал документы на исторический факультет Московского университета, который окончил с красным дипломом. В настоящее время учёный-историк Алексей Юшко служит в Государственном историческом музее в отделе источников. Он женат, у него подрастает сын и, конечно, Алина Станиславовна считает, что мальчика слишком балуют. Правда, сама она не вмешивается, лишь советует сыну быть чуть строже с ребёнком. После смерти супруга Алина Покровская живёт одна, но сын и внук стараются её навещать, как только выпадает свободная минутка. Актриса пытается решать все свои проблемы самостоятельно, несмотря на довольно зрелый возраст. Она, со свойственной только ей деликатностью, никого не хочет обременять своими проблемами. Но Алексей, конечно же, старается не оставлять маму своими вниманием и заботой.

"Поющие в терновнике" Интересные факты съемок мини-сериала... Фильм "Поющие в терновнике", рассказывающий о запретной любви между католическим священником и молодой девушке, стал мировым хитом, который постоянно притягивал внимание зрителей.

"Июшка, у нас ещё будут дети, а этого нужно оставить в роддоме": Любовь и трагедия Ии Саввиной. Ия стояла, отвернувшись к окну, а слёзы так и лились по лицу. — Ну ты чего, милая? Почему так расстроилась? - пожалела молодую маму проходившая мимо медсестра. — Мне предлагают отказаться от мальчика... Ия Саввина родилась недалеко от Воронежа 2 марта 1936 года. Родители дали малышке очень необычное имя, что по-грузински означает фиалка. Мать девочки, Веру Ивановну, знала вся округа, она была замечательным врачом. Однажды Ия спросила у мамы, почему её так назвали, и та ответила: — Я сначала хотела назвать тебя Светочкой. Ты была светленькая — глазки, волосики… А потом подумала: вдруг потемнеет? И решила, что лучше ты будешь Ией. Отец, Сергей Гаврилович, ушёл на войну, когда дочери было пять лет. Но после победы в семью не вернулся — встретил другую женщину. Детская обида на папу осталась с Ией на всю жизнь. Уже будучи взрослой, она любила перечитывать его письма к ней, где мужчина не каялся и не просил прощения, а просто делился с дочкой, как и чем живёт. Как бы там ни было, но своего единственного сына Саввина назвала в честь отца — Серёжей. К счастью, Ия не осталась без отцовского воспитания. Второй муж Веры Ивановны был военнослужащим, и в семье царил армейский порядок. Тяжёлое военное детство, семейная трагедия и постоянные переезды закалили характер девочки. За бескомпромиссность и силу воли друзья даже стали называть её «стальная фиалка». Несмотря на то, что приходилось часто менять школы, Ия очень хорошо училась. Была активисткой, с энтузиазмом принимала участие в школьной жизни и окончила её с золотой медалью. Она всегда любила литературу и поэтому решила поступать на журфак в МГУ. Саввиной удалось совместить учёбу в университете со студенческим театром. Именно здесь она сделала свои первые шаги к актёрской карьере, хотя никогда не грезила ни о театре, ни о кино. Девушка настолько искренне и увлечённо играла в постановке начинающего режиссёра Ролана Быкова «Такая любовь», что Алексей Баталов, приглашенный в качестве гостя, сразу увидел в ней героиню будущего фильма «Дама с собачкой». Это он представил юную студентку режиссёру Иосифу Хейфицу, который несколько лет искал актрису на роль Анны Сергеевны. Уже вечером Баталов позвонил Хейфицу: — Я её видел! Это она, та самая актриса, которая нам нужна. Как две капли воды похожая на нашу Даму с собачкой. — Как фамилия?- спросил Иосиф Ефимович. — Она из начинающих. Но может приехать, и вы сами всё увидите. Появившись на пробах, Ия сразу же заявила режиссёру , что не знает даже, с какой стороны подойти к камере. Но Хейфица это не испугало. В 1960 году на международном Каннском кинофестивале фильм получил приз «За гуманизм и художественные качества» и лучшую женскую роль. Зрители и жюри отметили профессионализм актрисы. Но даже не подозревали, что главную роль исполнила девушка, не имеющая актерского образования. Тем не менее она мгновенно стала узнаваемой и популярной артисткой. К слову, сейчас эту картину называют легендарной, и по ней учатся студенты театральных ВУЗов. После такого ошеломительного успеха Юрий Завадский пригласил дебютантку в театр им. Моссовета. Новенькую в театре поначалу невзлюбили за острый язычок и за то, что могла мастерски всем ответить. Но после того как в 1965 Саввиной довелось сыграть в одном спектакле с Фаиной Раневской, которая приняла одарённую партнёршу, все злопыхатели замолчали. Женщины были очень похожи по характеру: обе талантливы, ненавидели лицемерие и несправедливость, могли съязвить и поставить на место зарвавшегося оппонента. Они сдружились и всю жизнь поддерживали тёплые отношения. Её первый спектакль «Нора» высоко оценила и Любовь Орлова, исполнявшая эту роль ранее. А в 1969 г. прогремела премьерная постановка «Петербургские сновидения» по произведениям Достоевского, где молодая артистка предстала в роли Сонечки Мармеладовой. Параллельно с работой в театре Саввину приглашали сниматься в кино. Всего в её фильмографии около 60-ти работ. Но своей главной удачей актриса считала героиню фильма Андрона Кончаловского «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж». Картина вышла в 1967г. и до сих пор считается классикой советского кино. Интересен фильм был ещё и тем, что профессиональных актёров там практически не было. Все роли исполняли обычные жители с округи, где проходили съемки. Актриса совершенно свободно чувствовала себя в окружении сельских жителей, была естественна и органична в образе деревенской девушки. А вот в продолжении этой истории через 30 лет сниматься категорически отказалась. — Это не Ася! Не её характер, не её душа! - заявила она после того, как прочла сценарий. Кто только не уговаривал актрису хотя бы посетить съёмочную площадку. Но спорить с ней было бесполезно. Кроме Аси, зрители помнят и любят и её более поздних персонажей: Долли из «Анны Карениной», Нину из «Каждый день доктора Калинниковой», Ирину Васину из «Слёзы капали». Ещё одна картина — «Продлись, продлись очарованье…» о поздней любви двух пенсионеров, приоткрывает перед зрителем потаенные уголки души не только героини, но и самой актрисы. Удивительно, но некоторые черты героини были присущи и ей самой. Наверное, поэтому ей так удался этот запоминающийся образ. В 1969 г. она получила предложение поучаствовать в интересном проекте по книге Алана Милна «Винни-Пух и все, все, все». Режиссёр Фёдор Хитрук долго искал голос, которым будет говорить Пятачок. Когда же услышал Ию, предложил поработать над озвучкой. Саввина без колебаний согласилась, тем более эту сказку очень любил ее сын. Она взяла за основу манеру речи Беллы Ахмадулиной и Пятачок стал говорить тонким распевным голосом. В 1977 году Олег Ефремов пригласил Саввину поработать в труппе МХАТа. Скоро она стала одной из ведущих актрис театра и, как говорил его худрук, добавила чистого интеллигентного звучания. Нередко она играла на сцене и чеховских героинь. Типаж дамы начала века очень был ей к лицу. К слову, у Саввиной и Олега Ефремова было настоящее родство души. —За него — хоть в огонь, хоть в воду, -не раз говорила Ия. Коллеги рассказывали, что режиссёр несколько раз звал её замуж: — Ну, когда уже ты ко мне переедешь? Давай, решайся! — Ну что ты, Олежка!. Какие мы с тобой супруги. Давай-ка я лучше тебя покормлю,- смущалась она и приглашала на ужин. Кроме работы в кино и театре, Ия Сергеевна писала интересные статьи и очерки. Многие отмечали, что у неё был острый склад ума и прекрасный слог. Саввина знала всего Бродского, любила Рубцова, зачитывалась Маяковским. Недаром окончила журфак МГУ! Хрупкая на вид, она успевала много работать и при этом уделять внимание семье и особенно своему больному сыну. Давай оставим его здесь... Серёжа родился в первом браке. Ещё в студенческом театре МГУ Ия познакомилась со студентом Всеволодом Шестаковым. Они много общались во время репетиций, а затем дружба переросла в любовь. В 21 год супруга подарила мужу сына. Только радость молодых родителей была недолгой — ребёнок родился с синдромом Дауна. В те годы о таких детях знали очень мало и матери предложили сразу от него отказаться. — Я слышала, что такие дети рождаются только у алкоголиков. У приличных же людей такого ребёнка быть не может,- рассуждала соседка по палате. — Болезнь лечению не поддаётся. Даже если он проживёт 40 лет, он навсегда останется дитем,- вторила ей врач, принимавшая роды. — Июшка, у нас ещё будут дети. Я согласен с врачами, нам нужно оставить его здесь,- не отставал от них Всеволод. Ия и сама была готова все бросить и отказаться от сына. Но вмешалась свекровь. Властная, но очень добрая женщина Янина Адольфовна твердила, не уставая: — Это наш ребёнок, и мы его вырастим! Да, будет тяжело. Но я помогу. Вместе мы справимся. Так и вышло. Впоследствии Ия ни разу не пожалела о принятом тогда решении. Несмотря на диагноз, она любила своего "солнечного" мальчика. Мужественно боролась за то, чтобы он чувствовал себя полноценным человеком. Раскрыла для него мир литературы и искусства. И смогла доказать, — он такой же, как все! Только чуть особенный. Всеволоду пришлось отойти на второй план, ведь все внимание жены занимал сын. Общие трудности скрепляют многих супругов. К сожалению, эту семью беда разрушила. Они развелись, но остались родными людьми. Бывший муж, к тому времени уже профессор-гидролог, часто навещал Серёжу, занимался с ним английским. Не оставила внука и Янина Адольфовна. Уволившись с работы, бабушка занималась с ним школьными предметами. Часто забирала к себе. Парнишка купался в любви и заботе близких ему людей. Ради сына Ия купила небольшой уютный домик с приусадебным участком в деревне под Костромой, где они любили бывать все вместе. Судьба подарила актрисе и личное счастье. Летом 1979-го главный режиссер Архангельского молодежного театра Виктор Панов пригласил нескольких московских артистов поехать вместе с его коллективом на Соловецкие острова. В этой компании оказалась Ия и актёр Театра на Таганке Анатолий Васильев. Увидев её, мужчина очень удивился. Он и раньше сталкивался с Ией, но тогда она показалась ему жутко пафосной и высокомерной. Да и тут он не испытал никаких предчувствий любви. Лишь удивился. — А эта парящая над миром Саввина-то что здесь делает? -спросил он у друзей. Но в той деревне вдруг выяснилось, что они оба страстно любят рыбалку и собирать грибы. Их общее увлечение со временем переросло в дружеское общение. Постепенно Анатолий стал самым близким и родным человеком для Ии и Серёжи. Главным в сердце Саввиной всегда был сын. Но эта женщина умела и дружить. После совместных съемок в фильме «Служили два товарища» Ия по-настоящему сдружилась с Владимиром Высоцким. Ходили разговоры, что их связывали более теплые чувства. Но сама артистка не любила об этом говорить. Смерть Высоцкого стала для Саввиной настоящей трагедией. Тесно она общалась и с семейной парой — Сергеем Юрским и Натальей Теняковой. Одно время Ия даже приютила их в своей квартире, когда те внезапно решились переехать из Ленинграда в Москву. Самым близким другом Ия всегда считала Юрия Богатырёва. Актриса опекала его, как заботливая мамочка ребенка, хотя он был всего на 11 лет ее моложе. Он и правда был как большой ребенок, — наивный и искренний. Она готова была принимать его в любое время суток, кормить, выслушивать и давать советы. Их совместный день рождения они всегда отмечали вместе у Саввиной в квартире. Актриса очень вкусно готовила, красиво накрывала на стол. И, пригласив совместных друзей, они пировали до утра. Когда Богатырёв умер Ия собрала материал и за свой счёт издала шикарный альбом, где были представлены написанные им портреты друзей и композиции на темы любимых фильмов. С Анатолием Васильевым Ия Сергеевна прожила более 30 лет. В 2011 году Саввина предложила ему расписаться, ведь все это время они прожили в гражданском браке. А через несколько дней актриса скончалась вследствие осложнений меланомы. Была ли Июшка с ним счастлива, Анатолий Исаакович так и не узнал. Сам он никогда не спрашивал, а она не говорила. Да и в любви в их семье было не принято признаваться. Серёжа пережил свою маму на 10 лет, и все эти годы Анатолий не переставал о нём заботиться.

А ведь будущее воскресенье уже Вербное... __ Художник :А. Простев. "Вербное воскресенье".