Предыдущая публикация
ЗУЗАННА ГИНЧАНКА (1917-1944/45)
«Среди миллионов, уничтоженных немецкими палачами, она была точечкой. Среди сотен творцов польской культуры она стала нереализованной возможностью, болезненной, невосполнимой потерей…» - писала о ней представительница польской литературы Анна Каменская.
Зузанна Гинчанка, 1938 г.
Сана Полина Гинцбург (Зузанна Гинчанка) родилась в Киеве, детство и юность её прошли в Ровно. В семье говорили только по-русски, однако своё будущее Сана видела в польской культуре, поэтому она самостоятельно изучала польский язык, училась в польской гимназии. Именно здесь, в школьной газете она печатала свои первые стихи, участвовала в поэтических конкурсах, её заметил Юлиан Тувим и стал поклонником и покровителем разгорающегося таланта.
"Как Атлант на плечах держу свое небо гордо —
ввысь себя продолжаю:
кислородом —
паром —
азотом —
барометр сердца кровь плавит серебром ртути,
меряет тяжесть счастий
ударами слов пульса"
"— а врастаешь в слова так радостно,
в них влюбляешься без труда —
берешь их в ладонь и подносишь к свету, словно бокал вина."
В 1935 году она переехала в Варшаву, где сразу стала звездой столичной богемы. В довоенной Польше её называли Сусанной, Суламифью, библейской Рахилью, Тувимом в юбке. Уже в 1936 году выходит её поэтический сборник "О кентаврах", произведший впечатление зрелостью, мудростью, чуткостью к слову. Однако творческие поиски, успехи, радость молодости омрачал всё нарастающий антисемитизм, что сказывалось и в среде литераторов. «Я чувствую себя, как негр», — говорила Зузанна.
"Что-то должно случиться:
то я надежды полна,
А то по ночам не спится —
любовь грядет иль война.
Приметы войну предвещают:
кометы или слова.
Другие любовь обещают:
сердце, в круг голова.
Ночная комета блеснула,
дневная взошла звезда.
Любовной весной пахнуло!
Но нет, не любовь. Война!
Луна округлилась весенняя
и навеяла снов.
Весна, весна ты военная!
Но не война. Любовь!"
Вторая мировая война застала Гинчанку в Ровно, где она гостила у бабушки. Жизнь превратилась в спасение от нацистских преследований. Зузанна бежала во Львов, присоединённый к советской Украине, где занималась стихами, переводами, вступила в Союз советских писателей Украины. Стихи были уже лишены и подросткового бунта, и ощущения катастрофы. Они были полны гармонии, понимания мира и согласия с ним:
"Вот смотрю, пробудившись от видений кошмарных.
Из хаоса, рассеивая мглы и тайны,
В уме возникает мир простой и великий."
С приходом германской армии пришлось опять скрываться, а в 1942 после доноса хозяйки дома опять бежать. Этому событию Гинчанка посвящает обличительное стихотворение "Non omnis moriar. Весь я не умру", прямо называющее фамилию предательницы и единственное сохранившееся со времён войны.
"Non omnis moriar, мое богатство
меня переживет: шкафов твердыни,
полотен, кружев и белья убранство,
и платья из шелков любимой сини.
В вещах еврейских ройтесь, не в убытке
Окажетесь, наследники-соседи.
Хоминова, львовянка, жёнка шпика,
Добро мое да примут твои дети!
Пускай вам долго служат эти вещи.
Они - не лира, не слова пустые.
Меня не забывайте. Мне же вещий
Тот стук о вас напомнил, дорогие.
Так сядьте же за стол и сдвиньте чаши.
По мне поминки справьте и обмойте
Нежданный дар судьбы, богатство ваше.
Гуляйте ночь, а утром переройте
всё мягкое. Каменья и банкноты -
в диванах, креслах, даже в гобеленах!
Как закипит в руках у вас работа
в тумане пыли, волоса и сена!
Вспоров подушки, кто-нибудь заметит,
Что ваши руки - белые от пуха.
То кровь моя вам пух к рукам прилепит
И обратит в крыла святого духа."
Зузанна оказалась в Кракове, где скрывалась у разных людей как Мария Данилевич, армянка. “Целый год в укрытии (она не покидала его вообще никогда) ужасно отразилось на ней. Она сильно похудела, ее лицо горело, яркие глаза, беспокойные… Часто раздражается, не заканчивает фразу до конца. Начиная говорить, прерывается в середине, “двойственность мыслей”, голод не позволяет ей думать и говорить ни о чём”. Осенью 1944 года поэтессу выдал сосед. На этот раз ей не удалось скрыться.
Гинчанка была расстреляна вместе со своей школьной подругой в лагере в Плашове, куда их привезли последним транспортом из краковской тюрьмы на улице Чарнецкого. По другой версии, их расстреляли прямо во внутреннем дворике тюрьмы. Перед смертью женщин пытали, однако Гинчанка так и не призналась, что она еврейка. До окончания немецкой оккупации оставалось всего несколько недель.
#поэзия#холокост#ЗузаннаГинчанка#MaksиМайя
Следующая публикация
Комментарии 6