— Во время учебы в архитектурном институте я, как и Макаревич, играл в ансамбле, который назывался «Машина времени». Но наша группа благополучно увяла, а его стала знаменитой. Фото: Из личного архива Владимира Хотиненко
— Как странно: могли стать архитектором, а то и музыкантом…
— (Смеясь.) …А еще, например, спортсменом. Я же был победителем Казахстана среди школьников по прыжкам в высоту. Но, как видите, судьба определила для меня другой путь… Казалось бы, все произошло случайно, но на самом деле это закономерность. Я вообще не верю в случайности.
Окончил я свой вуз в 1976-м. На дворе — разгар застоя. Очень быстро мне стало ясно, что у моих авангардных архитектурных проектов шансов реализоваться нет. А после института положено было либо идти в аспирантуру, либо отрабатывать три года по распределению, то есть сидеть в конторе и делать там карьеру. Возможно, со своими амбициями я дослужился бы и до главного архитектора. Но я почувствовал, что это не моя дорога, и нашел единственный способ спасения и путь к свободе: год отслужить в армии рядовым, а за это время обдумать, чем же заняться дальше. Снова огорчил своих родителей. Но что поделать. Сам пришел в военкомат и попросился в солдаты. Меня определили во внутренние войска — конвойным. Сергей Довлатов тоже был конвойным, но он стоял в лагере на вышке, а мы сопровождали заключенных в столыпинских вагонах по разным зонам страны.
— С дедовщиной пришлось соприкоснуться?
— Нет. Дело в том, что служба в конвойной охране предполагает ношение боевого оружия. Случалось, обиженный человек, получив перед выходом в конвой автомат, своих обидчиков из него и укладывал. Так что не всякий рисковал нарываться. Хотя поначалу были моменты, когда меня хотели слегка попрессовать: мол, ты со значком о высшем образовании, умный, значит… Но ничего, как-то я это одолел. А уж когда начал рисовать портреты солдатиков в дембельские альбомы, стал фигурой неприкосновенной и оберегаемой: меня нельзя было будить, беспокоить…
— Владимир Иванович, вы, как известно, человек верующий. Что привело мужчину, выросшего в СССР и воспитанного в советских традициях, в православный храм?
— Я пришел к вере в 1980 году, когда в нашей стране религия, мягко говоря, не поощрялась. И родители мои не были людьми воцерковленными. Мама крестилась только после смерти отца — у нее в тот момент возникла такая потребность. А поскольку тогда религиозные книги купить было невозможно, она звонила мне в Москву, и я по телефону диктовал ей «Отче наш» и другие молитвы… А вот почему я сам пришел в Церковь — не знаю. Я в то время учился на Высших режиссерских курсах. Жили весело, загульно, бесшабашно…
И вдруг однажды меня будто Читайте также Жасмин: «Только сейчас я узнала, что такое настоящая беременность»торкнуло, резанула мысль: «Если не крещусь — беда, пропаду!» Откуда возникла идея, не представляю. Сна вещего не видел, никто не направлял, да что там — я в школе карикатуры богохульные рисовал, прости, Господи. Тот еще православный был…
На курсах была одна женщина, близкая к Церкви (потом она стала монахиней), которая помогла организовать мое крещение. При этом она предупредила, что перед обрядом со мной будет твориться неладное. «Проснешься утром, — говорила она, — и все покажется тебе нелепостью, будет искушение бросить затею. А потом можешь сильно заболеть, да еще бесы всякие станут тебя мучить…» Невероятно, но все ровно так и произошло. Утром я с трудом заставил себя выползти из вгиковского общежития и, весь в сомнениях, отправился на «Рижскую», в храм иконы Божией Матери «Знамение».
Зима, холод, еле доплелся, все-таки крестился и… свалился с чудовищной ангиной, неделю страшно мучился. А спустя время — я тогда снимал дипломную картину — началась настоящая бесовщина. Черти буквально изводили меня ночами. Причем это не было связано ни с алкогольными горячками, ни со сновидениями. Я действительно ощущал нечто, однажды даже как будто его видел, но, словно обездвиженный, не мог шевельнуться. Ощущения кошмара от надвигающейся страшной, неведомой силы были жуткими. Один раз во весь голос вопил: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного!»
Вообще перестал спать. Через неделю, когда понял, что дохожу до ручки, поведал товарищу, Алику Лаевскому, о том, что со мной происходит, как я измучился, и попросился к нему на ночевку. Так и сказал: «Алик, в ваших еврейских традициях все как-то по-другому устроено. Может, у вас меня отпустит…» Он поставил мне на кухне раскладушку, и… я наконец-то заснул. Несколько ночей у них отсыпался, как младенец, и когда вернулся к себе, бесовщина прекратилась.
Нет комментариев