Предыдущая публикация
МИХАИЛ БУЛГАКОВ: ЖИЗНЬ В МИСТИЧЕСКОМ КЛЮЧЕ
Время было такое, что задумываться приходилось над самыми основами бытия, а поделиться мыслью было нельзя: и невозможно, и небезопасно. Оставалось надеяться, что рукописи не горят, не пропадают и доходят до читателя.
Удивительно, что они в самом деле доходят. И ставят фундаментальные вопросы перед читателями иных времен, когда и в голову бы не пришло о них размышлять иначе как в рамках школьного сочинения: какое-нибудь "Добро и зло в романе Булгакова "Мастер и Маргарита" — сущий кошмар для старшеклассника, поди распусти эту цветную ткань, раздели на черное и белое.
Булгаков был родом из многодетной интеллигентной семьи; отец — профессор Киевской духовной академии, оба деда — священники. Можно было ожидать, что Михаил — старший ребенок в семье — пойдет по духовной части, но на рубеже XIX и ХХ веков многие священнические династии пресекались. Так вышло и у Булгаковых. После гимназии Михаил выбрал медицинский факультет. У священников, врачей и писателей предмет профессионального интереса общий — человек. Но религиозностью юноша, в чьем доме по воскресеньям читали Евангелие, не отличался. Есть свидетельства, что он отговаривал друзей-семинаристов от поступления в духовную академию.
О детстве Булгакова известно мало. Одноклассник и соученик по мединституту рассказывал Мариэтте Чудаковой, автору двухтомного "Жизнеописания Булгакова", что в гимназии Миша "был невероятный дразнилка, всем придумывал прозвища", участвовал во всех драках, хулиганил, держался несколько особняком и, когда гимназисты бузили в 1905 году, не участвовал "ни в каких советах, митингах, собраниях". Он вообще не был революционером, напротив, консервативная семья воспитала его совершеннейшим монархистом. Ни двоечником, ни отличником не был, вообще, кажется, ничем не выделялся. Дома был обычным мальчишкой, выдумывал смешные глупости, устраивал спиритические сеансы; дом был открытый, в нем охотно встречали гостей, музицировали — вообще, ощущение гнезда, уютного дома было для Булгакова важно. Неустроенность быта его мучила, он всю жизнь тянулся к нормальной, домашней жизни. Потом уже, после долгих скитаний и безденежья, едва жизнь стала входить в колею, он сразу завел прюнелевые ботинки, носил дома клетчатую пижаму, купил мебель. Все это казалось его друзьям смешным и мелкобуржуазным — а он просто хотел быть дома.
Детство кончилось в 1907 году: умер отец, страдавший склерозом почек (эта болезнь часто наследуется, и Булгаков не избежал ее). 16-летний Михаил остался старшим мужчиной в доме. Годом позже он встретил свою будущую жену, Татьяну Лаппа, приехавшую в Киев на каникулы из Саратова. Юная пара гуляла по Киеву — благо город, привольный, зеленый и живописный, к этому предрасполагал.
Студенчество его пришлось на времена университетских бунтов, от которых он оставался в стороне. Он начал писать, и первый рассказ был медицински-мистическим: об алкоголике, которого задушил явившийся ему в галлюцинации змей. Странным образом тут есть уже все темы позднего Булгакова: медицинская хроника безумия, алкогольная (наркотическая) зависимость, оживший кошмар, гигантская змея.
Любимая девушка была в Саратове, Михаил в Киеве; он стремился к Татьяне, не мог учиться, даже экзамены не стал сдавать, отложил на год. Поехал в Саратов, привез Татьяну, и опять они гуляли по Киеву и говорили, говорили... Мать Михаила просила повременить с браком, но они не послушались и обвенчались в 1913 году, торопливо — у невесты даже свадебного платья не было: деньги, которые отец прислал к свадьбе, ушли на оплату аборта. Жили беспечно: он давал уроки, ей присылал деньги отец; ходили в оперу, в кино, в кафе, а нет денег — и ладно, покупали дешевую колбасу... Летом ездили к родным жены в Саратов; там-то их и застала Первая мировая. В госпитале для прибывающих с фронта раненых (его устроила теща Булгакова) он работал до сентября, когда надо было возвращаться в университет.
В расписание студенческих занятий война внесла коррективы: врачей стали готовить ускоренно. Булгаков сдал экзамены по сокращенной программе и окончил университет в 1916 году. По этому случаю первый и единственный раз в жизни напился. Распределения не ожидал — сразу пошел в госпиталь Красного Креста. Госпиталь вскоре переехал в Черновицы, затем Булгакова вызвали в Москву, а оттуда отправили в Смоленскую губернию, в управление земских больниц. Новоиспеченный врач оказался единственным специалистом в крестьянской больнице. Принимал роды, оперировал, ампутировал, лечил детей; некоторые случаи описал в "Записках юного врача". Отсасывая дифтерийные пленки из горла больного, заразился дифтерией, ввел сыворотку — на нее, по-видимому, пошла аллергическая реакция: у него опухло лицо, появилась сыпь, все страшно чесалось, он не мог уснуть и попросил медсестру впрыснуть морфий. После пяти впрыскиваний впал в зависимость.
Его перевели в Вязьму: теперь он заведовал двумя отделениями больницы. Появилось свободное время, Булгаков начал писать. За врачебной и писательской работой даже революция, прошумевшая в Петербурге, осталась незамеченной: до конца 1918 года, невзирая на смену власти, революционный хаос не коснулся Украины. Может быть, дело не в апатии и не в презрении к политике, а в усиливавшейся наркомании: Булгаков продолжал колоть себе морфий, мучился страхами и тоской, мучил жену. Она-то его и вытянула. Уехали в Москву, потом в Киев, на Украину, которая отламывалась от Российской империи, обретая самостийность.
Только здесь, в Киеве, Татьяне Николаевне удалось вытащить мужа из болезни: ему нужен был морфий, опий, что угодно. Внешне молодая пара была благополучна: он завел венерологический кабинет (разгул венерических болезней был чудовищный), купил медицинское оборудование... Днем прием, вечером гости, наедине — ужас: он впадал в ярость, требовал морфию, она подменяла раствор для инъекций водой, выдерживала его ломки. Им удалось почти невероятное: он освободился от зависимости. Ни один из его героев этого подвига не повторил: героя "Морфия" ждет безумие и гибель.
Война подходила все ближе, а врач оставаться в стороне от войны не мог. Гетман объявил мобилизацию в украинскую армию, к городу подошли петлюровцы, братья Булгаковы пошли защищать Киев — попытка героическая и совершенно безнадежная. О ней он потом написал в "Белой гвардии" и "Днях Турбиных". В январе Булгакова мобилизовали в армию Директории, пришедшей на смену гетману, — увели насильно, но он сбежал домой. За синежупанниками явились Советы и в апреле снова мобилизовали молодого доктора — отправляли в Москву бороться с сыпным тифом. Он, скорее всего, и тут улизнул; затем пришел атаман Григорьев, за ним вновь Красная армия, за Красной — Добровольческая, и вот тут Булгаков уже мобилизации не избежал. Его отправили во Владикавказ, в военный госпиталь, оттуда в Грозный, жена поехала с ним. В Грозном он начал печататься — это были публицистические газетные статьи, о которых он старался впоследствии не распространяться. Из Грозного его перебросили во Владикавказ, где он все так же работал врачом и печатался в газете.
В начале 1920 года он заболел тифом, который в ту зиму пожирал и фронт, и тыл. Пока лежал еле живой — белые ушли. Он пенял потом жене: почему не увезла? А ей врачи запретили везти, сказали: умрет по дороге.
Когда он пришел в себя, вокруг была советская власть. Пришлось искать работу при ней. Погоны он снял, профессию скрыл: факт службы в Белой армии, пусть и врачом, афишировать не стоило. Военного врача Булгакова больше не было. Появился человек без прошлого, журналист с естественно-научным образованием. Узнать в нем бывшего белого журналиста или доктора мог кто угодно — внезапные встречи были мощным двигателем трагических сюжетов не только в литературе тех лет, но и в жизни.
Булгаков сначала заведовал литературной секцией в подотделе искусств Наробраза, потом стал выступать в русском театре с предваряющим спектакль рассказом, затем взялся заведовать театральной секцией и даже писать пьесы. Кончилось это безрадостно: из подотдела искусств его вычистили как белогвардейца — хорошо еще, не расстреляли. Отдел закрыли.
Во Владикавказе он написал несколько пьес, в том числе "Братьев Турбиных" — первое приближение к многолетней мучительной теме. Героям дал фамилию своей бабушки по матери. Пьесами можно было зарабатывать: театры очень хотели "современного материала", а автор хотел есть. Пьесы, написанные ради куска хлеба, литературными достоинствами не блистали, и Булгаков потом их сам уничтожил. Однако денег, выплаченных за последнюю, как раз хватило на отъезд из Владикавказа. Теперь он мечтал о Париже. Путь оказался длинным и извилистым: в Баку, потом в Тифлис, затем в Батум, где они с женой продали обручальные кольца — настолько нечего было есть. Жену отослал в Киев к родным, велел ехать в Москву и ждать от него известий, сам хотел уехать в Константинополь, да так и не смог. Мандельштам, с которым Булгаков познакомился в Батуме, посоветовал отправиться в Москву.
И. Лукьянова
Продолжение следует
Следующая публикация
Нет комментариев