«Враг народа»
В переводе с арабского имя Адель означает справедливый, честный, правдивый, верный. Исхаков Адель Салимович родился в селе Казарма Кушнаренского района Уфимской губернии. У него была еще сестра, Ханифа, с черными как смола, густыми волосами, заплетенными в косы и висевшими до самого пояса, а также брат. Родители умерли. Детей, чтоб остались живые, пристроили по разным семьям.
Воспитывал Аделя русский мужик Митрошин. За то, что он взял сироту к себе в дом, Митрошину дали корову, немного денег. У мужика в доме были одни девчонки, а потому он полюбил чужого смышленого паренька как сына. Мальчику тоже понравилась новая семья. Он работал, помогая Митрошину по хозяйству с полной отдачей сил. Учился в школе, взрослел, ездил в ночную пасти скот, лошадей, принадлежащих соседям и своему опекуну. Митрошин не мог нарадоваться. Кормил и одевал паренька как родного.
В 1923 году Аделю исполнилось двадцать лет, и он получил повестку из военкомата. Медицинский осмотр, а назавтра в армию.
На медосмотре отметили особую рельефность мышц юноши, стройность фигуры при росте 181 сантиметр и весе 75 килограмм. Члены комиссии определили новобранца в кавалерию.
Отчим устроил хорошие проводы. Через три дня пути Адель был в Среднеазиатском военном округе. Бухара была взята рабочими и крестьянами при сильной поддержке Красной Армии очень быстро. Но басмаческие банды, неплохо вооруженные англичанами, оказывали жестокое сопротивление. Пройдя ускоренным темпом курс молодого бойца, Адель за три месяца научился стрелять, крепко держался в седле, преодолевал препятствия. И, самое главное, по-буденовски владеть клинком, чтоб у лошади остались уши целы, а у басмача – сбрита борода. С боями, пересекая две большие горячие «сковородки», Кызылкум и Кара-Кум, их часть вышла к Термезу. Возле города Амударья поворачивала на северо-запад в сторону Аральского моря. Справа, за поворотом Амударьи, если смотреть на юг, была Туркмения, а прямо – Афганистан. Позади Гиссарские горы, а слева – одноименная долина.
Воинская часть в основном размещалась в Термезской крепости. Воды и еды было в достатке, те, кто оставался в крепости, проходили боевую и политическую подготовку. Неграмотных учили читать и писать. А потом – верховая езда, конкур, рубка лозы. После двухнедельного пребывания в Термезе бойцы мчались ловить очередную банду, переправившуюся из Афганистана или вышедшую из Куляба или из долины смерти – Тавильдора. Крупные банды вначале не боялись идти в сабельную атаку, но потом поняли, что кызыл аскеры (красные солдаты) лучше владеют этим оружием, и перешли к другой тактике ведения боя.
По мере освобождения Гиссарской долины часть воинского состава осела в городе Денау. Тут были две двухэтажные медресе, сделанные из жженого кирпича, и большая крепость. В медресе – два арочных входа внутрь огромного двора, через которые свободно проезжали пароконные телеги. Маленькие окна и двери выходили во двор. В случае военных действий входы в медресе можно было быстро закрыть и обороняться вкруговую, стреляя через маленькие бойницы второго этажа и с крыши. В кельях медресе размещались офицерские семьи и административные службы Денау. В каждой медресе был свой колодец питьевой воды.
По мере выдавливания басмаческих банд Красная Армия продвигалась на восток вдоль Гиссарской и Вахшской долин. Вскоре с боями дошли до маленького селения Душанбе. Основные очаги басмачества перешли в Кулябскую группу районов и в Тавильдору – долину смерти. Базы басмачей были за Амударьей в Афганистане.
Особенно прославилась в боях с басмачами кавалерийская бригада, которой командовал легендарный командир Шапкин. В этой бригаде проходил службу Адель Салимович Исхаков.
Он ездил на молодой пятилетней кобыле чистых английских кровей, высокой красавице с точеными ножками. Хорошо очищенные и подкованные черные копыта блестели как лакированные. В строю она никогда не ходила: если какая-то лошадь прикасалась головой к ее крупу, она тут же била нахалку обеими задними ногами. Лучше всех «англичанка» преодолевала препятствия, особенно «корзину». Многие конники не любили это препятствие. Если не вовремя и не рассчитав подымешь коня, то терпишь фиаско. Да и при удачном заходе на препятствие часто бывали жесткие приземления. Все-таки приходилось находиться в прыжке не менее шести метров в длину. Надо иметь хороший опыт. Но постоянная езда в Гиссарских горах, где, спускаясь вниз по скале, ноги упираются в стремена, находящиеся возле ушей лошади, давала необходимый опыт. Война всему учит. В горах воевать очень трудно, но и там уничтожали банды клинков в пятьдесят и более. Стреляли из коротких кавалерийских карабинов навскидку, почти не целясь.
Однажды только что вернувшегося с Гиссарских гор кавалериста Исхакова срочно вызвали в политотдел:
– Фельдъегерь заболел, малярия свалила с ног. Тебе придется срочно везти секретный пакет в Термез. Справишься?
– Так точно!
Адель выехал из Денау рано утром и, проехав километров 50-60, он сделал привал возле родника. Покормил «англичанку» овсом, подвел ее поближе к камышам, чтоб она попаслась на растущей рядом зеленой траве. Отдохнув часа полтора, он до самой темноты ехал на уставшей за день пути лошади. Преодолев километров сто, он добрался до форт-поста. Переночевав у своих, хорошо позавтракав, он снова тронулся в путь.
Через тридцать километров дорога вошла в высокие камыши, густо росшие вокруг километров на пять. «Вот прекрасное место, где можно спрятать банду в 100-150 клинков», – подумал Адель. И, как бы подтверждая его мысли, впереди, метрах в 100, заржал жеребец. Видно учуял кобылицу.
Метров через тридцать дорога переставала вилять и выходила на прямую линию. Сидеть в засаде не имело смысла, он был рассекречен. Оставалось только два пути: либо вперед, на прорыв, используя весь запас оружия, либо назад. Но что теперь позади?! Он проехал почти половину камышовых зарослей. Вперед! И он тихонько тронул свою «англичанку».
Впереди, на прямом пути, он увидел на гнедом красивом жеребце Ахалтекинской породы рослого, крепкого басмача с окладистой красной бородой величиной со штыковую лопату. Оба всадника остановились друг против друга, держав руках винтовки. Расстояние между ними было метров в 50-60. Съехать некуда – ни тому, ни другому. Вода была справа и слева, дорога была насыпной.
Первым поехал курбаши (командир басмачей). Когда всадники почти поравнялись, басмач дружественно кивнул головой. Адель точно также поприветствовал его. Страха в глазах не было ни у того, ни у другого. Слишком долго они воевали и видели много крови. Проехав метров 50, Адель обернулся, курбаши точно так же. Басмачу было лет 35-40. Он был очень смелый человек, а потому громко расхохотался. Прижал жеребца пятками сапог и умчался как вихрь. Тоже самое сделал и Адель, но предательский пот лил с лица и шеи. Он все еще думал, что сейчас из засады выскочат басмачи и возьмут его в плен. Но курбаши был один.
Адель добрался до Термеза поздно вечером. Он никому не сказал ни слова про встречу с курбаши, ведь он вез секретный пакет! Могли бы понять по-разному. Разыскав нужное начальство, он с легким сердцем отделался от пакета. Потом пошел на конюшню дать корм уставшей лошади. А уж потом начал искать, где бы поужинать самому.
Ему дали день отдыха, а утром вручили запечатанную брезентовую сумку и – обратно в путь. Назад дорога была веселей. В пути попадались возвращающиеся с задания домой красноармейцы.
По приезде в Денау он сдал сумку в политотдел, где получил устную благодарность.
– Еще хочешь съездить? – спросил офицер.
– Нет, не хочу, – быстро ответил Адель.
– А что так?
– Одному ехать долго и скучно.
Через недели две-три он вновь зашел в политотдел по какой-то надобности через задний двор. Проходя, увидел во дворе жуткую картину. Молодой пес таскает за красную бороду отрубленную голову. Хорошо присмотревшись, он узнал того курбаши, что встретился ему в пути. Зайдя в кабинет, он сказал офицеру:
– Пес таскает голову за бороду по двору. Кто такой?
Офицер ответил:
– Он ехал к женам домой, но там его ждали свои. Они пришли сдаваться не с пустыми руками.
Адель конвоировал заключенных басмачей по 2-3 человека в тюрьму сам, один, из политотдела или обратно. И от него никогда басмачи не убегали. А от других конвоиров убегали заключенные, понимавшие, что в крепости их ждёт смерть. Все спрашивали, в чем твой секрет? Он молчал.
А секрет был прост. В одной руке Адель держал наган 1915 года выпуска, царя Петра Великого Тульский завод, а в другой – шашку наголо. Басмач, убитый пулей, попадает в райские кущи, а душа убитого клинком долго путается по дороге в поисках своего места. Каждый пленник берёг свою душу…
Когда-то служба кончается, как срочная, так и контрактная. Но Адель не захотел уезжать из Денау. Понравились здешние места, почти субтропики. В воинской части он заработал немного денег. Купил здесь по дешевке четырех молодых списанных коней с диагнозом остит, растяжение венечного сустава, септическое воспаление запястного сустава. Езда по скалистым горам калечит лошадей. А также купил две пароконные телеги. Вылечив месяца за 2-3 своих лошадок, он подчистую ушел из армии.
Шло строительство военной дороги Денау–Душанбе, дороги в направлении Термеза. Работая на двух телегах, Адель заработал хорошие деньги. И – женился на русской красивой девушке, бежавшей от голода 1931-1933 гг. из Оренбургской области вместе с родителями и сестрами.
После женитьбы Адель начал строить дом в центре Денау, почти напротив летнего кинотеатра. Потом поступил в только что открывшийся ветеринарный техникум им. Каримова в Самарканде. Лошадей отдал своим новым родственникам, которые начали возить вино в бочках из селения Сена в Денаусский ром-завод. Зарабатывали неплохо.
Адель хорошо учился, частенько приезжал домой, только теперь по железной дороге. Да и жена его ездила к нему. В общем, жизнь пошла неплохая. Афганские ковры ручной работы с кистями висели по стенам. Адель купил дорогое ружье «Зауэр», три кольца, карманные золотые часы «луковица», шикарный костюм, батистовые рубашки, брюки-«дудочки».
Наступил 1938 год. Жена почувствовала, что носит ребенка, и с радостью рассказала об этом Аделю. Счастье светилось в его глазах.
В Денау приехал Акопян – эпизоотический врач областной ветеринарной бактериологической лаборатории из Термеза. Адель пригласил коллегу в гости. Вечером в гости пришла Галина, сестра жены Аделя. У неё был жених, украинец Петр Таранов, тракторист. Но влюбчивый армянин, изрядно подвыпив вина, начал слишком рьяно ухаживать за Галиной и, когда перешел все рамки приличия, очень сильный Адель, поднял маленького армянина и выбросил в настежь открытое окно.
Акопян ушел ночевать к ветсанитару Митьке Фидосееву. Там два женолюба сочинили донос на Исхакова Адель Салимовича, что, мол, у него на участке идет массовый падёж скота от кровопаразитарного заболевания – тейлериоза. (От этого заболевания более-менее хорошие медикаменты появились только в 60-е годы). Возбудитель передаётся от больных или переболевших животных здоровым пастбищными клещами. Падёж скота на участках Аделя был даже меньше, чем у его коллег.
Когда поступило анонимное письмо в особый отдел, знакомые предложили ему бежать – паспорт у Аделя был на руках. Он отказался, потому что не видел за собой никакой вины. 1 мая его взяли под арест. Вначале он сидел в тюрьме в Денау. Творилось что-то странное. Застрелился начальник НКВД. Аделя перевезли в Термез.
Тюрьма сплошь была набита народом. Дышать было нечем, середина мая. Пытали и допрашивали в специальных тюремных камерах. Подвешивали к потолку за ноги. Человек висел вниз головой и длительное время. Глаза наливались кровью и чуть не вываливались из орбит. Когда приходили снимать, то человек был как бревно. Особой жестокостью отличался начальник тюрьмы Термеза Кулаков.
Видя эту безысходность, Адель объявил голодовку. Голодовка была классическая: ни грамма воды и еды. На 11 день он потерял сознание. На 12 день его доставили в госпиталь. Когда лечение было закончено, его вновь водворили в тюрьму. Он думал, что таким способом сумеет отстоять свою честь и достоинство. Но где там! Истязать прекратили, а допросы продолжались. Изредка на допросах присутствовал начальник политотдела Васильев, приезжал из Денау. Он, как бычий солитер, сосал кровь из Аделя. Где ты взял оружие? Почему допустил падеж скота? Может быть, ты агент разведки и заражал скот? Был ли ты в Афганистане? Где служит твой брат, офицер Исхаков?
Брата он видел в 1935 или 1936 году, когда с женой ехал из отпуска, который проводил в Оренбурге у родственников жены. Поезд медленно шёл по пригороду Ташкента. На товарной станции грузилась воинская часть. Поодаль от вагонов стояли кругом офицеры, жестикулировали руками, смеялись. Адель увидел брата и показал жене. От неожиданности он не знал, что делать. Хотел спрыгнуть с набирающего скорость экспресса. Жена вцепилась в него. Он стал кричать из тамбура, махать рукой. Некоторые офицеры помахали ему вслед рукой, брат тоже. Но потом он побежал вслед за уходящим поездом. Вот такой была встреча двух братьев. Они не знали адресов друг друга, и некуда было писать.
А по поводу Афганистана Адель сказал:
– Да, я был в составе особой бригады, которая была введена в Афганистан по просьбе Амануллы. Его родственник Бачесаккау при поддержке англичан хотел взять власть. Англичане сильно переживали и боялись за Индию. Переодетые кавалеристы в узбекских чапанах, подпоясанные платками, в афганских и в узбекских головных уборах, вошли на территорию Афганистана. Отличались они от афганцев тем, что у их лошадей были подрезаны хвосты. Сделав свою работу, т.е. разгромив войско Бачесаккау и отбросив их покровителей, они срочно вышли назад. Союз Советских Социалистических Республик первым признал независимость Афганистана. Подарил несколько аэропланов-«кукурузников». В верхах хватило воли и мудрости быстро вывести бригады особого назначения.
Адель судила выездная сессия из Бухары в 3 часа ночи закрытым судом в Денау. Попросту говоря, выездная «тройка». Главный судья – Пичугин, председательствующим был Васильев, начальник политотдела. На процесс были допущены защитники Сафин и Петрелло.
Отправили Аделя Салимовича в Приамурский край. Лесоповал, цинга, голод, ежедневная смерть. Воры держали под контролем политических и врагов народа. Частенько возникали стычки, но до крупных разборок дело не доходило. Жена Аделя, продав вначале ружье, лошадей, брички, принялась за распродажу имущества.
Деньги шли в карманы защитников. Пользы не было никакой, но деньги брали, и немалые. Много денег уходило на отправку посылок. Чеснок и прочее стоило копейки, а вот почта за посылки брала дорого.
В одну из таких посылок жена упаковала «конёвое» одеяло, сделанное из верблюжьей шерсти, с радужными цветами на нем. Шерсть блестела.
На лесоповале Адель вдруг увидел до боли знакомое одеяло. На нем лежал толстомордый здоровяк.
– Где ты взял одеяло?
Вор сказал:
– А тебе что?
– Это мое одеяло! – вскричал Адель. – Как оно попало к тебе?
– Я его выиграл, – сказал вор.
Недолго думая, Адель схватил за конец одеяла и сбросил лежавшего на нем вора. Бывший кавалерист был силен и тренирован, хотя цинга и шатающиеся во рту зубы ослабляли здоровье. Вор бросился на Аделя, но один ложный, а второй – болевой удар и, он отключенный от сознания, лежал на земле.
Адель разрезал одеяло пополам. Из двух половинок одеяла китаец-заключенный сшил Аделю и его другу-инженеру две безрукавки. Из трёх посылок лишь одна доставалась хозяину. Куда уходили остальные?.. А ведь жена отправляла их постоянно.
Начало весны 1941 года. Адель проснулся часа в 4 утра с криком. Друг, лежавший рядом, спросил:
– Что с тобой?
– Ты знаешь, видел сон. Мы с тобой на охоте, на красивом озере. У меня и у тебя охотничьи собаки. У меня мой «Зауэр», а у тебя двустволка. На нас налетают утки. Я стреляю, утка падает, ты стреляешь, падает твоя подбитая утка. Моя собака бросилась в воду и принесла утку в зубах. А твоя кинулась в воду, и я проснулся. Что за сон?
Не успели они поговорить, как открывается дверь барака, и конвоир выкрикивает номер Аделя.
– Быстро собирайся, на выход.
Из этой зоны было два выхода. Либо на волю, либо на тот свет. Адель собрал вещевой мешок, попрощался с другом и побежал. На проходной ему вручили справку, билет на поезд и З кг соевой муки. Посадили на большие деревянные сани. Конвоир сопровождал его до железной дороги. Пассажирский поезд не останавливался на полустанке. Видимо, заранее зная, что будут пассажиры, он притормаживал ход, до 3-4 км скорости.
Возница забросил мешок Аделя в тамбур, конвоир помог ему забраться на ступеньки вагона. Поезд начал набирать скорость.
Адель нашел свое место. В купе сидел мужчина приблизительно такого же роста, но чисто выбритый, элегантный, в кожаном пальто. Адель был одет в фуфайку, стеганую шапку и такие же штаны. Сев на свое место, он вынул мешочек с соевой мукой и хотел позавтракать.
Потихоньку набрав в пригоршню муки, он начал поедать ее с ладони. Человек в кожанке, смотрел, смотрел, а потом сказал:
– Я не могу смотреть на вас, меня сейчас стошнит.
Адель ответил:
– Но я ничего не ел! У меня нет ни денег, ни другой пищи. Мука сладкая и вообще полезная.
Человек в кожанке сказал:
– Я инженер, еду с прииска. Мне понятно, откуда вы вышли. Давайте знакомиться, тем более, что мне кажется, нам долго ехать.
Они представились друг другу. Человек в кожанке пригласил его в ресторан. Он сказал:
– Вы знаете, Адель, я еду в отпуск, деньги у меня есть, идем. Угощение за мой счет. Адель подумал: «Если это какая-то авантюра, то хоть поем нормально за несколько лет».
В ресторане инженер сделал заказ на свой вкус. Принесли графин водки. Александр Владимирович налил полный стакан Аделю. Они легонько чокнулись и, не переводя дух, по-русски, выпили до дна.
Потом началась трапеза. Пот градом лился по лицу бывшего узника. Он быстро работал и ложкой, и вилкой, почти не пережевывал пищу.
Александр Владимирович заказал ему повторно еще второе. Хотел заказать и новый графин водки, но Адель отказался. Двухсот грамм хватило, чтоб он почувствовал себя очень пьяным.
Когда вернулись в свой вагон, Адель, не раздеваясь, лег на свое место и уснул. Спал он до самого вечера. Вечером они вновь пошли в ресторан. Но теперь Адель почувствовал прилив сил от съеденных котлет и мяса. Теперь он не глотал, а разжевывал и смаковал вкус еды. Александр Владимирович кормил и поил бывшего зека до самого Ташкента.
В Ташкенте дороги их расходились в разные стороны. Адель должен был ехать на юг, в Денау, через пески. Александр Владимирович, прощаясь, дал своему спутнику немного денег, на еду до дома. Адель Салимович, пожимая руку доброму человеку, сказал:
– Я всю жизнь буду молиться за тебя. Вы мне помогли, но дайте мне ваш адрес, я компенсирую ваши расходы. Живу нормально, в достатке.
Он не знал, что осталось в его доме непроданного. Инженер расхохотался от всей души.
– Господи, – сказал он. – Мне приятно было помочь вам. Вы – хороший собеседник и я узнал много очень интересного от Вас. У меня достаточно денег. Адель, извини, я не могу дать адрес. Сейчас время не то. Сам вылез из такой же истории, и лишь только потому, что оказался нужен. Друзья поддержали. Счастливо тебе, ты – хороший человек.
Предательский комок подкатил к горлу Аделя, слезы выступили на глазах. Он первый раз за несколько лет встретил благородного человека, не считая своего друга-инженера, товарища по холодному бараку на зоне.
Прибыл Адель в Денау 15 марта, приблизительно в 5 часов утра. Добежал до дома минут за десять. Выбежавшая навстречу жена расцеловала мужа. Заставила его раздеться до трусов. Принесла чистое полотенце, обернула вокруг талии, и попросила снять остальное. Облив керосином белье, подожгла весь этот хлам. Слышалось легкое потрескивание. Адель сказал:
– Слышишь, как откормленные приамурские вши лопаются в костре?
И они рассмеялись как дети.
Матрена Семеновна успела выкупать и одеть мужа, как вдруг грянул гром, и на пороге появились два черта. Они попросили хозяев дома следовать в политотдел. Взяв на руки маленького сына, супруги отправились по адресу.
В кабинете их встретило все то же недремлющее око страны Советов, карающий меч революции. Скольким людям это закомплексованное око сделало вреда, зла? Васильев лично сам расстреливал басмачей по ночам в Денаусской крепости. Видимо это приносило ему удовольствие.
Товарищ Васильев сказал:
– Ну как, Адель, ты исправился? Я слышал, ты хорошо работал. Немного пошел не по тому пути, но мы можем перековать любого. Вот для чего я вас вызвал, товарищи, бывшие враги. С вас снимут отпечатки пальцев, а потом вы должны будете в течение 24 часов покинуть город Денау. Я так сказал.
С них взяли расписки о неразглашении тайны, выдали паспорт и военный билет. Адель попросил у друга бричку и лошадь. Дом отдал дальним родственникам. Погрузив весь оставшийся скарб, он уехал в город Регар Таджикской ССР.
В Регаре друзья-коллеги приняли его на работу. Квартиру из трех комнат он получил прямо при центральной районной ветлечебнице. Но радость была недолгой.
22 июня 1941 года нарушило их покой. 28 августа Аделя призвали в ряды вооруженных сил. Новая дивизия формировалась на окраине города Сталинобада (ныне Душанбе), от ипподрома до рисового совхоза, у реки Кафирниган.
Главным ветврачом кавалерийской дивизии был доктор Эмиров. Он частенько бывал в гостях у Аделя Салимовича в Денау вместе с доктором Николаем Васильевичем Успенским. Пили ром, вино из Денау, веселились до самого утра. То были золотые дни, до 1938 года. А потом началась консервация людей в холодных бараках Великой Сибири…
Доктор Эмиров, узнав, что Адель сидит на зоне, тоже писал и доказывал, что Адель осужден несправедливо, что он – прекрасный ветеринар. Оказывается, Аделя отпустили на волю лишь только потому, что ему заменили статью врага народа на другую. Подписал вольную Аделю Салимовичу генеральный прокурор. Адель был амнистирован, но не реабилитирован.
Пришел день и час, когда дивизия начала грузиться на эшелоны. Направление – Сталинград. Когда эшелон, в котором был Адель, проезжал в два часа ночи мимо Регара, на вокзале кричали и плакали все провожающие. Кричали и плакали в столыпинских вагонах и кавалеристы, видевшие много крови в боях с басмачами. Дивизия состояла из русских, украинцев, татар, узбеков, таджиков, туркмен. Это была поистине интернациональная дивизия, готовая сходу войти в бой.
Дивизию стали размещать на левом берегу Волги, между Сталинградом и Камышиным. Все делалось, скрыто, чтоб враг не обнаружил большое скопление конницы, 45-ти, 76-ти мм орудий и другой техники.
В полк, где Адель служил старшим сержантом ветеринарной службы, привели человек пятьдесят сибиряков. Они были с длинными бородами, и с длинными, почти до плеч, волосами. Командир полка приказал им немедленно подстричься и побриться. Но сибиряки отказались наотрез, сославшись на свою веру.
Был дан приказ расстрелять. Офицер из особого отдела пошел подыскивать по документам неблагонадежных, политических, сидевших на зоне людей. Когда нужное количество «бывших» было найдено, то у небольшого яра, параллельно ему были выстроены сибиряки.
Напротив сибиряков стояли бойцы с кавалерийскими карабинами. Вышел офицер, и сказал:
– Я последний раз спрашиваю, кто будет стричься и бриться?
Молчали все. Была дана команда. Бойцы подняли карабины. Адель мысленно обратился к Господу, – помоги, не дай убить невинного человека, за что караешь меня?
И Господь помиловал его. Услышал его просьбу. «Его» сибиряк и еще несколько человек вышли из строя и сказали, что они готовы бриться и стричься. Адель подбежал к своему, схватил его за пояс, кинул себе на плечо и понес в сторону воинской части.
Там он изогнутыми, хирургическими ножницами остриг бороду и усы сибиряку, чтоб была возможность намылить щеки и нижнюю челюсть. Потом лично сам начал брить и стричь. Когда все было закончено, перед ним сидел молодой парень лет тридцати, с красивым русским лицом.
В нужное время 61-ю кавалерийскую дивизию тихо и спокойно, без помех, перекинули на правую сторону Волги. После артподготовки, конники рванули на запад, в сторону Абганерово – Аксай на Ростов. За подвиг, совершенный 23 ноября 1942 года, Адель Салимович Исхаков, был удостоен медали «За отвагу». Фронтовой художник запечатлел героя из 219 кавалерийского полка для армейской газеты.
Нет комментариев