Предыдущая публикация
Снегурка.
Глава 9.
Екатерина Шитова
#снегуркашитоваубелки
В день, когда собаки принесли в деревню останки Маруси, из серых туч, низко нависших над деревней, повалил сильный снег. Небо и земля слились в единое целое, превратились в сплошное белое месиво. Люди передвигались наощупь, много кто в тот день заблудился и замерз насмерть, не найдя дороги к укрытию. А после метели на деревню обрушился страшный мороз, которого не помнили даже старики.
— Это Карачун злится, меня зазывает, — шептала Дарьюшка Алеше на ухо.
Он пришел к ней, когда Игната Ильича не было дома. Они сидели на полу у печи, обнявшись, не зная, что им делать дальше.
— Пора мне в лес возвращаться, ждать больше нельзя.
Дарьюшка взглянула на Алешу, глаза ее наполнились слезами.
— Я тебя не отпущу, Дарьюшка, — ответил он.
Дарьюшка ласково погладила светлые кудри любимого, поцеловала его в губы.
— Тебе к невесте нужно возвращаться, Алешенька, а ты тут со мной сидишь. И мне, и тебе от этого худо, — грустно проговорила она, — Уезжай! У тебя вся жизнь впереди.
Алеша промолчал, сжав зубы от боли и бессильной ярости. Дарьюшка - вот вся его жизнь, другой жизни ему не надобно.
— Давай я тебя увезу отсюда далеко-далеко? Спрячу так, что никакой Карачун не найдет! — страстно заговорил Алеша.
Но Дарьюшка прижала ладонь к его губам, покачала головой.
— Нет, Алеша. Там, в лесу, все чувства мои остались, моя душа - там. Я без нее не смогу. Эта проклятая пустота опостылела. Как будто все изнутри у меня высосали. Ничего нет, и ничего не хочется. Это не я теперь рядом с тобой, а лишь мое подобие…
В голосе Дарьюшки задрожали слезы. Она внимательно посмотрела на свои руки, и губы ее скривились.
— Тело без души рано или поздно иссохнет, превратится в прах. Зачем я тебе такая нужна? Ничего не выйдет, Алеша. Уезжай, молю тебя!
— Нет! — упрямо воскликнул Алеша, — Тогда я сам с тобой в лес пойду.
Дарьюшка встала с пола и подошла к окну, накинув на плечи шерстяную шаль. Лицо ее застыло, стало каменным.
— Я не позволю тебе, — строго сказала она, — Карачун тебя заморозит, волки его верные тебя на куски порвут. Я этого не допущу.
Дарьюшка развязала ленту в косе, взяла Алешину руку и обернула ленту вокруг запястья несколько раз.
— Носи ее и помни обо мне, — прошептала она, — моя любовь всегда с тобой теперь будет, как эта лента.
Алеша обхватил Дарьюшку за тонкую талию, притянул к себе, она запустила пальцы в его светлые кудри, ласково взъерошила их. Покрыв поцелуями лицо и шею любимого, девушка прильнула к его груди, слушая, как неистово бьется под ребрами Алешино пылкое сердце. А потом она резко отпрянула от него, словно обожглась, и тут же согнулась пополам от боли.
— Опять началось? — взволнованно спросил Алеша, — Что мне делать, Дарьюшка? Как помочь тебе?
Все тело Дарьюшки жгло огнем. Лицо ее покраснело, в глазах засияли алые искры, как будто внутри нее и правда бушевало пламя.
— Уходи, Алеша, — прохрипела она, — прошу уходи! Уезжай! Уезжай отсюда как можно дальше, если смерти моей не хочешь! Люблю я тебя. Но эта любовь меня всю выжжет скоро.
Алеша от бессильной злости изо всех сил застучал кулаками по стене, потом обхватил голову руками и застонал. Постояв еще немного у двери, он в сердцах воскликнул:
— И я люблю тебя, Дарьюшка!
Он накинул тулуп и выбежал из дома, но на крыльце он нос к носу столкнулся с Игнатом Ильичом. Мужчина скривился от злости, а потом схватил Алешу за грудки.
— Зачем ты ко мне домой приходил, гармонист? Опять Дарьюшку тревожишь? Мало тебе в прошлый раз досталось? Надо было попросить мужиков, чтоб они башку тебе насквозь пробили. Сидел бы на месте и кивал бы сейчас всем, как подснежник. К замужней бабе шастаешь, бессовестный!
Сцепившись друг с другом, мужчины покатились кубарем с крыльца, Игнат Ильич изо всех сил молотил по телу Алеши кулаками, но Алеша был крепче, сильнее и моложе. Уложив соперника на лопатки, он несколько раз ударил его по лицу, а потом склонился к уху, по которому тонкой струйкой текла кровь, и заговорил:
— Слушай меня, Игнат Ильич. Дарьюшка обратно в лес собралась идти. Со дня на день уйдет, и не увидишь ты ее больше.
— Что за околесицу те несешь? Зачем Дарьюшке в лес идти? — прохрипел Игнат Ильич.
— В том лесу старик живет. У этого старика она весь тот год прожила, пока все ее тут мертвой считали. Старик этот - колдун, он ее душу себе забрал. От того ей все безразлично стало, от того она будто замороженная. Собралась Дарьюшка за душою своей возвращаться, но старик-то назад ее уж точно не отпустит. Если уйдет она, то не увидишь ты ее больше живой.
Игнат Ильич перестал дергаться и обмяк, придавленный к снегу телом Алеши.
— Это она тебе так сказала? — спросил он.
— Да.
Алеша, видя, что противник не сопротивляется, поднялся с земли и подал ему руку. Игнат Ильич поднялся, стряхнул снег с жидких, засаленных волос и надел слетевшую с головы шапку.
— И что же ты от меня-то хочешь, парень? — угрюмо спросил он.
Алеша задумчиво посмотрел на темные окна дома, за которыми в эту самую минуту Дарьюшка мучилась от жгучей боли по его вине.
— Я к ней больше не подойду, — он тяжело вздохнул и продолжил, обращаясь к мужчине, — но ты ей муж, как никак, Игнат Ильич. Иди в лес вместе с Дарьюшкой, договорись со стариком, пусть освободит ее от своего колдовства.
— А если старик не согласится? — нахмурившись спросил мужчина.
— А если не согласится, то убей его!
— Да как же убить-то? — растерянно спросил Игнат Ильич.
Алеша бросил на него суровый взгляд и процедил сквозь зубы:
— А вот как меня хотел убить за нее, так и его убей. Только так ты свою жену спасешь.
Какое-то время мужчины смотрели друг на друга исподлобья, как два быка перед схваткой. Но потом Игнат Ильич отвернулся и поднялся на крыльцо.
— Пойдешь? Не струсишь? —крикнул ему в след Алеша.
— Без тебя разберусь, гармонист! — огрызнулся он и скрылся в доме, громко топая валенками по холодным сеням.
Алеша еще долго стоял у крыльца. А потом пошел к избе, которую все мужики знали, напился там до икоты мутного, ядреного самогона и упал спать под лавку.
***
Дарьюшка потуже затянула концы небольшого узелка, в который она сложила смену белья, платок, платье и ржаные сухари. Завязав узел, она бросила его под кровать. Утром она собралась идти в северный лес, пора было выполнять данное год назад обещание и возвращаться к Карачуну. Тянуть было некуда. Она уже поняла, что имел в виду старик, когда предупреждал ее об огне. В последний раз от Алешиного поцелуя она едва не сгорела - ее тело пылало жаром несколько дней подряд. Еще одна встреча с ним убьет ее.
Дарьюшка не хотела говорить мужу о том, что уходит из деревни навсегда, но он заметил узелок, который она не до конца задвинула под кровать, сел рядом с ней и мрачно проговорил:
— Гармонист твой мне все рассказал. Я тебя не оставлю, с тобою в лес пойду.
Дарьюшка побледнела, как снег, и прошептала:
— Зачем? Не нужно тебе, Игнат Ильич, в северный лес со мною ходить. Карачун не пощадит, заморозит!
— Не бойся, Дарьюшка. Я не один пойду, еще двоих крепких парней с собой позову. Втроем-то мы одолеем старика, — уверенно сказал мужчина и с видом покровителя погладил жену по голове.
— Обожди, не спеши… — начала было уговаривать Дарьюшка, но Игнат Ильич не дал ей сказать.
— Я этого твоего старика-колдуна не боюсь! Тоже мне хозяин леса! — громко и возмущенно воскликнул мужчина, — Ты моя жена! Только представь, что люди скажут, если я тебя ему отдам! Мне позор не нужен.
После этих слов Дарьюшка замолчала, легла в постель и укрылась одеялом. Спорить было бесполезно, для ее мужа было важнее всего то, что скажут люди. Пусть делает, что хочет. Если хочет идти на верную смерть - пусть идет.
Ночью Игнат Ильич пришел в комнату, шаркая по половицам босыми ногами, поднял одеяло и лег рядом с Дарьюшкой. Шершавые пальцы скользнули под ночнушку и начали мять мягкий живот и груди жены. Дарьюшке было все равно. Но потом она вдруг резко повернулась и столкнула мужа с кровати. Тот поднялся на ноги и с размаху ударил ее кулаком. На этом пыл мужчины иссяк, и он ушел спать в кухню.
***
Рано утром, еще затемно, Дарьюшка отправилась в путь. Она шла первой, а за ней вереницей шли Игнат Ильич и два крепких деревенских парня, нанятые им за деньги для сопровождения. Добровольно никто не согласился идти в проклятый Северный лес.
Парни из леса так и не вернулись, а Игнат Ильич пришел в деревню на своих ногах спустя несколько дней. У него не было ни увечий, ни обморожений, но он был так напуган, что первое время не мог вымолвить ни слова.
Степан, как узнал, что дочь снова в лесу пропала, так и слег больной. Алеша к нему не заходил, но люди поговаривали, что совсем худо ему. Люди в деревне перепугались от случившегося, сидели по домам. По ночам из леса доносился зловещий волчий вой, все пребывали в страхе, и никто Дарьюшку в этот раз искать не собирался. Только Алеша никак не мог успокоиться. Несколько раз приходил он в дом Игната Ильича, спрашивал про Дарьюшку, тряс за грудки, но ничего не мог добиться - мужчина только открывал и закрывал рот, будто рыба, и смотрел на него дикими, полными ужаса, глазами.
В один из светлых снежных вечеров Игнат Ильич, наконец, заговорил.
— Отступись от этого всего, гармонист. Забудь все и езжай из деревни! Пускай Дарьюшка в лесу остается, — медленно произнес он осипшим, дрожащим от волнения, голосом.
— Как это - пускай в лесу остается? — закричал в ответ Алеша.
Ему хотелось разорвать Игната Ильича на части за эти слова, он еле сдерживал себя, чтобы не броситься на него с кулаками.
— Говори, что было в лесу? Ты видел Карачуна?
— Видел…Его не одолеть, гармонист. Его никому не одолеть! Парни, которые со мною шли, погибли страшной смертью на моих глазах… Они… Они…
Игнат Ильич побледнел и стал задыхаться, ухватившись пальцами за шею. Алеша ударил его по впалым щекам, чтобы привести в чувство.
— Говори же! Все рассказывай! — закричал он.
— Отстань от меня, гармонист! Я до сих пор не верю, что я вышел оттуда живым. Не нужна мне Дарьюшка! Пусть там остается! Отказываюсь я от нее!
Игнат Ильич громко всхлипнул и разрыдался. Он смог говорить лишь спустя четверть часа, все это время Алеша сидел напротив него и терпеливо ждал.
— Он… Он не просто старик-отшельник, этот Карачун. Он не просто колдун. Все там в его власти. Он пальцами только щелкнет, а с неба тут же снег начинает валить. Посохом поведет - ветер над лесом засвистит. Свистнет старик, и дикие звери к нему тут же сбегаются, он взглянет, и все вокруг в лед превращается.
— У страха глаза велики. Больше, поди, показалось тебе, чем на самом деле было?
Игнат Ильич смачно сплюнул на пол и зло взглянул на Алешу.
— Ладно. Расскажи, что Дарьюшка? С ним ушла?
Алеша подошел к окну, отвернулся, чтобы мужчина не видел, как налились слезами его глаза.
— Дарьюшка ушла с ним в лес, это я своими глазами видел. Карачун к ней, как к родной внучке относится. Поэтому и говорю - пусть она там остается. С ним. Так для всех будет лучше.
Алеша прошелся по кухне, взъерошил волосы.
— Она же твоя жена, Игнат Ильич. Ты же на каждом углу кричал, что любишь ее.
Он взглянул на мужчину, неподвижно сидящего на кровати. Тот взглянул на него испуганными глазами и прошептал:
— Как-нибудь проживу и без нее!
— Не повезло Дарьюшке с мужем. Не за мужика ее отец отдал, а за бревно бесчувственное.
Сказав это, Алеша вышел на улицу, закрыл глаза и глубоко вдохнул морозный воздух, пахнущий свежим навозом и печным дымом. Сунув руки в карманы своего тулупа, он быстрым шагом направился к Степану. Дом Степана был темен и тих. Когда Алеша вошел из сеней в избу, под ноги ему бросилась худющая рыжая кошка.
— Мурка, Мурка, — прошептал он и, наклонившись, взял ее на руки.
Пройдя в горницу, Алеша поздоровался со Степаном, который лежал на кровати. Положив кошку ему под бок, он отыскал и зажег лучину, растопил печь, налил кошке кислого молока, а потом сел на деревянный табурет рядом с кроватью.
— Пришел Дарьюшкой меня попрекать? — хрипло проговорил Степан.
Алеша покачал головой. Раньше он ненавидел Дарьюшкиного отца, даже хотел убить его за все те козни, которые он им выстроил. Но теперь, когда Степан был при смерти, Алеше стало жаль его. Он видел, что старик и сам себя грызет изнутри запоздалым раскаянием.
— Вот ведь как все сложилось. Ты, Степан, как лучше хотел для Дарьюшки, хотел сберечь дочь, а вышло так, что всю жизнь ей сгубил, — тихо произнес Алеша, глядя на исхудавшее, серое лицо Степана.
Он не испытывал ненависти к дряхлому, немощному старику, в которого превратился некогда сильный и могучий кузнец. Степан хрипло и порывисто вздохнул и взглянул на Алешу.
— Ну хоть ты, Алешка, будешь знать, что сила человека не в нажитом богатстве. Ты, научившись на моих ошибках, к своим детям добр и справедлив будешь.
Алеша отвернулся, сжав зубы. Степан покачал головой, из глаз его выкатились две прозрачные слезы.
— Где гармошка-то твоя? Играешь еще? — внезапно спросил он.
Алеша пожал плечами.
— Давным-давно уж не играю, — сухо ответил он.
— Зря… — откликнулся Степан, — Играй, не предавай себя.
Степан всхлипнул и прижал к лицу худые морщинистые руки. Алеша отвернулся, чтоб не видеть его слабости.
— Вот что, Степан. Я Дарьюшку верну. Я за ней в северный лес пойду, — сказал он.
Рыдания стихли, на миг в доме повисла напряженная тишина. А потом Степан прошептал, страшно округлив глаза:
— Ты же там сгинешь! Отступись, парень!
Юноша сжал кулаки, щеки его покрылись от волнения алым румянцем.
— Лучше сгинуть, чем жить здоровым и невредимым без Дарьюшки. Я ведь ее больше жизни люблю.
Степан помолчал, а потом медленно произнес, не глядя на Алешу:
— Ну, раз любишь, то иди. Потому что вот как выходит - все из сердца, как вода утекает, кроме истинной любви. Она будто врастает в человека и остается в нем навечно. Как знать, может и поможет тебе твоя любовь, приведет, куда надобно…
Алеша пожал плечами, не зная, что ответить на эти слова. Степан вздохнул и прошептал протяжно:
— Ох, доченька… Ох, Снегурка… Прости меня, Дарьюшка, прости…
После этих слов он отвернулся к стене и снова всхлипнул. Алеша накинул тулуп и вышел из избы, тихо прикрыв за собой дверь. Рыжая Мурка мяукнула ему на прощание, но он даже не взглянул на нее.
***
Утром Алеша шел по сугробам в сторону Северного леса. У него не было с собой никакого оружия, он взял лишь то, с чем умел обращаться лучше всего - свою верную подругу-гармонь.
Глава 10.
Снег кружил между деревьями и плавно опускался на землю. Снег завораживал Алешу, околдовывал его, усыплял бдительность. Снег сливался в причудливые узоры, которые манили и вели за собой в непроходимые дебри, где острые сучья поваленных деревьев, словно пики, торчали в разные стороны, а цепкие ветви елей и сосен раскачивались в ожидании своих невнимательных жертв. Один неосторожный шаг тут мог привести к гибели. Северный лес не зря оброс дурной славой, он был холоден, тих и полон опасностей для незваных гостей.
Глаза слипались, Алеша боролся с дремой изо всех сил, пытаясь не поддаться снежному колдовству. А потом снег будто разозлился на Алешу, повалил сплошной стеной. В лесу началась настоящая пурга: ветер закружил, засвистал, завыл, пытаясь сбить усталого путника с ног, повалить наземь и запорошить с головой, превратив в огромный сугроб. Алеша, хоть и разомлел от снежного танца, все же понял, что если он сейчас остановится, то здесь и найдет свою смерть.
— Это ты, Карачун? Испытываешь мою силушку? — закричал Алеша, задрав голову и подставив покрасневшее лицо ледяному ветру, — Долго испытывать придется! Я ведь не сдамся! Я все равно заберу у тебя Дарьюшку!
Между деревьями тут и там замелькало что-то темное. Алеша ничего не мог разглядеть сквозь снежную пелену и поворачивался вокруг себя, размахивая во все стороны палкой. А потом совсем рядом я с ним раздалось страшное рычание, и неведомый зверь повалил его на снег, впившись острыми клыками в толстый меховой ворот у самой шеи, едва не задев ее. Гармонь упала рядом, глухо звякнув. Алеша ухватил зверя за толстую шею, пытаясь бороться с ним, но быстро понял, что волк не один. Целая волчья стая окружила его со всех сторон.
Звери стояли, пригнув головы, сморщив носы и оскалив зубы. Они ждали действия вожака. У Алеши возникло чувство, что он смотрит в лицо собственной смерти. Мгновение, и голодные звери разорвут его на части, как несчастную Марусю. И тут Алеша вспомнил, что говорила ему про волков Дарьюшка. Если волки здесь, значит, и Карачун где-то рядом.
— Сам выйти ко мне боишься, Карачун? Волков своих насылаешь? — закричал Алеша.
Но никто не отозвался на его крик. Волк, прижавший Алешу к земле передними лапами, зарычал и снова принялся трепать его зубами. Но вдруг ноздри его расширились, уловив знакомый запах. На Алешином запястье была повязана Дарьюшкина лента. Зверь обнюхал ее, заскулил и оставил в покое поверженного гармониста. Попятившись от Алеши в сторону, волк замер на месте, остальная стая скрылась между деревьями так же бесшумно, как и появилась. Алеша быстро поднялся на ноги, закинул за плечо гармонь. Одержав хоть и малую, но победу, он почувствовал небывалую смелость, граничащую с дерзостью. У него даже прибавилось сил. Бесстрашно склонившись к огромному волку, он тихо проговорил ему на ухо низким голосом:
— Веди меня к Дарьюшке!
Волк еще раз ткнулся холодным носом в ленту, повязанную на Алешиной руке, развернулся и побежал, мелькая то тут, то там между деревьями. Алеша бросился бежать за ним. Какое-то время он бежал по сугробам, пытаясь не отстать от волка, но, остановившись, чтобы отдышаться, понял, что потерял зверя из виду, а следы его тут же запорошило снегом.
Алеша ходил по лесу до самого вечера. Сначала просветы между деревьями заполнились густыми синими сумерками, а потом лес накрыла черным покрывалом зимняя ночь. А Алеша все шел и шел.
— Дарьюшка! Ау, Дарьюшка! — кричал он во все стороны, но ответа не получал…
Наступил утро, рассвет едва заметно забрезжил между заснеженными еловыми ветвями, а потом зимнее солнце начало подниматься выше и выше, и наконец, осветило желтыми лучами снег под ногами гармониста. Он зажмурился, ослепленный светом, остановился и, достав из-за пазухи припасенную краюшку хлеба, жадно впился в нее зубами. Съев половину, он оставил хлеб на потом и пошел дальше. Идти было тяжело, но его вела любовь, она не давала ему останавливаться. Любовь всегда заставляет двигаться вперед, она ведет даже там, где нет дорог…
И снова незаметно наступил вечер, и снова солнце спряталось за горизонт, а потом снова взошло. Алеша запутался в днях и часах, ему казалось, что он бродит по лесу уже целую вечность. Он остановился и вдруг почувствовал страшную усталость. Как будто все силы его разом вытекли из тела. Присев на корточки, он решил отдохнуть - хоть минуту, хоть самую малость. Главное - не уснуть, сон в зимнем лесу - это смерть. Алеша глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он пообещал себе, что вздремнет всего пару мгновений, он был уверен, что по-прежнему контролирует себя, но, едва его веки сомкнулись, разум вмиг заволокло туманом, и он провалился в глубокий сон.
***
Алеше снилась Дарьюшка - ее прекрасные зеленые глаза, румяные щеки, алые губы. Она смеялась и плясала под звуки его гармони, как будто не случилось с ними всех этих бед, как будто они снова вместе, на летней поляне, ждут, когда парни и девки разойдутся по домам, чтобы остаться вдвоем и вдоволь нацеловаться. Запыхавшись от задорной пляски, Дарьюшка подбежала к Алеше и рассмеялась ему в лицо. А потом вдруг нахмурилась, надула алые губки и проговорила недовольным голосом:
— Ты все спишь и спишь! А на меня не смотришь совсем! Проснись уже, Алеша!
Дарьюшка толкнула Алешу локтем в бок. Но сон был так приятен, что ему не хотелось просыпаться. Алеша вертел головой, мычал, но потом Дарьюшка размахнулась и звонко ударила его ладонью по щеке. Щеку обожгло огнем, Алеша открыл глаза и понял, что он по-прежнему один в лесу. Он судорожно втянул ноздрями морозный воздух, ноги его околели до такой степени, что уже ничего не чувствовали. Алеша кое-как поднялся и побрел вперед, едва переставляя валенки по снегу. Адская боль заставляла его кусать губы до крови. И вот, когда он уже готов был сдаться отчаянию, между деревьями показался огромный деревянный терем. Алеша изумленно открыл рот и прошептал:
— А это еще чья такая изба? Неужто самого Карачуна?
Он вышел к терему и некоторое время смотрел на него удивленно, не моргая. А потом поправил гармонь на плече, сжал кулаки и вошел внутрь без стука. В тереме было светло и просторно, пол был усыпан комьями снега, подоконники покрылись толстым слоем пыли, а с потолков свисала старая паутина, в которой запутались и не таяли снежные хлопья. Казалось, тут давным-давно никто не живет.
Внезапно на Алешу откуда-то пахнуло ледяным, пробирающим до костей, ветром. Ему стало неуютно в этом огромном, заброшенном тереме, по спине побежали мурашки, захотелось скорее выйти на улицу, несмотря на мороз. Он двинулся к дверям, но вдруг вздрогнул и остановился. На табурете, рядом с кухонным столом, неподвижно сидел сгорбленный старик. Как же он не заметил его? Жидкая седая борода старика свисала до самого пола, а сам он казался таким дряхлым, что затронь его - тут же рухнет на пол и рассыплется в древнюю пыль.
— Эй, дед! Извиняй! Не заметил тебя, вошел в избу без спроса, — охрипшим от холода голосом проговорил Алеша, — ты тут, стало быть, хозяин?
Старик медленно повернул к Алеше трясущуюся голову и взглянул на него мутными, слепыми зрачками. Лицо его, изрытое глубокими морщинами, было мертвенно-бледным, губы, виднеющиеся из-под жидкой седой бороды, отдавали синевой. На Алешу накатила волна нечеловеческого страха. Никогда он такого не испытывал, даже тогда, когда весь побитый и искалеченный лежал посреди дороги, ощущая смрадное дыхание смерти. Что-то страшное, темное исходило от неподвижного старческого тела и окутывало Алешу со всех сторон, душило его.
Пересилив себя, он сделал несколько шагов по направлению к старику.
— Тебя как звать-то, дед? Меня Алешей, — произнес он.
Старик сидел неподвижно, а потом вдруг резко, с мерзким хрустом позвонков, склонил голову набок. Алеша вздрогнул и отшатнулся. Сначала он подумал, что перед ним сидит Карачун, но Дарьюшка совсем не так его описывала. По ее рассказам лесной колдун был высоченным и сильным, а этот старикашка весь ссохся, сидит, трясется и едва дышит.
— Дед, а, дед? — снова позвал Алеша.
— Ты зачем сюда явился, парень? — неожиданно громким и скрипучим голосом спросил старик, посмотрев на Алешу так пристально и зло, как будто был не слепым, а зрячим.
— Я здесь девушку ищу. Возлюбленную свою. Дарьюшкой звать.
— Вот как? А знаешь ли ты, что из Северного леса живым никто не выходит? — сдвинув седые брови, спросил старик.
— Слыхал про такое, да не верю в те байки! — ответил Алеша и дерзко глянул на старика.
Старик встал с лавки, взяв в руки свой толстый посох, и снова пристально посмотрел на Алешу, как будто и вправду видел его. Посох заискрился инеем, и в белых зрачках старика что-то блеснуло.
— Дурак! Вот дурак! Сам ко мне пришел. Смерть, что ли, ищешь?
Старик захохотал неприятным, скрипучим смехом.
— Смерти не ищу, девушку от нее хочу спасти. Ты, что ли, и есть лесной колдун Карачун? — спросил Алеша.
— А что, разве не похож?
Старик медленно подошел к нему, от его холодного дыхания по Алешиному телу пошел озноб. Он сжал кулаки, приготовившись дать отпор злу.
— Не так я себе Карачуна представлял. Думал, что ты крепок и силен, — проговорил Алеша.
— Так все в одном видят разное, — загадочно ответил старик.
Он поднял руку вверх и звонко щелкнул кривыми пальцами. Алеше вдруг стало так холодно, что зубы застучали. Он обхватил себя руками, пытаясь унять дрожь, но мышцы одеревенели и тряслись сами по себе, тело перестало его слушаться.
— А что это у тебя там такое? Неужто гармошка? — спросил старик, с любопытством заглядывая Алеше за спину.
— Г-г-гармонь, — с трудом разжимая челюсти, выговорил юноша.
Старик с минуту удивленно смотрел на своего гостя, склонив голову набок и лукаво прищурив свои белесые глаза, а потом воскликнул:
— С гармонями сюда никто не хаживал. А ну-ка, гармонист, разрушь тишину, сыграй плясовую, коли умеешь! Я весёлой музыки жуть как давно не слыхивал!
Кое-как сняв со спины гармонь, Алеша накинул кожаные ремни на плечи, растянул меха и разбил тишину огромного терема громкими, задорными звуками плясовой. Пальцы его поначалу не слушались от холода, и он еле-еле попадал ими по кнопкам, но потом он разыгрался и даже вспотел. Скинув тулуп, Алеша сел на лавку и заиграл страстно, яростно, закрыв глаза от удовольствия. Давно он не играл на гармони с такой душой, давно не испытывал такого удовольствия от своей игры.
Старик сначала строго смотрел на молодого гармониста, слушал, затаив дыхание, переливы гармони, а потом скинул с себя свою шубу и пустился в пляс, отбивая такт каблуками выцветших красных сапог. Дряблое лицо его ожило, щеки налились румянцем, лоб покрылся испариной.
Алеша смотрел на эту плясовую и улыбался - старик словно помолодел на пару десятков лет. Он кружился по кухне, размахивая руками, стучал каблуками все громче, а когда музыка кончилась, повалился на пол, тяжело дыша. Алеша бросил гармонь на лавку, она звонко брякнула напоследок и затихла.
— Дед, а дед? Ты живой?
Старик открыл глаза и прошептал:
— Пока ты играл, гармонист, я вновь молодым стал. Вот что твоя гармошка со мной сделала.
Алеша поднял его с пола и усадил на лавку. Потом поднял длинную облезлую шубу и накинул ее старику на плечи. Холод снова пробрал до костей, и Алеша надел свой тулуп, подул на озябшие руки.
— Уходи, гармонист. Губить тебя не буду, пожалею за то, что сумел отогреть ненадолго мою замерзшую душу, — проговорил старик, сурово нахмурив брови.
Алеша сделал шаг по направлению к нему и остановился. Лицо его напряглось, губы сжались, желваки заходили под белой кожей.
— Я без Дарьюшки не уйду, дед. Где она? Отдай мне ее!
— Дарьюшка, Дарьюшка… — вздохнул старик, — померла твоя Дарьюшка. Не сможешь ты ее отсюда забрать.
— Как померла? — растерянно спросил Алеша.
— Вот так… — старик помолчал, потом поднялся с лавки, натужно кряхтя и вздыхая, и тихо проговорил гармонисту на ухо, — она еще тогда померла, когда первый раз пришла сюда, прячась от отца. Северный лес - лют и свиреп, мороз тут ночью стоит такой, что все вокруг трещит! Вот она и замерзла насмерть. Я ее нашел, и теперь она навсегда тут, со мною останется.
— Нет, дед! Я тебе не верю. Я здесь Дарьюшку не оставлю. Мне без нее жизни нет.
Старик покачал головой, вздохнул устало.
— Притомился я. Уходи-ка ты парень из моего леса по-хорошему и гармошку свою уноси, — устало произнес Карачун.
— Не уйду, дед. Не прогонишь! — закричал Алеша.
Старик еще пуще нахмурился, лицо его стало злым и яростным.
— Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! — рявкнул он.
И тут же дверь терема распахнулась от мощного порыва ветра, снежные вихри ворвались внутрь, закружили в воздухе, взвились вокруг Алеши. Он едва устоял на ногах от сильного порыва ветра. Шапка слетела с его головы, покатилась по полу, Алеша хотел ухватить ее на лету, но не удержался, повалился на пол. Мощный снежный вихрь тут же налетел на него, покатил по полу и изо всех сил ударил о стену терема. Уже в следующую секунду Алеша увидел, как на него летит кухонная лавка. Он успел увернуться, но острый край ударил его по голове. Виски пронзила такая боль, что из глаз посыпались искры. И внезапно во всей этой кутерьме Алеше почудился девичий силуэт - тонкий стан, длинные косы и грустное, бледное лицо. Показалась, и тут же исчезла, растворилась в снежном месиве.
— Дарьюшка! Дарьюшка! — изо всех сил закричал Алеша, — я пришел за тобой! Где ты?
Никто не откликнулся на зов, только ветер завыл еще неистовее. Кое-как, держась за стены, Алеша добрался до двери и захлопнул ее, запер на засов. Все вокруг стихло, кружащийся в воздухе снег медленно осел на пол, покрыв его мягкой пеленой, которая не таяла. Алеша поднял шапку, нахлобучил ее на голову и упрямо взглянул на старика.
— Я без Дарьюшки не уйду, дед. Ты ее один раз к жизни вернул, и второй вернешь! Иначе…
Алеша замялся, отвел глаза в сторону.
— Иначе что? — спросил старик, хитро прищурившись.
— Иначе я убью тебя! — сквозь зубы процедил парень.
— Ну, убить ты меня не убьешь, — насмешливо ответил старик, и в его белых зрачках сверкнули озорные огни, — и ты не из убийц, гармонист, и я не из тех, кого можно убить.
Старик все это время стоял у окна, лютый мороз был ему нипочем, а ветер его как будто и вовсе не касался. Он подошел к Алеше очень близко, склонился над его лицом, отчего по телу парня снова пошел лютый холод.
— Ты для меня другое сделаешь, гармонист. А взамен увидишь Дарьюшку.
— Я ради нее все, что угодно сделаю, дед. Говори, не томи! — нетерпеливо проговорил Алеша.
Старик погладил бороду, хмыкнул и наклонился к уху парня. Прошептав ему несколько слов, он отстранился и внимательно посмотрел на него. Алеша сначала стоял неподвижно, а потом лицо его вытянулось, уголки губ поползли вниз.
— Ну что, гармонист, согласен? — спросил Карачун, склонив голову.
Взгляд старика был пристальный и темный. Снова от него поползло к Алеше нечто темное и страшное, вызывающее ужас и страх. Алеша стоял неподвижно, склонив голову. Кулаки его были крепко сжаты. Несколько минут он стоял и молчал. Лицо его потемнело, скривилось, будто от боли. Несколько раз он открывал рот, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал, ни единого звука не вырвалось из его рта. Что-то терзало его, разрывало изнутри на части, но он не мог высказать это вслух.
— Ладно, парень. Ступай домой, обожди, подумай, поразмысль. Если не воротишься больше - я не удивлюсь. А за Дарьюшку не переживай, ей со мной в лесу будет хорошо и спокойно.
Старик распахнул дверь терема, обернулся к Алеше, который по-прежнему стоял, низко опустив голову, а потом щелкнул своими костлявыми пальцами. И в тот же миг, ничего не стало в лесу - ни Алеши, ни терема. Остались лишь высокие ели, занесенные глубокими сугробами и снег, медленно падающий с неба на их острые верхушки…
__________________________
Продолжение следует..
https://dzen.ru/id/5f4b6f0d167e6924a6018376?share_to=link
Снег кружил между деревьями и плавно опускался на землю. Снег завораживал Алешу, околдовывал его, усыплял бдительность. Снег сливался в причудливые узоры, которые манили и вели за собой в непроходимые дебри, где острые сучья поваленных деревьев, словно пики, торчали в разные стороны, а цепкие ветви елей и сосен раскачивались в ожидании своих невнимательных жертв. Один неосторожный шаг тут мог привести к гибели. Северный лес не зря оброс дурной славой, он был холоден, тих и полон опасностей для незваных гостей.
Глаза слипались, Алеша боролся с дремой изо всех сил, пытаясь не поддаться снежному колдовству. А потом снег будто разозлился на Алешу, повалил сплошной стеной. В лесу началась настоящая пурга: ветер закружил, засвистал, завыл, пытаясь сбить усталого путника с ног, повалить наземь и запорошить с головой, превратив в огромный сугроб. Алеша, хоть и разомлел от снежного танца, все же понял, что если он сейчас остановится, то здесь и найдет свою смерть.
— Это ты, Карачун? Испытываешь мою силушку? — закричал Алеша, задрав голову и подставив покрасневшее лицо ледяному ветру, — Долго испытывать придется! Я ведь не сдамся! Я все равно заберу у тебя Дарьюшку!
Между деревьями тут и там замелькало что-то темное. Алеша ничего не мог разглядеть сквозь снежную пелену и поворачивался вокруг себя, размахивая во все стороны палкой. А потом совсем рядом я с ним раздалось страшное рычание, и неведомый зверь повалил его на снег, впившись острыми клыками в толстый меховой ворот у самой шеи, едва не задев ее. Гармонь упала рядом, глухо звякнув. Алеша ухватил зверя за толстую шею, пытаясь бороться с ним, но быстро понял, что волк не один. Целая волчья стая окружила его со всех сторон.
Звери стояли, пригнув головы, сморщив носы и оскалив зубы. Они ждали действия вожака. У Алеши возникло чувство, что он смотрит в лицо собственной смерти. Мгновение, и голодные звери разорвут его на части, как несчастную Марусю. И тут Алеша вспомнил, что говорила ему про волков Дарьюшка. Если волки здесь, значит, и Карачун где-то рядом.
— Сам выйти ко мне боишься, Карачун? Волков своих насылаешь? — закричал Алеша.
Но никто не отозвался на его крик. Волк, прижавший Алешу к земле передними лапами, зарычал и снова принялся трепать его зубами. Но вдруг ноздри его расширились, уловив знакомый запах. На Алешином запястье была повязана Дарьюшкина лента. Зверь обнюхал ее, заскулил и оставил в покое поверженного гармониста. Попятившись от Алеши в сторону, волк замер на месте, остальная стая скрылась между деревьями так же бесшумно, как и появилась. Алеша быстро поднялся на ноги, закинул за плечо гармонь. Одержав хоть и малую, но победу, он почувствовал небывалую смелость, граничащую с дерзостью. У него даже прибавилось сил. Бесстрашно склонившись к огромному волку, он тихо проговорил ему на ухо низким голосом:
— Веди меня к Дарьюшке!
Волк еще раз ткнулся холодным носом в ленту, повязанную на Алешиной руке, развернулся и побежал, мелькая то тут, то там между деревьями. Алеша бросился бежать за ним. Какое-то время он бежал по сугробам, пытаясь не отстать от волка, но, остановившись, чтобы отдышаться, понял, что потерял зверя из виду, а следы его тут же запорошило снегом.
Алеша ходил по лесу до самого вечера. Сначала просветы между деревьями заполнились густыми синими сумерками, а потом лес накрыла черным покрывалом зимняя ночь. А Алеша все шел и шел.
— Дарьюшка! Ау, Дарьюшка! — кричал он во все стороны, но ответа не получал…
Наступил утро, рассвет едва заметно забрезжил между заснеженными еловыми ветвями, а потом зимнее солнце начало подниматься выше и выше, и наконец, осветило желтыми лучами снег под ногами гармониста. Он зажмурился, ослепленный светом, остановился и, достав из-за пазухи припасенную краюшку хлеба, жадно впился в нее зубами. Съев половину, он оставил хлеб на потом и пошел дальше. Идти было тяжело, но его вела любовь, она не давала ему останавливаться. Любовь всегда заставляет двигаться вперед, она ведет даже там, где нет дорог…
И снова незаметно наступил вечер, и снова солнце спряталось за горизонт, а потом снова взошло. Алеша запутался в днях и часах, ему казалось, что он бродит по лесу уже целую вечность. Он остановился и вдруг почувствовал страшную усталость. Как будто все силы его разом вытекли из тела. Присев на корточки, он решил отдохнуть - хоть минуту, хоть самую малость. Главное - не уснуть, сон в зимнем лесу - это смерть. Алеша глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он пообещал себе, что вздремнет всего пару мгновений, он был уверен, что по-прежнему контролирует себя, но, едва его веки сомкнулись, разум вмиг заволокло туманом, и он провалился в глубокий сон.
***
Алеше снилась Дарьюшка - ее прекрасные зеленые глаза, румяные щеки, алые губы. Она смеялась и плясала под звуки его гармони, как будто не случилось с ними всех этих бед, как будто они снова вместе, на летней поляне, ждут, когда парни и девки разойдутся по домам, чтобы остаться вдвоем и вдоволь нацеловаться. Запыхавшись от задорной пляски, Дарьюшка подбежала к Алеше и рассмеялась ему в лицо. А потом вдруг нахмурилась, надула алые губки и проговорила недовольным голосом:
— Ты все спишь и спишь! А на меня не смотришь совсем! Проснись уже, Алеша!
Дарьюшка толкнула Алешу локтем в бок. Но сон был так приятен, что ему не хотелось просыпаться. Алеша вертел головой, мычал, но потом Дарьюшка размахнулась и звонко ударила его ладонью по щеке. Щеку обожгло огнем, Алеша открыл глаза и понял, что он по-прежнему один в лесу. Он судорожно втянул ноздрями морозный воздух, ноги его околели до такой степени, что уже ничего не чувствовали. Алеша кое-как поднялся и побрел вперед, едва переставляя валенки по снегу. Адская боль заставляла его кусать губы до крови. И вот, когда он уже готов был сдаться отчаянию, между деревьями показался огромный деревянный терем. Алеша изумленно открыл рот и прошептал:
— А это еще чья такая изба? Неужто самого Карачуна?
Он вышел к терему и некоторое время смотрел на него удивленно, не моргая. А потом поправил гармонь на плече, сжал кулаки и вошел внутрь без стука. В тереме было светло и просторно, пол был усыпан комьями снега, подоконники покрылись толстым слоем пыли, а с потолков свисала старая паутина, в которой запутались и не таяли снежные хлопья. Казалось, тут давным-давно никто не живет.
Внезапно на Алешу откуда-то пахнуло ледяным, пробирающим до костей, ветром. Ему стало неуютно в этом огромном, заброшенном тереме, по спине побежали мурашки, захотелось скорее выйти на улицу, несмотря на мороз. Он двинулся к дверям, но вдруг вздрогнул и остановился. На табурете, рядом с кухонным столом, неподвижно сидел сгорбленный старик. Как же он не заметил его? Жидкая седая борода старика свисала до самого пола, а сам он казался таким дряхлым, что затронь его - тут же рухнет на пол и рассыплется в древнюю пыль.
— Эй, дед! Извиняй! Не заметил тебя, вошел в избу без спроса, — охрипшим от холода голосом проговорил Алеша, — ты тут, стало быть, хозяин?
Старик медленно повернул к Алеше трясущуюся голову и взглянул на него мутными, слепыми зрачками. Лицо его, изрытое глубокими морщинами, было мертвенно-бледным, губы, виднеющиеся из-под жидкой седой бороды, отдавали синевой. На Алешу накатила волна нечеловеческого страха. Никогда он такого не испытывал, даже тогда, когда весь побитый и искалеченный лежал посреди дороги, ощущая смрадное дыхание смерти. Что-то страшное, темное исходило от неподвижного старческого тела и окутывало Алешу со всех сторон, душило его.
Пересилив себя, он сделал несколько шагов по направлению к старику.
— Тебя как звать-то, дед? Меня Алешей, — произнес он.
Старик сидел неподвижно, а потом вдруг резко, с мерзким хрустом позвонков, склонил голову набок. Алеша вздрогнул и отшатнулся. Сначала он подумал, что перед ним сидит Карачун, но Дарьюшка совсем не так его описывала. По ее рассказам лесной колдун был высоченным и сильным, а этот старикашка весь ссохся, сидит, трясется и едва дышит.
— Дед, а, дед? — снова позвал Алеша.
— Ты зачем сюда явился, парень? — неожиданно громким и скрипучим голосом спросил старик, посмотрев на Алешу так пристально и зло, как будто был не слепым, а зрячим.
— Я здесь девушку ищу. Возлюбленную свою. Дарьюшкой звать.
— Вот как? А знаешь ли ты, что из Северного леса живым никто не выходит? — сдвинув седые брови, спросил старик.
— Слыхал про такое, да не верю в те байки! — ответил Алеша и дерзко глянул на старика.
Старик встал с лавки, взяв в руки свой толстый посох, и снова пристально посмотрел на Алешу, как будто и вправду видел его. Посох заискрился инеем, и в белых зрачках старика что-то блеснуло.
— Дурак! Вот дурак! Сам ко мне пришел. Смерть, что ли, ищешь?
Старик захохотал неприятным, скрипучим смехом.
— Смерти не ищу, девушку от нее хочу спасти. Ты, что ли, и есть лесной колдун Карачун? — спросил Алеша.
— А что, разве не похож?
Старик медленно подошел к нему, от его холодного дыхания по Алешиному телу пошел озноб. Он сжал кулаки, приготовившись дать отпор злу.
— Не так я себе Карачуна представлял. Думал, что ты крепок и силен, — проговорил Алеша.
— Так все в одном видят разное, — загадочно ответил старик.
Он поднял руку вверх и звонко щелкнул кривыми пальцами. Алеше вдруг стало так холодно, что зубы застучали. Он обхватил себя руками, пытаясь унять дрожь, но мышцы одеревенели и тряслись сами по себе, тело перестало его слушаться.
— А что это у тебя там такое? Неужто гармошка? — спросил старик, с любопытством заглядывая Алеше за спину.
— Г-г-гармонь, — с трудом разжимая челюсти, выговорил юноша.
Старик с минуту удивленно смотрел на своего гостя, склонив голову набок и лукаво прищурив свои белесые глаза, а потом воскликнул:
— С гармонями сюда никто не хаживал. А ну-ка, гармонист, разрушь тишину, сыграй плясовую, коли умеешь! Я весёлой музыки жуть как давно не слыхивал!
Кое-как сняв со спины гармонь, Алеша накинул кожаные ремни на плечи, растянул меха и разбил тишину огромного терема громкими, задорными звуками плясовой. Пальцы его поначалу не слушались от холода, и он еле-еле попадал ими по кнопкам, но потом он разыгрался и даже вспотел. Скинув тулуп, Алеша сел на лавку и заиграл страстно, яростно, закрыв глаза от удовольствия. Давно он не играл на гармони с такой душой, давно не испытывал такого удовольствия от своей игры.
Старик сначала строго смотрел на молодого гармониста, слушал, затаив дыхание, переливы гармони, а потом скинул с себя свою шубу и пустился в пляс, отбивая такт каблуками выцветших красных сапог. Дряблое лицо его ожило, щеки налились румянцем, лоб покрылся испариной.
Алеша смотрел на эту плясовую и улыбался - старик словно помолодел на пару десятков лет. Он кружился по кухне, размахивая руками, стучал каблуками все громче, а когда музыка кончилась, повалился на пол, тяжело дыша. Алеша бросил гармонь на лавку, она звонко брякнула напоследок и затихла.
— Дед, а дед? Ты живой?
Старик открыл глаза и прошептал:
— Пока ты играл, гармонист, я вновь молодым стал. Вот что твоя гармошка со мной сделала.
Алеша поднял его с пола и усадил на лавку. Потом поднял длинную облезлую шубу и накинул ее старику на плечи. Холод снова пробрал до костей, и Алеша надел свой тулуп, подул на озябшие руки.
— Уходи, гармонист. Губить тебя не буду, пожалею за то, что сумел отогреть ненадолго мою замерзшую душу, — проговорил старик, сурово нахмурив брови.
Алеша сделал шаг по направлению к нему и остановился. Лицо его напряглось, губы сжались, желваки заходили под белой кожей.
— Я без Дарьюшки не уйду, дед. Где она? Отдай мне ее!
— Дарьюшка, Дарьюшка… — вздохнул старик, — померла твоя Дарьюшка. Не сможешь ты ее отсюда забрать.
— Как померла? — растерянно спросил Алеша.
— Вот так… — старик помолчал, потом поднялся с лавки, натужно кряхтя и вздыхая, и тихо проговорил гармонисту на ухо, — она еще тогда померла, когда первый раз пришла сюда, прячась от отца. Северный лес - лют и свиреп, мороз тут ночью стоит такой, что все вокруг трещит! Вот она и замерзла насмерть. Я ее нашел, и теперь она навсегда тут, со мною останется.
— Нет, дед! Я тебе не верю. Я здесь Дарьюшку не оставлю. Мне без нее жизни нет.
Старик покачал головой, вздохнул устало.
— Притомился я. Уходи-ка ты парень из моего леса по-хорошему и гармошку свою уноси, — устало произнес Карачун.
— Не уйду, дед. Не прогонишь! — закричал Алеша.
Старик еще пуще нахмурился, лицо его стало злым и яростным.
— Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! — рявкнул он.
И тут же дверь терема распахнулась от мощного порыва ветра, снежные вихри ворвались внутрь, закружили в воздухе, взвились вокруг Алеши. Он едва устоял на ногах от сильного порыва ветра. Шапка слетела с его головы, покатилась по полу, Алеша хотел ухватить ее на лету, но не удержался, повалился на пол. Мощный снежный вихрь тут же налетел на него, покатил по полу и изо всех сил ударил о стену терема. Уже в следующую секунду Алеша увидел, как на него летит кухонная лавка. Он успел увернуться, но острый край ударил его по голове. Виски пронзила такая боль, что из глаз посыпались искры. И внезапно во всей этой кутерьме Алеше почудился девичий силуэт - тонкий стан, длинные косы и грустное, бледное лицо. Показалась, и тут же исчезла, растворилась в снежном месиве.
— Дарьюшка! Дарьюшка! — изо всех сил закричал Алеша, — я пришел за тобой! Где ты?
Никто не откликнулся на зов, только ветер завыл еще неистовее. Кое-как, держась за стены, Алеша добрался до двери и захлопнул ее, запер на засов. Все вокруг стихло, кружащийся в воздухе снег медленно осел на пол, покрыв его мягкой пеленой, которая не таяла. Алеша поднял шапку, нахлобучил ее на голову и упрямо взглянул на старика.
— Я без Дарьюшки не уйду, дед. Ты ее один раз к жизни вернул, и второй вернешь! Иначе…
Алеша замялся, отвел глаза в сторону.
— Иначе что? — спросил старик, хитро прищурившись.
— Иначе я убью тебя! — сквозь зубы процедил парень.
— Ну, убить ты меня не убьешь, — насмешливо ответил старик, и в его белых зрачках сверкнули озорные огни, — и ты не из убийц, гармонист, и я не из тех, кого можно убить.
Старик все это время стоял у окна, лютый мороз был ему нипочем, а ветер его как будто и вовсе не касался. Он подошел к Алеше очень близко, склонился над его лицом, отчего по телу парня снова пошел лютый холод.
— Ты для меня другое сделаешь, гармонист. А взамен увидишь Дарьюшку.
— Я ради нее все, что угодно сделаю, дед. Говори, не томи! — нетерпеливо проговорил Алеша.
Старик погладил бороду, хмыкнул и наклонился к уху парня. Прошептав ему несколько слов, он отстранился и внимательно посмотрел на него. Алеша сначала стоял неподвижно, а потом лицо его вытянулось, уголки губ поползли вниз.
— Ну что, гармонист, согласен? — спросил Карачун, склонив голову.
Взгляд старика был пристальный и темный. Снова от него поползло к Алеше нечто темное и страшное, вызывающее ужас и страх. Алеша стоял неподвижно, склонив голову. Кулаки его были крепко сжаты. Несколько минут он стоял и молчал. Лицо его потемнело, скривилось, будто от боли. Несколько раз он открывал рот, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал, ни единого звука не вырвалось из его рта. Что-то терзало его, разрывало изнутри на части, но он не мог высказать это вслух.
— Ладно, парень. Ступай домой, обожди, подумай, поразмысль. Если не воротишься больше - я не удивлюсь. А за Дарьюшку не переживай, ей со мной в лесу будет хорошо и спокойно.
Старик распахнул дверь терема, обернулся к Алеше, который по-прежнему стоял, низко опустив голову, а потом щелкнул своими костлявыми пальцами. И в тот же миг, ничего не стало в лесу - ни Алеши, ни терема. Остались лишь высокие ели, занесенные глубокими сугробами и снег, медленно падающий с неба на их острые верхушки…
__________________________
Продолжение следует..
https://dzen.ru/id/5f4b6f0d167e6924a6018376?share_to=link
Следующая публикация
Комментарии 1