Душевные истории

Наши женщины - лучшие в мире, всяким пендоскам на зависть!

Его железная воля, упорство и сумасшедшее желание — спасти, потому что спасать — это его работа! Тогда эту женщину спасли, потому что скорая помощь ехала по встречной полосе, сопровождаемая милицией и ни секунды драгоценного времени потеряно не было. Тогда я не смогла зайти в операционную — меня мутило от страха, от одуряющего металлического запаха крови вперемешку с горьким запахом пота, что лужей растекался под ногами хирурга. Врач ещё сутки сидела возле спасённой женщины, потому что декомпенсация могла наступить в любой момент. Она периодически подходила к окну и смотрела на заснеженный город сухими воспалёнными глазами. Я знаю о чём она думала. В этот момент, она не думала о том, что будет с этой пациенткой, если всё таки наступит декомпенсация. Врач смотрела на двух бездомных дворняжек, которые резвились на таком чистом белом снегу и ей, до одури, хотелось выбежать на улицу, вдохнуть чистый морозный воздух…. После нечеловеческого напряжения и суточного стресса, ей хотелось стать бездомной собакой…. Женщину спасли. Об этом не расскажут по телевизору. Как не расскажут про тысячи ежедневных подвигов в операционных и родзалах. Про это даже не вспомнят её коллеги. Это их работа. А через три года, эта врач, молодая и красивая, умрёт ночью во сне на диванчике в ординаторской, поджав ноги и, как ни странно, улыбаясь. Инфаркт. Врачи находятся на первом месте в структуре смертности в молодом возрасте от сердечно — сосудистых заболеваний. Про это тоже нигде не напишут. Зачем? Работа…. А через двадцать пять лет, привезут полностью обескровленную женщину после домашних родов в роддом. Но привезут поздно. И её не спасут, потому что время для спасения безвозвратно ушло вместе с кровью, которая вытекала в течении трёх часов дома на глазах духовной акушерки. Но через двадцать пять лет помимо телевидения и журналистов, которые всегда и во всём «профессионально» разбираются, появились ещё експерты — блогеры, которые считают, что они вправе давать оценку действиям врача! И самое удивительное, что их слушают!!! Оказывается — духовная акушерка, на глазах которой истекала кровью мать двоих детей — это не зло! Роды дома у женщины высокого риска по развитию кровотечения — это не зло! Роды онлайн за большие деньги — это не зло, это круто! А что ж тогда — зло? Как всегда — врачи… Руки прочь от моих коллег! Работа врачей — спасать жизни! Невозможно спасти всех и всегда. Особенно, если уважение к врачебной профессии уничтожается на всех уровнях, а человеческая глупость становится бесконечной. И ни одно СМИ никогда не напишет — сколько этих жизней спасено за сутки. И фамилии, и имена спасителей не напишет тоже. А вот говорить гадости о врачах силиконовым губами, не имея никакого представления об истинной цене врачебной профессии — это пожалуйста… На фото ниже — я, в шесть утра, когда привезли двойню с отслойкой плаценты и маточным кровотечением. Если увеличить это фото — у меня серый цвет лица и огромные мешки под глазами. Про своё собственное давление писать не буду. Эта цена спасения трёх жизней. В операционной было ещё девять моих коллег. Акушер-гинеколог, два анестезиолога-реаниматолога, два неонатолога, акушерка, операционная сестра, медсестра анестезиологии и санитарка. Девять человек, чтобы мы могли спасти! Вы ещё хотите домашние роды? А великих экспертов-блогеров, приглашаю в операционную помочь мне, всего лишь, снять халат. Но у них даже это не получится! Потому что развязать узлы, пропитанные кровью, наманикюренными пальчиками очень тяжёло, да и запах пота, страха, крови и адреналина, забивающий любую нишевую парфюмерию, выдержит не каждый. Хотя тазик, если начнёт тошнить — у нас есть. Руки прочь от врачей! Автор: Наталия Яремчук

и не говорила. А вчера она рукой пригласила к себе бабу Арину и Верочку. Они присели у неё в ногах. Варенька долго молча смотрела на них, потом, еле слышно проговорила:» Маманя, побереги Верочку, не отдавай её в детдом… а ты, Верочка, слушайся бабу Арину…вы тепереча вдвоём остаётесь…спаси вас Господь…» Из правого глаза выкатилась крупная одиночная слеза, и Варенька отошла. Бабка Арина с Верочкой повисли на Вареньке, заливаясь безутешными слезами. Но надо что-то делать. Баба Арина поднялась и, поглаживая Верочку по головке, тихо сказала:» Верочка, надо мамку нам как-то собирать в дальную дороженьку, безвозвратную, теперича ты круглая сиротинка осталась…» Затем она накрыла Вареньку простынёй и вышла на двор. Через плетень она увидела лысую голову соседа, Петра Акимыча. Он что-то строгал на верстаке и мурлыкал в свои тараканьи усики. Баба Арина подошла к плетню и поманила Петра Акимыча. Тот ничего не ведая, подошёл и как всегда хотел что-то схохмить, но видя печаль на лице бабы Арины, смолчал. Баба Арина, поднимая к глазам цветастый и уже полинялый фартук, слёзно проговорила: «Акимыч, Варюшка моя ить скончалась…помоги чем можешь, у нас ить нет мужиков-ту…» Акимыч помолчал, что-то промычал, почесал затылок и резво изрёк: » Да ты, Арина, не печальсь, помогнём конешно…я счас, сбегаю в контору и обскажу начальству, пушай тоже помогнут…я счас…» — и убежал. Вскоре прибежали соседки — Мотя и Агрипина. Они причитая прибирали, обряжали Вареньку. К вечеру в избе собралась, почитай, вся деревня. Кто причитал, кто молча плакал, а кто рассказывали всякое хорошее про Вареньку. Было то ей всего двадцать семь годков. Ну,вот и схоронили. На другой день баба Арина слегла. Она тихо лежала с перекошенным лицом и холодными, не подвижными руками. Верочка молча сидела около бабы Арины и тихо плакала. Она не ела уже два дня и баба Арина не просила есть. Верочка сбегала к Акимычу и всё как могла обсказала. Он наперво накормил ребёнка и вместе пошли » шевелить Арину». Акимыч понял всё сразу — «удар её зашиб». Позвали лекаря. Тот развёл руками — надо, мол, ждать. «Или-или…» Через неделю баба Арина отошла. Хоронили всей деревней знатную колхозницу. Она ведь из всех поселян первая признала Советскую власть и первая вступила в колхоз. Свела корову на новую ферму и весь инвентарь. Потом была активисткой, в ликбез сама записалась и всех своих доярок привела учиться. Депутатом была,хотя иконку в избе держала. Как-то приезжал уполномоченный из города и ходил по избам, изымал иконы. Было такое лютое время, не разрешали в Бога верить. Но Арина не впустила их в свою избу, сказала, что у неё больной холерой дед, а икон у них нет. Так она спасла свою Богородицу. С кладбища все провожающие тихо разошлись. Верочка лежала по-очерёдно на двух свежих могилках: то у бабы Арины, то у мамы. Вечерело. Начали сгущаться сумерки. Пошёл мелкий тёплый дождь, но Верочка его не замечала. Дорожки от дождя смешивались на личике со слезами, и солёной водицей затекали в рот. Плакала она безудержно и навзрыд. Затем плач перешёл в истерическую дрожь, и она уже кричала: — » Боженька, забери меня тоже, зачем ты маму и бабушку забрал? Куда они улетели? Дай мне крылышки и я полечу за ними…» Она перебегала от могилы к могиле, то обнимая могилки, то поднимая худенькие ручонки к чёрному небу… Там, среди могил, она и уснула. Только утром Акимыч вспомнил о Верочке. — «Пойду посмотрю, чо она там, горемыка, делат.» В избе её не нашёл. Во дворе тоже её не было. Он запереживал. Кинулся в контору — там никто не видал её. Тогда он смекнул, что с кладбища как-то все разом ушли, а ребёнка оставили. И забыв про свои немалые годы, он побежал на кладбище. Верочка спала меж могил. Платьице слегка обветрило, но было ещё сырым. Ноги, руки, лицо и волосы- всё было в глине. Акимыч поднял её и понёс в деревню. Тельце её дрожало и она тихо всхлипывала. Дома Акимыч нагрел воды, искупал её, завернул в шаль и уложил на печь. Выполоскал её платьице, развесил у печи и пошёл в контору. «Надо, ить, девчонку куды-тось определять…» В конторе сидел только счетовод. Но он сбегал на поле, позвал председателя и тот собрал сход. Говорил трудно, не поднимая головы, потому, как после войны остались только вдовы и у всех мал мала меньше. Решили определять в детдом. Все тихо разошлись. Акимыч попросил оставить Верочку до зимы у себя, пусть наестся ягод, попьёт молока, да выправится, а то кто знает, какая жизнь ей предстоит. Председатель согласился. Да и Акимычу веселее будет, всё не один… Незаметно прикатила зима. Акимыч «разведал», что вниз по реке, в одной деревушке проживает вторая бабушка Верочки. В это время пошли обозы с верхов, с солониной да шкурами. Всё сдавали охотники в заготконтору. Везли в райцентр за сто пятьдесят вёрст, ближе не было. Вот Акимыч и сговорился с ними, чтобы взяли Верочку до той деревни, к бабушке Алёшихе. В деревню приехали поздно, заночевали на постоялом дворе. Утром повели Верочку к Алёшихе, её родной бабушке. Она жила со своей сестрой Глашей. Алёшихе уже перевалило за семьдесят и она была слепая. Дочь Варенька была у неё поздним ребёнком. Верочку хоть и признали, но брать отказались, потому, как обе больные были, не поднять её им. Отправили обозников с Верочкой к сыну бабки Алёшихи, Гавриле. У него была добротная изба, жил зажиточно и было у него всего два сына. Но его жена, Дуньша, не согласилась брать Верочку, припомнив, что-де, «отца-то Верочки «ворон чёрный» не за зря куды-то увёз. Ить, и мы пострадаем через неё…» А Гаврила, уж, Дуньше никогда не перечил. Мужики увели Верочку с собой, на постоялый двор. Верочка до того устала от ходьбы, очень хотелось есть. Никто из родни не приголубили сиротинку и не напоили даже чаем. Разомлев от тепла, она примостилась на лавке и сладко уснула. — «Что же делать с дитём? Не нужен ребёнок никому. Повезём в детдом» — решили обозники. К вечеру в избу зашёл провожатый — дед, Иван Андреич. Он должен был сопровождать обозы до другого пункта. Увидев спящую девочку, он расспросил их о ней: «чья, откуда, куда везут?» Ему всё рассказали, что знали и как её тут встретили родственники. Иван Андреич знал Алёшихину Варюшку, знал и её брата угрюмого Гаврилу. Знал, что Варенька вышла замуж в чужую деревню, что родные отказались от неё, но что Варенька умерла — он не знал. Не знал он, что и Санку, мужа Вареньки, «упекли» за политические частушки, которые он сам сочинял. Тут проснулась Верочка. Иван Андреич посмотрел на неё — вылитая Варенька: такие же серые глазки, белесые волосики и спросил её: — «Пойдёшь со мной? У меня есть внучка, тоже сиротинка, вот вместе и будите радовать нас на старости.» Верочка посмотрела на Ивана Андреича,на его большую белоснежную кудрявую бороду, хитрые и весёлые глазки и решила идти с ним хоть куда. Она сразу поверила ему, как доброму волшебнику. Автор: Эмма Рейтер

Много лет назад Надина мама проводила отчима в армию и дала клятву, что дождется, потому что любила. Но через год забеременела от другого. И не потому, что разлюбила Павла, а потому что совершила по молодости лет глупость. Когда Павел вернулся домой, у Валентины уже была дочка Надя. Но мужа не было. Четыре года Павел искал себе пару, но так ни на ком и не женился. А потом прошла обида на Валю, и они сошлись. Кроме Надежды в семье родилось еще двое детей. Валентина до такой степени была благодарна Павлу за то, что простил ее неверность, что во всем безропотно слушалась. Павел любил Валентину. А вот дочку ее – Надю – не мог принять. Может потому что напоминала девочка о неверности его любимой. Одним словом, падчерица всегда была на втором плане после его родных детей. В семнадцать лет отчим отправил девочку в город, наказав утроиться на обувную фабрику и зарабатывать себе на жизнь самостоятельно. Через год Надя вышла замуж, забеременела, родила дочку. Но жизни не было, молодой муж загулял и вскоре бросил Надю. Ей пришлось ехать домой, просить помощи у родителей, но отчим указал на порог, сказав, что самой надо было думать. Надежда попросила хоть немного денег на первое время, но Павел категорично отказал. Мать виновато опустила голову, показав на младших детей, которых надо было кормить, обувать, учить. Но надо сказать, было это давно, еще в советское время, и обучение было бесплатным. Но, видимо, родители для красного словца так выразились. В общем, уехала Надя ни с чем. Три года она жила очень скромно, порой впроголодь, бывший муж вообще исчез и от него помощи не было. Но думала она об одном: лишь бы дочка была накормлена и одета. И как только жизнь немного наладилась, решила оставить фабрику и пойти учиться в строительный техникум. Первый год было очень трудно, и она решила еще раз попросить денег у родителей. Ей надо было на первое время немного денег хотя бы на продукты. Но отчим не дал и этой суммы, сказав, что надо своих детей учить – младшую сестру и брата. Мать снова поддержала мужа. Надя вытянула свою учебу, получила диплом, устроилась в строительную организацию. Она оказалась толковым работником и вскоре ее назначили начальником отдела. Здесь же, на предприятии, встретила будущего мужа. Родила сына и в достатке прожила двадцать пять счастливых лет. Недавно муж умер, и Надя осталась в трехкомнатной квартире одна. Дочка получила высшее образование, замужем и живет отдельно. Сын уехал учиться в Питер. Последний раз она видела отчима десять лет назад, когда ездила на похороны матери. Он был убит горем и даже не замечал Надю. Из маминых вещей Надя ничего не взяла. Да ей бы и не дали. Младшие брат и сестра ходили следом, распределяя, кому и какая посуда достанется. Надежда взяла из семейного альбома несколько фотографий, с тем и уехала. Увидеть отчима, просящим у магазина милостыню, Надежда никак не ожидала. Она думала, что он так и живет в селе в своем доме или у кого-то из детей, ведь он так старался, так работал ради детей. Ради своих родных сына и дочери. Она могла бы пройти. Но давно уже от сердца отлегло. Да и любил он все-таки Валентину – Надину маму. Любил сильно. А то, что ее, Надю, не смог принять, так Бог ему судья. Не выдержала, заговорила с ним. - Здравствуйте, Павел Иванович. Старик стал внимательно всматриваться в Надино лицо, потом губы его задрожали, глаза затуманились: - Надя?! – Воскликнул он, еще не веря, что перед ним его падчерица. Она кивнула. - Родненькая ты моя, - тихо выдохнул старик, - Наденька, как же я давно тебя не видел! Как ты на маму стала похожа! Надежда узнала, что дом давно продан и что отчим жил сначала у сына, а когда Сергей развелся и привел новую жену, то отцу места в квартире не нашлось. Поэтому приходит иногда, ненадолго, а в основном живет у такого же одинокого старика. Дочка удачно вышла замуж и живет в другом регионе. И хотя дом у нее полная чаша, постоянно говорит, что денег нет. Павел Иванович тяжело вздохнул, видно было, что переживает о детях, заглушая обиду выпивкой. Он давно понял, что никому из них не нужен: ни детям, ни внукам. - Наденька, ты как? Как дочка, как сын? - Взрослые давно, у меня уже внуки. - Она посмотрела ему в глаза и сказала: - Пойдемте! - Потянула его за рукав старой куртки. - Да что ты, Наденька, я уж тут лучше… - Я тут рядом живу, - сказала она и повела старика к себе. Женщина привела отчима домой, и когда он умылся, пригласила за стол. Старик стеснялся, даже был напуган новой обстановкой. От изобилия продуктов совсем растерялся. - Вы ешьте, вот всё, что поставлено, всё это вам. – Сказала хозяйка. Он неуверенно начал есть, а потом вдруг отложил вилку и спросил виновато: - Наденька, а помнишь, я тебе денег не дал? - Не помню, Павел Иванович, - спокойно сказала Надежда, - вы ешьте, мы еще с вами чай будем пить. - Ну как же? – удивился старик, - ты тогда с дочкой приезжала, говорила, что на учебу деньги нужны... Надежда снова отрицательно покачала головой: - Не помню. Отчим опустил глаза. И тут она резко встала и ушла в другую комнату. - Вот, - сказала она, вернувшись, и положив на стол альбом с фотографиями, - смотрите Павел Иванович. На фотографии был молодой отчим с пятилетней Надей на руках. А Надя держала в руках коробку печенья. - Это же тебе тут пять лет! – На лице отчима впервые появилась улыбка. - У тебя как раз день рождения был. - Точно! А это печенье вы мне тогда подарили: оно было сделано в виде разных букв алфавита. - Неужто помнишь? – удивился отчим. - Помню, - улыбаясь, ответила Надежда. – Вот это я и помню. Старик заморгал глазами, стараясь не показывать слез. Впервые за долгое время он почувствовал себя в доме, где ему рады. А Надежда снова испытала то чувство радости от общих добрых воспоминаний, когда отчим подарил ей в детстве огромную коробку печенья и, подняв на руки, поцеловал ее как дочку. Как родную дочку. - Вот что, Павел Иванович, сегодня оставайтесь у меня. И скажите-ка мне адрес Сергея, а то ведь живем в одном городе, а годами не видимся. Старик расстроился, видно понял, к чему это. – Не надо, Надюша, лишнее, это. Не проси. Ну зачем я им, старая развалина, со мной одни неудобства… - Ну какие же неудобства, деньги-то за дом, поди, разделили Сергей с Еленой. - Не знаю, то мне неведомо, как уж они там поделили. *** Надежда еще работала, поэтому утром, оставив отчима у себя, попросила не уходить, и дождаться вечером ее прихода. А после работы заехала по адресу, который дал отчим. Она помнила брата еще подростком, и уже тогда особых родственных чувств он не испытывал, поэтому Надежда и не стремилась найти его. А в этот раз необходимость заставила. Сергей за эти годы немного располнел. На его круглом лице застыл вопрос, когда увидел Надежду. - Узнаешь? - А-ааа, Надежда… как нашла нас? - Разговор есть. – И она прошла в квартиру. - Скажи-ка мне, братец, а почему это отец по улицам бродит, как нищий? - Видела его? Видела значит? Достал он уже, то придет, то уйдет… - А почему же он уходит? - На их голоса вышла из комнаты молодая женщина в цветном халате. Надежда, поздоровавшись, познакомилась и продолжала допытываться. - Ну так почему отца выгоняешь? - Я не выгонял! Он сам уходит, нравится ему так… - С чего это ради? Ему может вовсе не нравится, да деваться некуда, дом ведь продан. Отец мог спокойно доживать в собственном доме. А вы с Еленой быстро продали, а отцу теперь жить негде… - Ну вот же, пусть живет, - Сергей взмахом руки показал на квартиру. – Или можешь себе его забрать, если такая сердобольная… - Нет уж, спасибо, - ответила Надежда. – Но есть у меня вопрос. По поводу наследства. Сергей брови нахмурил. – Какого наследства? - Вы с Еленой деньги на двоих разделили, а меня не известили… - Так ты же с нами не жила… тебя сколь лет не было… - Этот дом мой отчим и моя мать своими руками построили, и я такая же наследница, как и вы. Поэтому выбирай: или за дом делиться вам придется, или устраивай отца, чтобы он на улице милостыню не просил… - Так пусть живет! Молодая хозяйка недовольно посмотрела на Надежду. – Что это вы распоряжаетесь? Он уже в таком возрасте, что за ним ухаживать надо, а нам некогда… есть соответствующее заведение, можно оформить… - Милочка, вот когда коснется твоих родителей, тогда и будешь указания давать, а сейчас мы с Сергеем решаем вопрос о нашем отце. - Ладно, - Сергей, разволновавшись, поправил пятерней русые волосы, - на самом деле, дом мы не продали. Не успели продать. Просто в прошлом году покупателя не нашлось, а дешево продавать Ленка отговорила… пустили мы квартирантов… - Молодцы, наследнички, - опешила Надежда, - обтяпали дело со всех сторон, а отцу и не сказали. А ведь он думает, что дом продан… - Так если узнает, что не продан, пешком туда пойдет… - А зачем пешком? На машине отвезу. - Зачем? Чего ты добиваешься? – закричал Сергей. - Я хочу, чтобы мой отчим свой век в родном гнезде доживал… когда договор аренды заканчивается? - Через месяц. Но мы пообещали продлить. - Откажи. Прямо сейчас звони и откажи. Деньги еще не брал наперед? - Нет. - Ну вот и хорошо. Отец вернется в законное жилье. А ты, - она посмотрела на молодую жену Сергея, - остаешься хозяйничать в своей квартире со своей второй половиной. Сергей созвонился с сестрой Еленой, и она минут десять просто кричала в трубку, что Надьке нечего совать свой нос в их дела. Но узнав, что Надежда настроена серьезно, и что тоже имеет права на дом, согласилась. Привезли Павла Ивановича через месяц в родное село. И он, увидев родные стены, прислонился к ним и стоял так, не оборачиваясь. Может даже плакал, но никто этого не видел. Надежда нашла бригаду для косметического ремонта. А еще крышу отремонтировали, а то протекала, остальное, по мелочи, вместе с бригадой доделывали. Сергей сокрушался, как много денег ушло, хотя значительную часть потратила Надежда. - Дочка, прости меня, - просил Павел Иванович, когда она уезжала. - Живите и ни о чем не думайте, - попросила Надежда, - и звоните, если помощь нужна будет. Павел Иванович подошел ближе, потянулся к ней и шепотом сказал: - Как бы мне дом на тебя оформить, я пока в силе, всё на тебя подпишу, всё по новой сделаю… ты одна распоряжайся… Надежда усмехнулась. – Пал Иваныч, так ведь трое нас, на троих надо делить… - Вот ты и раздели потом на свое усмотрение, я ведь знаю, ты все по совести сделаешь… - Нет уж, Павел Иванович, не возьму я на себя такой груз, потому как знаю свою сестру и брата. Если хотите, то на троих завещайте. И он с радостью согласился. Елена так ни разу и не приехала, но постоянно созванивалась с братом и жаловалась, что Надька облапошила их, подкатила к их отцу и завладела третьей частью. Сергей, избавившись от заботы об отце, даже радовался, что теперь родитель живёт в своем старом доме, поэтому отмахивался от сестры. *** Павел Иванович прожил в свое доме четыре года. Не так уж и много, но для него эти годы оказались самыми спокойными. Ходил на могилку супруги, потихоньку копался в огороде, созванивался с Надеждой. А когда занемог, именно Надежда увезла его в больницу. Чуть легче стало, отпросился домой. И через три дня умер. Надежда вышла во двор на пять минут, а вернулась… он так и сидел на диване, а в руках фотография его жены Валентины. Надя не зря побеспокоилась о своей доле. Отчима похоронили, и на том его родные дети так всё и оставили. Кроме дома. Торопились скорей продать и всё надеялись, что Надя отдаст им свою долю. - Не надейтесь, - сказала она, - у меня тоже дети и внуки. Но на самом деле дети у нее были хорошо устроены, и не нуждались в этой небольшой сумме. Полученные деньги она почти все потратила на оградку и памятник родителям. А потом еще поминки делала. Она уже вышла на пенсию, но еще за рулем, и иногда приезжает проведать родителей – убрать траву, положить цветы. Она часто думала о том, почему не прошла тогда мимо, почему привела отчима домой, почему ввязалась в это дело, окончательно разойдясь с братом и сестрой по матери. Могла ведь спокойно жить и не касаться их, тем более, что любви ей почти не досталось, вся любовь ушла к младшим. А потом поняла. Сначала поняла, что на отчима она всегда обижалась меньше. Почти не обижалась, все-таки он просто отчим. А вот мать… ведь она смирилась с таким отношением к ней, полностью переключилась на младших в угоду мужу. И еще она понимала отчима, потому что сама пережила предательство. Тогда, по молодости, когда она сидела с грудным ребенком, муж загулял и бросил ее. Он даже ничем не помогал, скрываясь от алиментов. И это предательство – это так больно… наверное, отчим тоже что-то подобное испытал, когда Валентина не дождалась его из армии. И все-таки он любил свою Валю. Не смог жениться на другой, женился на Валентине. И любил всю жизнь. Вот только Надежду не смог полюбить. Хотя нет, скорей всего, полюбил, но слишком поздно. Она боялась, что ее второй муж Михаил, с которым прожила четверть века, не примет ее дочку от первого брака. Но Михаил полюбил их обеих, как одно целое. И никогда её дочь не ощущала себя одинокой, как когда-то Надежда. И за это она всегда была благодарна мужу. Три года за ним ухаживала, когда болел, и готова была сидеть с ним бесконечно… но чуда не случилось. В конце лета обещали приехать дети, привезти внуков, и Надежда от одной мысли, что встретится с ними, чувствовала прилив сил, хотелось петь от радости. Они ее семья, и пусть на расстоянии, но они любят и чувствуют друг друга. А ей больше ничего и не надо. Обделённая любовью родительской, у самой Надежды этой любви – нерастраченное море. Хватит и на правнуков. Автор: Татьяна Викторова.

❌У сгоревшего бензовоза был пробег около 300 тысяч километров. Мы видели эти кадры. Пару перекрестков машина, сигналя, проскочила на красный свет. Ниже по Сейфуллина были более оживленные перекрестки, и могла произойти такая трагедия, последствия которой предсказать было трудно. Если бы не Саша. Горюнов направил бензовоз в более безопасное место - проскочил парковку для машин и врезался в дерево около 8-этажного дома на пересечении Сейфуллина и Кабанбай батыра. От удара грузовик опрокинулся на бок, на левую дверь водителя. Переднюю часть смяло, Александр застрял в кабине, зажатый железными тисками. Очевидцы тут же бросились его вызволять. Но у них ничего не получалось. В какой-то момент Саша понял, что бензовоз вот-вот взорвется, и стал умолять людей отойти от смертельно опасной машины. Так и произошло. Бензовоз вскоре взорвался. Александр погиб... Ему было всего 26 лет. Простой парень из пригорода Алматы, он родился на ГРЭСе. Дома его ждала любимая жена и двое детишек. Эта трагедия 12 лет назад потрясла страну. Саша не выбирал стать героем, он выбрал сохранить жизнь другим ценой собственной жизни. Многие писали тогда, что он мог бы выпрыгнуть на ходу и остался бы жив. Но куда бы направился бензовоз в таком случае, никому неизвестно. Хорошие у тебя родители, Саша, воспитали достойного человека. Мы помним твой подвиг и спустя 12 лет. И я точно верю, что твои гены - в твоих детях. Посмотри на них с небес - они уже подросли. И они гордятся тобой. Как и мы все. Светлая память человеку с большим сердцем. Алексей Алексеев

Не ребёнок, а пламя в вечно грязном и драном платьишке неслось по деревне в стайке других ребятишек на речку. Слава Богу, во всей деревне не было ни одного рыжего мужика, а то быть бы большому скандалу. И Катерина из села не отлучалась, нет, не припомнят… И бабы судачили без устали, это как-то отвлекало от вечных забот о своих шелудивых наследниках, от своих болячек. Может, поэтому Катерина не любила дочку и, скорая на расправу, чаще других детей «награждала» её то тычком, то подзатыльником. Муж жену упрёками не обижал, но крепко недоумевал — откуда и почему такое чадо взялось? Все дети как дети..кто в мать — русенький, кто в отца — чёрненький, а эта? Горох рвёт, а в зелени её головёнка так и семафорит, так и семафорит… Полуграмотные крестьяне, они слыхом не слыхивали ни о каких генах, и не подозревали, что это прадед, бог знает в каком колене, давно истлевший, подавал привет через несколько, может, столетий. Они же решили — не иначе как за грехи им такое. …Николай, Василий — это слишком длинно и чересчур важно для сопливой и чумазой ребятни. Вот подрастут, может, и заслужат полное имя, а то, может, и до гробовой доски останутся Васькой да Колькой. Это смотря что из них получится. От полного — Харитинья — кто-то однажды в шутку тоже образовал короткую форму — Хaря, Хaрька. Сказал-то ради острого словца, не желая oбидеть девчонку: она ему ничего плохого сделать не успела. А прилипло — не oтoдрать. Так и повелось: Харька. — Брысь, исчадие адово, — кричaла мать. Ей казалось, что постылая девчонка нарочно путается у неё под ногами. — Штабы тебя черти разодрали! — вопил отец, обливший свои залатанные штаны кипятком, потому что Харька, шарахнувшись от матери, нечаянно толкнула его под локоть. Спохватившись, дружно крестились на угол, откуда хмуро слушали их святые: — Прости, Господи, твоя воля… Соседки жалели девчонку, говорили друг другу, осуждающе кивая головами: — Сирота при живых отце-матери… Грех какой им. Харька скоро забывала обиду, а потом на затрещины и внимание перестала обращать, только голова встряхнётся от очередного «леща» – и всё. Был у неё любимый уголок: прямо во дворе недалеко от прясла сама собой выросла кедра. #опусы В год, когда родилась Харька, она принесла первый урожай, и было это, несомненно, знаком свыше, добрым знаком. За пряслом журчал ручей, почти пересыхавший каждое лето и упорно оживавший по весне, а за ручейком начиналась тайга. Тайга было самая настоящая, звери в ней тоже. Но это там, за пряслом. А здесь, под кедрой, у Харьки был свой дом, в нём жили тряпичные куклы с нарисованными химическим карандашом косыми глазами. Отгородив свой дом от всего света стaрой ситцевой занавеской, со слезами выканюченной у матери, Харька жила в своём мире и домой не ходила бы, так хорошо было здесь. Кукольные отец и мать на свою дочку не орали и не лупили её. Была в деревне школа, где в одной комнате училась вся деревенская ребятня от первого до пятого класса. Туда по времени мать привела Харьку. И вскоре выяснилось, что сподобил Господь девчонку памятью и разумом необыкновенными: она на лету схватывала каждое слово учителя и запоминала крепко. Ночью пихни — не проснувшись, отрапортует всё, что изучили до этого времени во всех пяти классах. И сочувственное прежде отношение к ней деревенских женщин стало меняться на недоброжелательное, завистливое: — Рыжа ни в кого, и глаза не людские — день сини, день зелёны. Ведьма. Харьку на классных собраниях очень хвалила учительница, ставила её мать другим родительницам в пример, говоря, что вот, мол, с кого надо брать пример в воспитании детей. Те, деревянно выпрямившись за партами, в классе молчали: им педагогические методы Катерины были известны лучше, чем учительнице. А меся грязь обратно домой, зло переругивались между собой, как бы не видя Катерину, как бы её тут и не было: — Ага, пример с неё берите, — кричала соседка слева, — да если бы я свово так лупила, он бы и как звать его забыл! — И не говори, и не говори, — соглашалась соседка справа. — Это её рыжухе головастой всё нипочём, всё на пользу. Она у неё хоть и рыжа, а всё ж девка. А у меня мужик растёт! Его шшёлкни или ишо как пришшеми — он так шшёлкнет, что опять крестиком за пенсию расписываться будешь! — А всё ж, бабы, нечисто что-то тут, — подхватывала третья, поднимая стaрую муть вокруг Харькиного колера, — я что-то в их роду сильно умных не припомню! Хоть Андрей, хоть Катерина — таки ж лапти, что и мы. Не зна-а-й в кого, не зна-а-й!.. — Не знаешь так помалкивай, — взрывалась наконец Катерина, ужаленная их злобой. – Ты своих-то хоть всех знаешь — в кого?! Аль напомнить? Это твоему дураку все свои, а деревня доподлинно знает, что первенец твой — от Ильи-кузнеца, — Катерина поворачивала ехидное лицо к соседке справа, — Грушка — от почтальона нашего, — и Катерина поворачивалась к соседке слева, а Стёпка её ушастый, угадай, — в кого? — вопрошала она третью и даже улыбалась от удовольствия. Но тут поднималась такая свара, что собаки по всей улице начинали рвать цепи так, словно в деревню медведь забрёл, часами потом не могли успокоиться. … Пролетели пять годочков, другая, большая школа была в селе за 15 километров. Харька и не мечтала, чтоб её отправили туда доучиваться: умер отец, успев изладить ещё двух русеньких и одного чернёнького. Старшие братья-сёстры зажили своими домами. Нелюбимая дочь нужна была матери здесь: досматривать за младшими, таскать чугуны из печки, помогать по хозяйству. Харька взрослела, но с годами не становилась красивее. При встрече с ней рыжесть её так бросалась в глаза, что односельчане не замечали, какие большие и чистые-чистые, словно только что родниковой водой промытые глаза у неё, какие роскошные косы медно-марганцевого цвета опускаются до самых колен. Забитая насмешками, она завидовала всем, у кого лицо не было покрыто ржавью. А похорошеть ей хотелось: уходило детство, уже торопилась к ней девичья весна. Летними вечерами, когда наконец всё было переделано, полито и прополото и когда мать не знала, какую ещё работу навалить на неё, шла Харька, принарядившись в единственное красивое платье, подаренное крёстной, к клубу, где в каждый погожий вечер под гармошку до третьих петухов танцевала, пела, играла в «ручеёк» или «третьего лишнего» молодёжь. Обычная программа деревенских «пятачков». Были девчонки, за которыми одновременно и два, и три кавалера ухлёстывало. Такую счастливицу чаще других выбирали из круга, огрев ремнём (по условиям игры), и, взвизгнув, она без конца догоняла и догоняла кого-нибудь… И что за подлость — стоит одному парнишке обратить внимание на какую-нибудь девчонку, как другие тут же усматривали в ней необыкновенную красоту и торопились влюбиться в неё, отбивая друг у друга всеми средствами, вплоть до кулаков. Харька в танцах участия почти не принимала, чаще всего сидела на лавочке рядом с гармонистом, делая вид, что не хочется ей ни танцевать, ни в игры играть. Танцевать она умела, научилась перед зеркалом, выбрав редкую минуту, когда дома никого не было. Она крутилась посреди комнаты, и длинные косы её летели, описывая над полом круги. Натанцевавшись и набегавшись, отдельные парочки незаметно скрывались в темноте, оставались те, кто не спешил уединиться или кому уединиться было не с кем: наступало время песен, наступал Харькин час, потому что петь лучше её никто не умел, другого такого высокого сильного голоса в деревне не было. И далеко в тайгу, окружавшую деревню и с темнотой, казалось, ближе подступавшую к людям, улетал прекрасный девичий голос, вопрошавший неизвестно кого — куда ведёшь, тропинка милая, куда ведёшь, кого зовёшь… Приезжие в деревне сразу попадают под пристальное внимание: кто такие, зачем сюда? И когда получат ответы на все опросы, тогда и отношение к ним определится — ко двору новенькие или нет. Семья, переезжавшая под самый Новый год в дом через четыре двора от Комаровых, была по местным меркам небольшая: муж с женой, двое детей (девочка лет двенадцати и парень лет двадцати) да старик лет семидесяти, но с виду крепкий. «Жених ишшо» — тут же решили в толпе и за две минуты приискали ему пару — не пропадать же добру? Толпа собралась вроде за тем, чтобы помочь людям вещи сгрузить и перенести в дом, но главная цель была другая — поглядеть и оценить «имушшество» приезжих. Поглядели и решили — семья богатая, имущества — таскать не перетаскать: перины и подушки, сундуки и узлы, несколько связок книг, кровати с панцирными сетками — и патефон. И забеспокоились деревенские свахи: парень-то, по всему видно — не женат, это ж кому такое счастье привалит, чтоб и панцирные сетки, и патефон. Патефон один, а невест, почитай, в каждом доме. А парень-то каков — ладный, высокий, как верба, и с лица смазливый. Тут не зевай, девки, лови своё счастье. … Харька на коромысле воду несла, перегнувшись от тяжести. Пришлось остановиться: во всю ширину дороги стояла телега; если обходить обочинами, по сугробам, снегу в валенки непременно начерпаешь да и воду повыплещешь. Протискиваться вплотную с чужим конём девушка не решилась. Парень, взвалив мешок на плечи, выпрямился и тут увидел её. Увидел и улыбнулся: — О-о, с полными вёдрами! К счастью, значит! А Харитинья стояла, раскинув, как крылья, руки по коромыслу и молча смотрела на парня, распахнув глаза в золотых, как лучики солнца, ресницах. И так трогательна была её хрупкая фигурка под огромными вёдрами, что мать парня сказала: — Помоги девушке, Максим, ей с вёдрами-то кружить вокруг телеги тяжело. Ах, почему её дом был не на другом конце деревни, не за тридевять земель! Максим легко нёс коромысло на одном плече, из вёдер не выплёскивалось (в деревне это считалось плохой приметой: плещет – пьяницей будет). Не беда, что несколько раз в году почти все мужики в деревне напивались вдрызг, это бывало по престольным праздникам, когда всей деревней играли свадьбу, христосовались из дома в дом, встречали и провожали масленицу. Остальное время жизнь шла трудовая и трезвая. И к тем, кто нарушал эти неписаные законы, отношение было как к убогим, пропащим людям. Такого стыдили обществом или индивидуально, при встрече, пытаясь разбудить остатки совести, человеческого достоинства, напоминали, какими мастеровитыми, а потому уважаемыми были его родители… Харька чуть не промахнула мимо своей калитки — то-то толпа сзади порадовалась бы. — Спасибо, — пролепетала девушка, подставляя свои плечи, но он не торопился перекладывать на неё ношу. — Ты здесь живёшь? Соседи. Тебя как зовут? Харитинья? Тина, значит, Я тебя так звать буду. Красиво тут у вас, горы какие… Мы раньше в Алтайском крае жили. Там тоже красиво, но по-другому… Покажешь деревню? А клуб у вас есть? – Сыпал он вопросы не дожидаясь ответа. — Танцы-то в честь Нового года будут? Тогда вместе пойдём, как освободишься — крикни! Или нет, давай я за тобой сам зайду, — и осторожно отдал вёдра. Тина дождалась, когда Максим снова оказался у её калитки. Она уже принарядилась, волосы украсила нитями серебряного дождя — так делали другие девчонки. Она шла от дома до калитки, и было в ней что-то такое, что у Максима словно язык отнялся. Теперь он смотрел и молчал, и миг этот запомнил навсегда. Когда они вместе с облаком морозного пара вошли в клуб, то даже гармонист на мгновение замер от удивления. Приди Максим с другой девчонкой, может, без мордобоя и не обошлось бы по деревенскому обычаю. Но Тина была «ничья». Сегодня и она танцевала, и не только с Максимом: у парней словно глаза открылись. И в третьего лишнего играли, и Максима всё время выбирали другие девушки, а он, едва освободившись, снова находил её. И самые красивые девушки завистливо глядели на них. И вот тут чуть не случилась драка. Кто-то из парней, стегнув Тину ремнём, крикнул: — Догоняй, Харя! – и не успел убежать, Максим схватил его за руку, крутанул и сказал: — На себя глянь. Это у тебя харя, и если ещё раз так скажешь, то ещё красивше станешь. …Из клуба они шли вместе — ведь им было по пути. Падал снег, крупный, новогодний. Они шли рядом, и только их следы оставались на заметённой тропинке. Тина не знала ещё, что «по пути» им будет, долго-долго – всю жизнь! Автор — Людмила Сафронова

и такое бывает.😂👍

Сказав, что это ей за услуги, противно заржали и, сев в машину, уехали.”Наконец-то одна”, – подумала Ольга и потеряла сознание. Она очнулась на больничной койке, через сутки. Все тело болело так, словно по ней проехалась многотонная фура. Еле разлепив пересохшие губы Оля прошептала: – Пить, я хочу пить, – и, задрожав, от воспоминаний, опять окунулась в темноту. Когда она снова пришла в себя к ней подошла санитарка, убирающая палату. – Очнулась, голубка, – мягким голосом сказала она, погладив Олю по голове. – Ничего, ничего, – и, увидев, что большие глаза девушки наполняются слезами, продолжила, – наш Игорь Николаевич знаешь какой хороший доктор, он тебя быстренько на ноги поставит! На, попей-ка водички и успокойся.Врач пришел через час. Высокий, симпатичный с добрыми, карими глазами, он был воплощением всего, что нравилось ей в мужчинах. Когда-то нравилось, в прошлой жизни, до того как..От его прикосновения, Ольга дернулась, как от разряда тока. – Не надо, –прошептала она чуть слышно, – пожалуйста, не трогайте меня, я не хочуууууу… Забилась в истерике, и только после укола провалилась в глубокий, успокоительный сон. Утром, вместе с врачом, к ней пришел следователь, чтобы взять показания. Он подробно начал расспрашивать Ольгу о насильниках, попросив рассказать поподробнее о себе, как она очутилась в том ужасном доме и была ли ранее знакома с этими выродками. Изо всех сил, стараясь не разреветься, Оля начала свой нелегкий рассказ. – Я учусь в университете на втором курсе архитектурного. Живу в студенческом общежитии, вечером, чтобы было на что-то жить, подрабатываю официанткой в ресторане. У меня никого нет, кроме старенького дедушки, который растил меня после смерти мамы. Своего отца я никогда не видела, – Ольга перевела дыхание, – он оставил маму, когда узнал, что она беременная мной.Эти трое иногда приходили в ресторан на ужин. Было видно, что они из богатеньких сынков, потому что сорили деньгами, снимали сомнительных девиц, устраивая кутежи, вели себя очень нагло и развязно.Она старалась их не обслуживать и администратор, от греха подальше, посылал к их столу официанта Славика. В тот вечер Славик был выходной, а другие были заняты банкетом какого-то крутого клиента. Так что к мажорам пришлось идти ей. Поздоровавшись и подав меню, Ольга приготовилась принять заказ. – Для начала, крошка, принеси нам виски, потом кофе, а мы пока подумаем, что заказать, – сказал блондин, нагло пялясь в вырез ее блузки, – а еще, за скорость, мы платим хорошие чаевые, так что шевели своими булками, детка, – и они громко рассмеялись. Она уже ставила на стол последний кофе, когда сидевший справа, рыжий детина, толкнул ее локоть и все, что было в чашке, грязным пятном расползлось по белой фирменной футболке блондина. Ольга, быстро схватив салфетку, промокнула жижу, но сделала только хуже. – Блин, ты что натворила, – да ты… да я тебя с работы вышвырну, криворукая! Ты знаешь, сколько эта майка стоит, да тебе на нее и за полгода не заработать! – и, больно ущипнув Олю за щеку, замахнулся, а она вся сжалась в комочек, ожидая удара и боли.Быстро подошедший администратор успокоил компанию, предложив отдать вещь в чистку за счет заведения. Стянув футболку прямо в зале и бросив ее на пол, блондин надел на голое тело пиджак, и под одобрительные слова друзей, что так даже прикольнее, залпом выпил виски. – Ладно, – нагло улыбаясь, сказал он Ольге, – позже отработаешь, – и вся компания продолжила пить, обсуждая прошедшие гонки на мотоциклах. Расстроенная девушка, с трудом отработала смену, думая, как свести концы с концами после платы за химчистку, да и обида, что вины ее в этом нет, не давала покоя. Об угрозе блондина она совсем забыла.Оля шла по ночному городу, думая о завтрашнем, нет, скорее, уже сегодняшнем зачете, когда из притормозившего автомобиля, выскочили двое парней и, ударив ее по голове, затащили в машину ее бесчувственное тело.Очнулась от того, что в лицо ей брызгали водой и хлопали по щекам, приводя в сознание. Увидев знакомые лица все поняла без слов. Она сопротивлялась как могла, а они гоготали, сдирая с нее одежду, не желая слышать ее мольбы о пощаде. – Я буду первый, – сказал блондин и начался самый страшный кошмар на свете. Он действительно был первым. Первым мужчиной в ее жизни. Глядя на посеревшие лица следователя и врача Ольга горько и с надрывом заплакала.А двое здоровых мужиков стояли рядом с ее кроватью и впервые в жизни не знали какие слова подобрать, чтобы успокоить эту славную и невинную в своей простоте и доверчивости девушку, такую красивую, нежную и совсем беззащитную…За месяц, проведенный в больнице, Ольга, постепенно начала приходить в себя. Она подружилась с доктором и по его просьбе стала называть просто Игорем. Они много разговаривали, вернее больше говорил Игорь, а она слушала, улыбаясь этому замечательному мужчине, жалея, что не встретила его раньше. Она влюбилась. Ольга рассказала Игорю о своем детстве, о маме, рано ушедшей от рака, о дедушке, который живет в небольшом городке и, из-за этого, видятся они только на каникулах. Она знала, что ее отца зовут Анатолий Северов. Он был всего на год старше мамы и учился в Политехническом. Состоятельные родители Северова, никогда не признавали Марину. Узнав, что она ждет ребенка, предложили деньги на аборт, сказав девушке, что испугавшись отцовства, их сын уехал учиться за границу. А через некоторое время и сами перебрались туда жить. Марина с отцом, продав квартиру, переехали в небольшой городок, где и родилась я, как две капли воды похожая на маму. – Почему вдруг такая профессия, – спросил Игорь, когда речь зашла об ее учебе в университете. – С самого детства я строила дома из всего, что попадалось под руку: песка, глины, кусочков дерева и стекла, бумаги и пластилина, даже из травы и цветов. Ольга улыбнулась. – Я всегда, представляла, что живу в большом и светлом доме своей мечты, где все очень счастливы, у меня много детей и любимый муж. Спальня расположена в мансарде, с большим окном на потолке и во всю стену рядом, чтобы ночью любоваться звездным небом, а утром восходом солнца!В день выписки, Ольга зашла к Игорю в кабинет, чтобы еще раз поблагодарить за помощь и попрощаться. От резкого запаха кофе ком из желудка поднялся к горлу, и резко побледнев, она схватилась за стол, еле устояв на ногах. Ее задержали в больнице для обследования.Заключение врачей о том, что она беременная, привело девушку в такой шок, что она почти сутки не могла говорить. А потом, пошла в гинекологическое отделение и записалась на аборт.Когда Игорь зашёл в ее палату, она даже не шевельнулась, тупо глядя в окно безразличным и пустым взглядом. Осторожно присев на край кровати он обнял Олю за худенькие плечи, прижав к себе, и ее прорвало. Она долго и надрывно плакала на его груди, а он молча гладил ее по голове своей большой и теплой ладонью. – Почему? За что мне все это? – Заикаясь после истерического плача, и глядя в его глаза, спросила Ольга, – разве мало того, что они сотворили со мной, а теперь еще и этот ублюдок неизвестно от кого! Я не хочу и не буду рожать этого ребенка! Я его уже ненавижу! – Послушай меня, моя хорошая и славная девочка, – Игорь заправил выбившуюся прядь ее волос за маленькое ушко, – это ТВОЙ и только ТВОЙ ребенок, который ни в чем не виноват! А еще, если ты позволишь, он будет и моим, потому что я люблю тебя! Хочу, чтобы мы были всегда вместе! – И поцеловал. Они еще долго говорили о ребенке, о том, как и где будут жить, а Ангелы, слыша их разговор, запоминали, чтобы исполнить все их желания. Игорь не рассказал Ольге, что несколько дней назад, он встречался со следователем по ее делу. Мажоры оказались сынками очень влиятельных родителей, блондин – сыном депутата, а папаши остальных двоих, его помощниками. Результаты анализов и заключений врачей об изнасиловании Ольги пропали и из протокола следствия, и из картотеки больницы. Самому следователю посоветовали не совать свой нос куда не следует, если он не хочет лишиться звания и вылететь с работы с волчьим билетом. Его начальник, опустив глаза сказал, что дело закрывается, поскольку нет никаких доказательств вины парней, кроме слов девчонки, нет и свидетелей, а презумпцию невиновности еще никто не отменял.Прямо из больницы Игорь забрал Ольгу к себе. Они были очень счастливы в его небольшой, но ставшей такой уютной с ее приходом двухкомнатной квартире. Оля познакомилась с родителями Игоря, милыми и добрыми людьми, которые сразу стали называть ее дочкой. А еще они ездили к деду, которому очень понравился его будущий зять и он был горд и счастлив за свою внучку.Игорь ничего не сказал Ольге, что после рассказа о семье начал поиски ее отца, Анатолия Северова, хотя и сам не совсем понимал, зачем он это делает. Просто считал это правильным и все. Жизнь продолжалась. На предложение Игоря пожениться Ольга не ответила отказом, только попросила отложить это событие после родов. Она часто, задумчиво гладя свой подросший живот спрашивала себя, как она относится к этому нежеланному ребенку. И тут же, сама же себе отвечала – никак.Она шла на занятия в университет, когда ее окликнули. В открытом кафе за столиком сидел блондин. – Что мышка, зубки захотела показать! Забудь, ничего у тебя, тварь, не получится, – он снял очки, и замер, заметив, округлившийся живот Ольги. – Ты что! Ты беременная?! Почему не сделала аборт, дура, ты деревенская!Ольга, с презрением, посмотрела на этого избалованного жизнью мажора и ничего не ответив, пошла дальше, не слушая его дальнейшие угрозы и выкрики. Она шла и думала, как такое ничтожество носит земля, почему такие нелюди, как он, продолжают безнаказанно существовать после содеянного ими, дышать воздухом и наслаждаться жизнью.Вечерний телефонный звонок раздался, когда она готовила ужин. Думая, что звонит Игорь, она ответила, даже не посмотрев на номер входящего звонка. – Слушай меня внимательно, красавица, и не выключай телефон, – от звука незнакомого, с нотками угрозы голоса Ольга испугалась, но все равно спросила, кто ей звонит, и откуда знают ее номер телефона.Звонивший мужик хрипло рассмеялся и было в этом смехе что-то неуловимо знакомое и ужасное, от чего по всему телу пробежала дрожь. – А ты что, до сих пор не поняла, что для меня нет ничего невозможного?! – То ли спросил, то ли подтвердил звонящий, – мой сын сказал, что ты беременна, если это правда, то ты должна немедленно избавиться от этого ребенка. Я договорюсь и заплачу. Завтра к десяти утра будь готова ехать в клинику. -Я не собираюсь убивать своего ребенка, он только мой и больше ничей, – она и сама не знала, откуда у нее появились твердость и уверенность в голосе. – А на вас и вашего сына, кто бы вы ни были, я плевать хотела, а будете мне угрожать, дам интервью по телевизору, ясно? – И выключив телефон, Ольга горько заплакала. Вечером девушка рассказала Игорю о звонке. Нежно поцеловав, он успокоил ее, сказав, что с интервью отличная идея, тем более, что есть знакомый корреспондент. И взяв ее на руки, предложил заняться более приятным для них делом…Больше Ольгу никто не беспокоил. Они смотрели по телевизору танцевальное шоу. Сидя на диване в объятьях Игоря, который нежно поглаживал ее огромный живот, Ольга рассуждала о том, как они назовут маленькую дочку, ждать которую осталось совсем недолго.Прервавший шоу экстренный выпуск новостей заставил обратить внимание на экран. Диктор подробно рассказывал об ужасной аварии, унесшей жизни сына депутата Госдумы и двух его друзей, ехавших по трассе на недопустимой скорости, выражая соболезнования родным и близким погибших.Но продолжения ни Игорь, ни Ольга не слышали, потому что отошедшие околоплодные воды и частые сильные схватки говорили о том, что начались стремительные роды и надо было спешить в больницу. Они успели вовремя, а буквально через час на свет появилась маленькая Анастасия. Уставшая и счастливая Ольга, прижимая к груди свое маленькое чудо, с благодарностью смотрела на любимого мужчину, который спас и уберег ее от самой непоправимо ошибки в жизни. Ровно через месяц они поженились и обвенчались в церкви. Прошел год. Ольга собиралась с дочерью на прогулку, когда в дверь позвонили. На пороге стоял красивый, седой мужчина. – Я Северов, Анатолий Северов, – волнуясь, представился он, – можно мне войти? Ольга отошла в сторону, жестом приглашая его в квартиру. – Чай или кофе?, – машинально задала она вопрос, когда Северов удобно устроился в кресле. – Если не трудно, то просто стакан воды, – ответил он, разглядывая белокурую малышку с яркими синими глазами, – это…, – он не успел закончить фразу. – Это моя дочь, Настя, и ваша внучка, – прервала его Ольга, – как вы нас нашли? Северов объяснил, что сначала по просьбе Ольгиного мужа нашли его, а он, связавшись с Игорем, узнал все подробности и адрес, по которому сможет найти ее найти. Он встал, подошел к Ольге, и сказал, заглядывая ей в глаза: – Ты так на нее похожа, такая же красавица, какой была моя Марина. Я очень долго искал твою маму, – продолжил Северов, – потому что так и не смог забыть и разлюбить ее, но клянусь, я не знал о твоём существовании, доченька, – и его глаза наполнились слезами, – родители, обманули меня, сказав, что Марина избавилась от ребенка, потребовав крупную сумму денег, а я дурак, им поверил. И все равно, продолжал ее искать. Отец, недавно умер, а мать во всем призналась. Прости меня, если сможешь. Мне так жаль, что Марина не с нами… Они, долго стояли, обнявшись – отец и дочь, такие счастливые, что есть друг у друга. А маленькая девочка смотрела на них своими глазами, похожими на глаза этого незнакомого дяди и не могла понять, почему они то улыбаются, то плачут. Обстановку разрядил пришедший с работы Игорь. Намекнув, что позже с ним разберется, Ольга, накрыв стол, пригласила всех ужинать. Она смотрела на свою семью и радовалась видя, как легко мужчины нашли общий язык. А между тем отец рассказал, что живет в Германии, его компания занимается разработкой и продажей медицинской техники. Семью он так и не создал, поэтому кроме них и матери, которая живет отдельно, у него никого нет. Анатолий предложил Игорю возглавить филиал компании, недавно созданный в России, надеясь, что имея медицинское образование и будучи его зятем, тот окажет ему незаменимую помощь и поддержку.За прошедший год они дважды ездили к отцу в Германию, а он почти каждый месяц приезжал к ним. Ольга простила старую женщину, но так и не смогла назвать ее бабушкой, обращаясь к ней по имени отчеству. Та же души не чаяла в свое правнучке, не спуская ее с рук и балуя до невозможности.А еще к ней приходил депутат, слезно прося увидеться с внучкой, обещал золотые горы. То, что Настя дочь блондина, подтвердил тест, сделанный по-тихому из взятого в роддоме биоматериала. Ольга отказалась и от богатства, и от общения с этим семейством, нисколько не жалея этого недочеловека, потерявшего своего единственного сына, потому что он хотел убить ее ребенка.Весной, когда расцвели сады и природа наполнилась буйством красок, Игорь предложил Ольге поехать с ним на прогулку. На вопрос, куда они едут, загадочно ответил, что это сюрприз. Утром он посадил своих девчонок в машину и повез на встречу с будущим. Когда приехали, Ольга, увидев сказочно красивый дом, замерла от восторга, а потом счастливо засмеялась, обняла своего мужа, целуя и безостановочно говоря, – спасибо, спасибо, спасибо…Это же по моему проекту «Дом мечты», – сказала она, немного успокоившись и проходя внутрь.А Игорь, взяв ее за руку, повел показывать их спальню, такую, о которой она всегда мечтала. – А здесь, – сказал он, открывая двери, – будет детская комната для Насти, нравится? – Очень нравится, – Ольга посмотрела в его лучащиеся счастьем глаза, – только будет нужна еще одна, через восемь месяцев. Автор неизвестен.