Предыдущая публикация
ОДНА НОЧЬ В ПУСТОЙ КОМНАТЕ
Часть 2 (окончание)Я ненавижу истории о любви. Они все банальны до жути. Хорошая девочка влюбляется в плохого мальчика, и тот разбивает ей сердце. Девочка страдает, мальчик уходит в закат. По крайней мере, в школе я слышала только такие варианты. Может, меня окружало слишком много хороших девочек? Так или иначе, я была уверена, что меня подобная любовь обойдет стороной. Я считала себя слишком циничной, чтоб утешиться фразой: «он меня любит, но боится признаться» или «он вернется, поймет еще, кого потерял!». Хотелось откровенно ржать, когда мои подруги заканчивали свои лав-стори подобной чушью. Я не строила планов на будущее ни с кем, кроме себя.
Наша встреча была далека от тех, что описывались в книжках. Я не шла с букетом желтых цветов по Арбату, а он не был непонятым мастером с грустными глубокими глазами. На самом деле, я несла горяченную сковородку с макаронами по-флотски, а он оказался всего лишь раздолбаем, опоздавшим к началу учебного года на неделю. Кепка с черным козырьком, рядом на полу – здоровенная сумка. Он возился с дверным замком, когда я шла мимо. Эта сцена заняла секунды, но от постоянных мысленных прокручиваний, восстановления деталей, кажется мне сейчас полной долгих событий. Он повернул голову на мое шлепанье, и мне в лицо будто родниковой водой плеснули – такой свежий, острый взгляд.
- Ммм, вкусно пахнет! Заноси! – с этими словами дверь распахнулась. Я облила его молчанием и протопала мимо.
- Первашка, что ли? – продолжал он диалог с моим показным презрением. – Симпатичная!
Больше я в тот день из комнаты не вышла. Боялась его снова увидеть. И старательно избегала всю следующую неделю.
«Вот я спрячусь, а ты найди меня».
Он находил. Общага толкала нас друг к другу, соединив все коридоры и переходы в один сплошной этаж, на котором жили теперь только две комнаты – моя и его. Встречая его на кухне, в умывалке, у крыльца, я убегала, изо всех сил делая вид, что не замечаю, но всякий раз меня, словно ледяной водой, окатывало его синим взглядом.
Он поймал меня как-то вечером, у двери комнаты, когда я возвращалась с дежурства на вахте. Он ждал меня, я узнала силуэт еще у лестницы, как только повернула на свой этаж, и тут же поняла, что влюблена в этот силуэт безумно, что он нужен мне просто истерически.
Перегородив вход, Руслан сказал, пытаясь поймать мой взгляд:
- Долго еще бегать будешь?
- Ни от кого я не бегаю! Ты что возомнил? – вспыхнула я тут же.
- Да я про дежурство, дурочка! – рассмеялся он. Я собралась провалиться от унижения, но не смогла. Поняла, что мне нисколько не обидно. Что он и не пытается обидеть.
- Ну, если ты устала бегать, то может, поболтаем? – добавил он осторожно, и взял за руку.
Юльке я ничего не рассказала. Ни сразу, ни потом, когда он начал уводить меня за руку каждый поздний вечер, от переходной площадки. Я наплела, что согласилась помогать с декорациями к конкурсу талантов, и мы допоздна рисуем с девочками в читалке.
Он так просил. «Зачем нам эти сплетни? Ты тут первый год, и не знаешь – сейчас налетят, как стервятники, и все испортят. Не говори своим подружкам». Я верила. При встречах на людях, мы делали вид, что знать не знаем друг друга. Так было днем. В общажной тьме все менялось. Я выходила из комнаты, освещая путь горящим экраном мобильника. Он ждал меня у решетки перехода, возле второго окна. Я гасила телефон в кармане, подходя на ощупь. Он всегда находил меня раньше, чем я его. Я предчувствовала его касание раньше, чем он меня находил. Общага услужливо гасила тусклый свет на лестничной площадке и звуки поцелуев. А потом он вел меня за руку.
Мне казалось, что я снимаюсь в каком-то увлекательном сериале, где у меня – наконец-то! – главная роль. Секретность наших отношений добавляла остроты. У меня была тайна. Но общага не терпит тайн.
Как-то днем, в общей кухне, я помешивала суп, делая вид, что не знакома с Русланом. Он с соседом по комнате сооружал какой-то обед у плиты рядом. Вошла девушка-второкурсница и по-свойски повисла у Руслана на шее:
- Ура! Мы сделали это!
Руслан сдержанно похлопал девицу по плечу. Я вспыхнула, решив вечером надуть губы.
- Какое такое «это» вы сделали? – рассмеялся друг. Девушка ответила:
- Добились, что Диночка переезжает из второй общаги в нашу. Мы уже недели две Коменду уговариваем, да, Рус?
Руслан, опустив голову, что-то бормотал, а я словно вросла в потрескавшийся кафель.
-Динка – это которая твоя девушка? – все не унимался парень.
- И моя лучшая подружка! – ответила девица, продолжая тормошить Руслана, стуча ему по плечу и натягивая на глаза капюшон олимпийки. Он неловко уворачивался, по-глупому улыбаясь.
«Динка – это которая твоя девушка?».
Я наклонилась убавить газ под кастрюлей, зачем-то поправила волосы, затянув хвост, и вышла. Юлька в тот день в комнате не ночевала. Примерно раз в месяц она наносила визит вежливости своей престарелой тетке.
Трясущимися руками я вытащила из кармана мобильник и нашла его номер. Он ответил после третьей попытки:
- Да?
Я не могла говорить, только всхлипнула.
- Лик, слушай. Извини, что так вышло все. Я хотел тебе сказать сам…
- Я у себя, ты можешь подойти?
- Нам лучше пока не общаться. Я разберусь с Диной, и позвоню, обещаю.
- Приди, пожалуйста… - я перестала пытаться сдержать слезы.
- Не стоит, Лик. Позвоню, как смогу.
Я встала у окна и залилась слезами часа на два.
Слезы кончились как раз в тот момент, когда в дверь настойчиво забарабанили. Решив, что это Руслан, я кое-как утерла слезы.
На пороге стояла та самая девица из кухни. Ася, вот как ее зовут – вспомнила я. Она протянула мне почерневшую кастрюлю с остатками супа, повисшими на краях.
- Это, кажется, твое?
- Спасибо.
- Не за что.
Я уже собиралась закрыть дверь, но она помешала.
- Дина здесь, и она все знает. Ты надеялась, что в общаге можно что-то удержать в тайне? В общем, конец тебе, шалашовка.
Она развернулась, оставив меня с опухшим от слез лицом, грязной кастрюлей и разодранной душой с обвисшими краями.
Остаток вечера за закрытой дверью я сидела в темноте. Собиралась звонить Юльке, но оказалось, что сил нет даже на набор номера. К тому же – зачем впутывать ее в свои разборки? Может, уйти из общаги? Куда – и на сколько? Мы теперь живем под одной крышей. Общага так или иначе сведет нас вместе. Вздрагивая от каждого звука, я смотрела на дверь, четко представляя, что там творится. Вот прозвенел звонок – и затопали шаги выносивших мусор. Вот доносится свист чайника из кухни, и кто-то снова побежал по коридору. Хлопали двери, смеялись голоса.
Они пришли, когда все стихло. Время было, наверное, за полночь. Они не стали стучать – открыли дверь запасным ключом, взятым какими-то неправдами на вахте. Они все заранее подготовили. Я отвернулась от окна и включила лампу. Темнота перестала быть моей сообщницей.
Сквозь распахнутую створку вошли девчонки – кое-кого из них я уже видела на этаже или в коридорах: Ася тоже была среди них. Возглавляла делегацию высокая девица с тяжелым хвостом обесцвеченных волос. Она сложила руки на груди и сказала:
- Ну что, овца? Пошли, решать будем, как пацана делить.
Я знала девушек такого рода. Они всегда с конскими высвеченными хвостами, и вообще, напоминают молодых крепких лошадок. Окружают себя такими же хамоватыми подружками, загребают в охапку мальчишек и дают люлей каждому, кто, по их мнению, косо смотрит. А мнение у них самое авторитетное.
Я стояла столбом, и Ася потащила меня к двери под локоть. В коридоре я выдернула руку. Мысли путались, ноги – тоже. Куда меня ведут? Коридор словно изменился, я перестала узнавать общагу. Сквозь приоткрытые двери подглядывали глаза, и, встретившись с моим взглядом, тут же скрывались, испугавшись.
В сушилке темноту разгоняла единственная лампочка у самого потолка, светившая желтым. Все, что я запомнила - это вспышки фар в черном квадрате окна. По проспекту катились машины. Им не было дела до мрачного здания с потухшими комнатами. И царящей в них тишины. Вся общага будто замерла, предвкушая расправу, что вот-вот переварится в ее нутре.
Раздвигая серые простыни, Динка вела меня под конвоем вглубь, к свободному пространству у окна. Я услышала шум проспекта, словно доносившийся из другого мира.
Они заключили меня в круг, Динкино лицо то вспыхивало, то исчезало в темноте, освещаемое фарами проезжающих машин. Это все, что я запомнила.
Хотя нет.
Это все, что я хотела бы запомнить. Но память жестока, она обычно работает против нас.
Динка что-то спрашивала о Руслане, настойчиво, желая подробностей:
- Ну что, рассказывай, как давно ты с моим парнем замутила.
Я промолчала, но тут же получила тычок от Аси в предплечье:
- Отвечай, с тобой разговаривают!
- Я не знала, что он твой парень…
Она заржали. Старательно, лживо.
- Вся общага знала, а она – не знала. Ты че, тупая?
Снова толчок, но уже с другой стороны.
- Нет.
- Она еще и отвечает, дура!
- Чтоб больше близко к нему не подходила, поняла? Сюда смотри, мразь!
Динка вцепилась мне в волосы, заставив поднять на нее глаза. На секунду волны нашей обоюдной ненависти схлестнулись, и она ткнула меня носом в коленку. Мне удалось вывернуться, но бежать было некуда.
Оплеуха – и я отлетела, но недалеко – стая услужливо толкала меня обратно на динкины кулаки. Как болванчик, болталась я в кругу, получая тычки в спину, живот, затылок, и каждый раз, возвращаясь обратно к Динке, славливала затрещины.
Девки смеялись, теперь уже откровенно, забавляясь, приговаривая:
- Куда собралась? Вот тебе, дрянь! Не хрен на чужих парней вешаться!
В один момент Динка снова поймала меня за волосы, я застонала от боли, чувствуя, будто мне отдирают голову. Лицо горело, динкины когти прошлись по щеке и губам, и я сглотнула кровь, потом ее стало столько, что пришлось сплюнуть. А Динка все колотила меня, куда придется, придерживая рукой за волосы:
- Тварь… вот тебе…
Наконец, я села, закрыв руками голову. Это было огромной ошибкой. Да еще и не сдержалась:
- Сука!
- Сука? Сука?! – посыпались удары ногами, девки были в домашних шлепках, и это, видимо, спасло мои почки. На какой-то миг тычки прекратились, и я попыталась встать. Динка, пошарив рукой в умывалке, выудила оттуда бутылку пива. Отодрав пробку о край раковины, она жадно глотнула. Вернулась к ползающей мне и снова треснула так, что я распласталась по кафелю.
- Лежать, мразота!
Мерзко хлюпнув, содержимое бутылки полилось на меня, я чувствовала, как мокнут волосы, как жижа ползет в рот – то ли кровь, то ли слезы, то ли пиво. Горько.
- Вот так, уродина. Руслан – мой. Увижу рядом – убью.
Они ушли, а я бесконечно долго ползла до стенки. Фары сквозь стекло били мне в глаза, не переставая.
***
- Я тебе не верю.
За окном умирал вечер. Я слышала его предсмертные вздохи-сумерки. Двор после субботника выглядел приглаженным и немного пустоватым. Юлька все еще сидела на бордюре, к ним с Крис присоединились другие девочки, и я разглядела бутылки колы, нежданно появившиеся в их руках. Разбавлена алкоголем, естественно. Юлька смеялась и что-то рассказывала. Я в комнате тоже рассказывала, только не смеялась.
Отвернувшись, я вгляделась в полумрак комнаты и едва различила тонкую фигурку Элины у стола.
- Чему тут не верить? Зачем мне придумывать такое?
- Не знаю, что произошло там у вас с Динкой, но Руслан – не такой!
Мне хотелось нахлестать ей по щекам, чтоб она опомнилась.
- И да, я знаю, - гордо продолжала «наша девочка» , - что у него отношения с Динкой. Он сам сказал. Как только она приедет, он с ней порвет. Он меня любит. А я – его. Вот так-то. Мне жаль тебя, твои нереализованные мечты… Забудь и живи дальше.
Она еще и советы мне дает! Я вдохнула побольше воздуха, намереваясь разродиться страшными ругательствами о тупых первашках и наивных дурах, но Элина вышла из комнаты, полная достоинства.
- Ходи и оглядывайся, глупая! Они уже там когти точат! – заорала я вслед.
Словно пережив все это заново, я почувствовала страшную усталость и рухнула ничком на кровать.
Примерно так же я лежала, когда на следующее после «темной» утро в комнату вернулась Юлька.
***
Сначала она расплакалась. Потом принялась злобно ругаться, грозя Динке и «всей ее босоте» страшной расправой. Потом пулей вылетела в коридор. Покурила и вернулась обратно. Я рассказала ей все, и про Руслана тоже. Она выбежала снова, намереваясь расцарапать ему рожу. Не найдя, вернулась.
Я лежала на кровати, и мне было все равно. Ссадины ныли. Меня не радовало даже то, что лицо не сильно пострадало: царапина через щеку и синяк у уголка губ. Какая разница, даже если б я была разукрашена, что твоя матрешка? Гордость не заживает.
Юлька ходила по комнате и выдавала один план за другим: мы свалим на хату, переедем в другую общагу, переведемся в другой вуз. Привезем на выходных наших подруг и знакомых из деревни – огромную толпу соберем! – и уроем Динку по самые уши. Она перебирала знакомых в городе на предмет возможности нас «крышевать».
Ближе к вечеру я устала от бесконечных переливаний из пустого в порожнее и попросила подругу сходить вскипятить чайник. Хоть минутку побыть в тишине. Нет, я рада Юлькиному присутствию. Просто мне сейчас не хотелось обсуждать планы мести.
Ее не было долго. Вернулась она без чайника, медленно опустилась рядом на кровать и сказала:
- Лик. Что-то происходит.
Я поднялась.
- Ты о чем?
- Что-то не то. Я зашла на кухню – все замолчали как-то… испуганно. Мне у плиты очередь уступили. Все, кто мог – быстренько вымелись…
Она не дорассказала. В дверь стукнули и тут же распахнули. Незнакомая девушка сказала:
- Девчонки, на кухню. Быстренько, я жду. Обе.
- Ты кто такая? – взъерепенилась Ю.
- Сейчас все узнаешь, пошли.
Юлька взглянула на меня и кивнула. Что еще нас ждет? Разборка продолжается? Ну что ж, тем хуже. По сведенным бровям подруги я видела, что настроена она решительно. Меня второй раз уже не испугать. Безмолвно по полу ползать не буду.
Я встала, и боль напомнила о себе, кольнув в спине, предплечье и ногах. Стараясь не хромать, я поплелась за Юлькой, наш поводырь шла последней. Дверь кухни оказалась закрытой (никогда не видела ее закрытой), но после короткого стука нас впустили. Народу внутри – целая толпа. Рядком стояли Динкины шавки, и она тут же. Увидев нас, она словно осела и стала ниже ростом. Вдоль другой стены выстроились старшекурсницы. В центре, оперевшись о подоконник, покуривала Тонька.
- Так вот из-за чего весь сыр-бор? – тонким голоском запела Дина. – Так мы уже разобрались вчера, у меня никаких претензий, Тонь.
- Зато у меня претензии, - ответила Тонька, рассматривая кончик сигареты.
- Говорить будешь, когда спросят, - добавила красивая блондинка, стоящая около «основной».
Тонька оторвала пятую точку от подоконника и подошла ко мне. Рассмотрела ссадины на лице и спросила:
- Кто вчера был с тобой в сушилке?
Я промолчала, бросив взгляд в сторону Динкиной толпы.
- Я имею в виду, - продолжала Тоня, - из твоих подруг. Не эти шмары.
- Никого, - пролепетала я. Что происходит? Мы словно на судебном заседании (как будто я там бывала!).
Тонька кивнула и направилась к Динке, старавшейся выглядеть спокойно.
- Вот видишь, дорогая. А я тебе фору даю.
И врезала. Потом еще и еще. Я никогда не видела, чтоб девушка так била. Как парень. Над включенной горелкой кипел наш чайник.
За Динку никто не заступался. Она согнулась под ударами, потом упала. Ее толпа расступилась, давая место. В один миг Ася рванулась было к подружке, но Тонька тут же повернулась к ней:
- Чтоооо?! – ее разведенные руки как бы говорили: ну, рискни, попробуй, вмешайся. И Ася отступила. Тонька не стала продолжать.
- Проси прощения.
Динка поднялась на ноги и задрала голову, пытаясь унять кровь. Или слезы. Она молчала, только всхлипывала. Тонька взглянула на своих девушек. Те мигом вцепились в Динку и, подтащив к раковине, наклонили голову под кран. Красивая девушка – Кристина – медленно сняла кипящий чайник с плиты и подошла к согнутой Динке. Девчонки ахнули. Поняв, что происходит, Динка начала отчаянно вырываться.
- Вы че, с ума сошли? Пустите! Не надо! Вам же это не сойдет! Я заяву кину! Вас всех посадят!
***
Я лежу на полу в ожидании рассвета, в пустой комнате заканчивается ночь. Темнота качалась вокруг желтого шара лампочки, висящей на толстом кривом проводе у самого потолка. Темнота шевелилась, переплетая минуты и часы трех разных реальностей. Я едва удерживала нити времени в руках, дергая то одну, то другую. От самой тонкой остался маленький хвостик, который я мяла в пальцах: воспоминания заканчивались – о той самой страшной ночи в моей жизни, длиной в сутки. На кончике этой реальности Тонька, положив руку на плечо выводила меня из кухни, где на полу лежала растоптанная униженная Дина.
На следующий день общага зашептала. Обрывки фраз вырывались из-за захлопнувшихся дверей «…Тонька хотела поставить Динку на место – и поставила…», отпечатывались на стенах кухни «…они же помогли ей тогда, когда Тонька вломилась по ошибке в их комнату…», прятались за сигаретным смогом в сушилке «…не сдали ее Коменде и замдекану, и вот, Тонька отблагодарила…», оседали пылью на коридорные плинтуса «…Динка всю вторую общагу под себя подмяла. Она думала, что и здесь так будет…». Общага не только шептала, но и смотрела. Вскользь, испуганно, почтительно. Я их не видела. Ходила от комнаты до института, глядя себе под ноги. Но Юлька нежилась в лучах Тонькиного авторитета, который укрывал теперь и нас. «Мы это заслужили» – говорила она, я вдруг ясно вспомнила, как она это говорила. Мы это заслужили. Я все это заслужила.
Нить заканчивается, кончик убегает из пальцев, я поднимаю глаза и словно ударяюсь о Юлькин взгляд.
- Так что сказал тебе Руслан? Когда ты успела-то с ним поговорить?
Я не только с ним поговорить успела. Нить другой реальности сама ложится в пальцы. И я снова возвращаюсь в тот день, когда вся общага вышла во внутренний двор на субботник, а я рассказала Элине свою историю. Нашу с Русланом. Она не поверила мне, убежала из комнаты, а спустя минуту, со двора вернулась Юлька. Сумерки и выпитый алкоголь скрыли от подруги мои слезы. К тому же, она была слишком возбуждена:
- Лик, собирайся! Тете-Милина подруга после операции собирается жить у дочери и хочет сдавать квартиру! Просто за бесценок, представляешь? Вставай, поедем смотреть!
Я торопливо утерла щеки:
- Квартиру? Думаешь, мы потянем?
Мечты о переезде на хату – это такая добрая общаговская традиция. Вести разговоры о ней – святое дело любого уважающего себя обжещителя. Воплощаются в жизнь подобные планы редко, как и положено любой мечте.
- Я же говорю – цена чисто символическая! Ей главное, чтоб под присмотром, и жильцы порядочные. В общем, у тебя двадцать минут, пока я Кристинке косу плету для свидания. Пообещала на свою голову… - договорила она уже в коридоре, себе под нос.
Я встала с кровати, закрыла окно и пошла умываться. За дверью по привычке бросила взгляд на второе окно в переходе между Большим и Малым крылом. Элины там не было. Неужели побежала разбираться к Руслану? Ох, не миновать нам сегодня затирания последствий разбитого сердца. Нужно предложить Юльке купить бинт полусладкого, думаю, она не будет против. Раз мы съезжаем на хату, нам с нашей девочкой делить больше нечего.
Меня обрадовала пустая умывалка, народ все еще тусит во внутреннем дворе, наслаждаясь теплым осенним вечером. Из распахнутого окна я слышала смех, и мне тоже стало весело. Только теперь дошло, чем может обернуться переезд. Освобождение от общаги – это как побег из тюрьмы, только без преследования. И неважно, сколько срока еще мотать осталось.
- Привет, Лика.
Я повернула голову, внутренне вздрогнув от этого голоса. В проходе умывалки стоял Руслан.
- Привет, - сказала я и наклонила голову над раковиной. Чем ближе он подходил, тем сильнее я накручивала кран. Шипение воды заглушило шаги, которые я так любила.
- Слушай, - начал он, опершись о соседний умывальник, - я насчет Элины.
Тщательно моя руки, я отчаянно тянула время, надеясь собраться с мыслями. Потом закрыла кран и повернулась к нему, надменно кивнув, мол, говори.
- Ты рассказала ей, о том, что с тобой случилось. Она уверена, что я ее обманываю.
Я пожала плечами равнодушно, но душа ликовала.
- Зачем ты рассказала ей? Вы не подруги.
Тут я испугалась. Действительно, зачем? Потому что до сих пор ревную и люблю Соколова? У меня не было ответа, потому я решила поступить по-еврейски: задать встречный вопрос.
- А почему я не должна была рассказывать? Ты мне тоже не друг, чтоб я покрывала твои подлые делишки.
Я видела, что он сжал край умывалки так, что раковина пошатнулась, звякнув о стену.
- Да… я виноват перед тобой.
- Ой, вот этого не надо, пожалуйста! – я даже отвернулась и загородилась рукой. Но спустя секунду подумала: а почему это «не надо»? С того страшного дня длиной в сутки мы с ним наедине и словом не перемолвились, а отвечать на его вежливые кивки при встрече я начала только с этого учебного года. То есть пару недель назад. Ни о каких извинениях с его стороны и речи не шло.
- Нет, послушай. Мне жаль, что ты была вынуждена такое терпеть…
Все правильно сказала – не надо. Ему меня жаль.
- А Динку тебе не жаль? Она тоже немало вытерпела… потом. Или ты не в курсе? – я пыталась ерничать, но фразы звучали пафосными репликами из американского сериала.
- Конечно в курсе. Мне и ее было жалко, да.
«Она вообще-то по заслугам получила, она же первая начала!» - рвалось у меня, но я, слава Богу, промолчала. Это выглядело бы совсем уж по-детски. Но возмущение сдержать не удалось, я хмыкнула, попыталась выдать это за усмешку, получилась какая-то нелепая гримаса. Резко отвернувшись, я снова включила кран.
- Не такой уж я подонок, Лика. Я не хотел, чтоб у нас с тобой все закончилось так. Дина неожиданно переехала сюда из второй, я не успел тебе объяснить.
- Интересно, что бы ты мне объяснил?
- Честно говоря, я и не думал, что для тебя это так серьезно. Нам было классно вместе, да. Но я же тебе ничего не обещал, вспомни.
- Короче! – перебила я, не выдержав. – Чего ты от меня хочешь? Мне идти надо.
- Не дави на Элину, не пугай ее. С ней все по-другому будет. Она мне правда нравится, и я с ней не собираюсь расставаться.
- В смысле? Ты бросишь ради нее Динку?
- Понимаешь, мне с Диной прикольно было. Нравилась ее дерзость, отчаянность. То, как она напролом шла, грызла за меня глотки. Мне это льстило, - он усмехнулся, как усмехаются, вспоминая буйную юность. – Элина другая. Беззащитная, не от мира сего, но… рядом с ней я себя чувствую мужиком, понимаешь?
Понимаешь? Ни хрена я не «понимаешь»! Мне хотелось вцепиться ему в ветровку и заскулить: «Почему не я? Почему не я? Я тоже – слабая и неземная! Меня тоже надо защищать! Почему – не я?» - а потом растечься соленой лужей у его ног. Вот и все, что я понимала.
Я кивнула. Вода из крана забрызгала мне футболку и левый бок холодел.
- Спасибо! – он, едва коснувшись, хлопнул меня по плечу и вышел. А я долго смывала наш разговор с лица.
Выйдя из умывалки, я их увидела. У нашей двери, они стояли друг к другу близко-близко, он что-то торопливо ей говорил, а она все отворачивалась, слишком старательно. А потом он поцеловал ее. Вот так, на виду у всей общаги. Кроме меня в коридоре никого не было, но это неважно.
Напротив умывалки зевал проход на лестницу. Туда-то я и прошмыгнула, рванув со второго этажа на третий. Лучшая Динкина подруга, Ася, жила на третьем этаже.
Когда я возвращалась, коридор уже пустовал. В комнате Элина сидела на кровати, ничего не делая, а только сверля глазами сгустки сумерек перед собой. Я включила свет. Она бросила на меня взгляд, в котором я уловила гордое превосходство. Подавляя в себе желание сейчас же вцепиться ей в лицо, я сменила футболку, не спеша причесала волосы и начала кидать в сумку какую-то ненужную мелочь: расческу, крем, влажные салфетки – которую я никогда не носила с собой. Я тянула время. Мне хотелось, чтоб она знала: все, что сейчас произойдет – это подарок от меня.
За дверью послышался шум, словно по лестнице, с третьего, сходила снежная лавина. Я подошла к двери, лавина остановилась по другую сторону. Взглянув на Элину, я заметила недоумение в ее глазах. Она в последний раз на меня смотрела. Распахнув дверь, я замерла на секунду, мы с Асей кивнули друг другу, и я вышла, пройдя сквозь толпу расступившихся девок.
***
Вот и всё. Все нити распутаны, пропущенные сквозь меня. Мне казалось, что в комнате стало легче дышать. Все дело в рассеивающемся мраке, уступающем рассвету.
Но подруга была темнее ночи. Она смотрела на меня холодным, незнакомым взглядом.
- Что ты сказала Асе? Что велела ей сделать?
- Велела? Ничего. Передала слова Руслана об Элине и его планах. Юль, мне просто так обидно стало…
Юлька вскочила и бросилась бежать прочь из комнаты. Я тут же помчалась за ней, уже в коридоре закричала, не заботясь о никогда не спящей общаге:
- Юля, не надо! Стой! Наори лучше на меня, избей, если хочешь! Лучше меня, Юля! Это же я во всем….
Когда я, наконец, догнала ее на третьем этаже, она уже молотила кулаками в 303 комнату.
- Ась, открывай!
В ход пошли ноги, дверь трещала. Соседние показывали щель, но тут же захлопывались, после того, как отворившие их видели причину шума.
Спустя минуту, на пороге показалась испуганная Ася, за ней маячили завернутые в одеяла сонные сожительницы. Схватив за пижамный ворот, Юлька выволокла ее в коридор.
- Умом тронулась? Что случилось-то? – бормотала та.
Приткнув ее к стене, Юлька заорала:
- Все знаю! Что ты ей сделала, ты, тварь? Что ты ей сделала, отвечай? Я тебя сейчас саму вздерну!
Ася вырвалась, но от стены не отходила:
- Точно звезданулась! Ничего я ей не сделала! Припугнули малька. Как Динка сказала…
Я чуть не взвыла. Они еще и Динку во все посвятили и получили указания.
- Рассказывай во всех подробностях, так, чтоб я поверила! – голос Юльки сделался по-настоящему страшным. Тихим и жутким.
- Когда Лика ушла, я Динке позвонила. Она там волосы на себе рвала от таких новостей. Велела тут же идти и затравить эту Элину, запугать до полусмерти, чтоб когда она, Динка, приехала, то… добила уже, так сказать.
- И что ты ей наговорила?
- Да много всего. Что до конца учебы не видать ей покоя. Что даже если с общаги съедет – найдем. Что вы – на нашей стороне, и никто ее не защитит. А если Руслан бросит Динку, то мы на него тоже найдем, кого натравить. Что и ему жизни не будет. Что мы им ад устроим, где бы ни были… Но я ее и пальцем не тронула!
- Она что?
- Рыдала, как ненормальная. Поверила всему. Слабая она. Не то, что ты, - и на меня кивнула. Я чуть не разревелась от такой похвалы.
Юлька застонала, схватившись руками за голову. И горько рассмеялась, но щекам текли слезы:
- Господи, ты хоть понимаешь, что на твоей совести – смерть человека? Что это вы ее довели?
Ася вызывающе уперла руки в боки:
- Вот как? Может, мы и довели. Только вести ее – ты начала. Ты, а не я, и не Динка, и не Лика. Хочешь – иди к Коменде. Или к декану, хоть к Папе Римскому, мне плевать. Мы все в одной лодке.
- Да пошла ты, в одной лодке она…
Но ушли мы, к себе – в комнату, которая спустя пару часов уже не будет нашей. Да и останется ли у меня и Юльки что-то наше?
Юлька, грязно ругаясь себе под нос, в изнеможении рухнула у пепельницы и закурила. Я стояла перед ней, как двоечница перед строгой мамой. Хотелось спрашивать: «Я ужасная? Я сильно виновата? Мне есть оправдание?», но понимала, что и так знаю ответы на все вопросы.
Поэтому я сказала:
- Ты меня презираешь, Юль?
- Себя больше. Аська права – мы сами начали это безумие. Ну не сказала бы ты им про разговор с Русланом, приехала бы Динка, сама все узнала, мы бы так же ненавидели Элину, или уже съехали бы – они бы все равно подвели ее под петлю…
Я села рядом, спрятав слезы в табачном дыму.
- Интересно, с какого момента все можно было бы исправить…
Юлька не отвечала, а рассвет отчаянно наступал.
***
На площадке, служившей переходом между Большим и Малым крылом, два окна. Первое – ближе к коридору, второе – в углу, наполовину скрытое выпуклостью стены, окрашенной в темно-зеленый цвет. У этого окна часто стояла одинокая девочка, одетая в тонкое домашнее платьице в горох. Она смотрела на чужой город и пыталась найти с ним общий язык. Она смотрела на улицы, полные машин, и думала, как же трудно запомнить все остановки и повороты. На незнакомых людей, идущих мимо общаговского крыльца, и мечтала, что сможет стать одной из них. Эта девочка – я.
Теперь я смотрю из окна и думаю о скорой свободе. Я больше не наблюдатель, я – часть жизни. Не винтик общаговского механизма, а часть большой настоящей жизни с совершенно другими законами. Вернее, с их абсолютным отсутствием. Я оглянулась на коридор и вспомнила его шумящим и людным. Тридцатиглазая гидра с вечно приоткрытыми веками. Неспящий этаж бессонной общаги. Я побрела к своей двери, словно призрак в молочно-рассветной дымке. Но остановилась перед другой комнатой.
Во всем этом сумасшествии ни Ася, ни Юлька не подумали о Руслане. Не вспомнили о том, что пришлось пережить ему. Он думал, что Элина сделала это из-за него? Или знал о приходе девчонок от Динки? Он решил не бросать ее, потому что ему все равно теперь? И.. почему не я?
Я стояла перед его дверью, как полная идиотка, не решаясь постучать и вызвать на разговор. А потом вспомнила – его там нет. Все ночи он проводит в Динкиной комнате. Я развернулась и пошла обратно. Перед – уже почти не – нашей комнатой я снова оглядела коридор, который больше года был главной улицей в моей жизни. Но нас ждут проспекты. Я смотрела и понимала, что мне ничуть не жаль. Что будь моя воля – я бы разобрала эту цитадель по кирпичику, облила бензином, подожгла и засыпала солью. Вместе с половиной обитателей. Похоронила бы все правила, инструкции, хитросплетения грязных дел и подлостей. Я мысленно прощалась с общагой, все явственней осознавая, как я рада свободе.
И впервые мне показалось, что общага промолчала в ответ.
Конец
#МистическиеИстории
Автор Ночная Тишь
- Ммм, вкусно пахнет! Заноси! – с этими словами дверь распахнулась. Я облила его молчанием и протопала мимо.
- Первашка, что ли? – продолжал он диалог с моим показным презрением. – Симпатичная!
Больше я в тот день из комнаты не вышла. Боялась его снова увидеть. И старательно избегала всю следующую неделю.
«Вот я спрячусь, а ты найди меня».
Он находил. Общага толкала нас друг к другу, соединив все коридоры и переходы в один сплошной этаж, на котором жили теперь только две комнаты – моя и его. Встречая его на кухне, в умывалке, у крыльца, я убегала, изо всех сил делая вид, что не замечаю, но всякий раз меня, словно ледяной водой, окатывало его синим взглядом.
Он поймал меня как-то вечером, у двери комнаты, когда я возвращалась с дежурства на вахте. Он ждал меня, я узнала силуэт еще у лестницы, как только повернула на свой этаж, и тут же поняла, что влюблена в этот силуэт безумно, что он нужен мне просто истерически.
Перегородив вход, Руслан сказал, пытаясь поймать мой взгляд:
- Долго еще бегать будешь?
- Ни от кого я не бегаю! Ты что возомнил? – вспыхнула я тут же.
- Да я про дежурство, дурочка! – рассмеялся он. Я собралась провалиться от унижения, но не смогла. Поняла, что мне нисколько не обидно. Что он и не пытается обидеть.
- Ну, если ты устала бегать, то может, поболтаем? – добавил он осторожно, и взял за руку.
Юльке я ничего не рассказала. Ни сразу, ни потом, когда он начал уводить меня за руку каждый поздний вечер, от переходной площадки. Я наплела, что согласилась помогать с декорациями к конкурсу талантов, и мы допоздна рисуем с девочками в читалке.
Он так просил. «Зачем нам эти сплетни? Ты тут первый год, и не знаешь – сейчас налетят, как стервятники, и все испортят. Не говори своим подружкам». Я верила. При встречах на людях, мы делали вид, что знать не знаем друг друга. Так было днем. В общажной тьме все менялось. Я выходила из комнаты, освещая путь горящим экраном мобильника. Он ждал меня у решетки перехода, возле второго окна. Я гасила телефон в кармане, подходя на ощупь. Он всегда находил меня раньше, чем я его. Я предчувствовала его касание раньше, чем он меня находил. Общага услужливо гасила тусклый свет на лестничной площадке и звуки поцелуев. А потом он вел меня за руку.
Мне казалось, что я снимаюсь в каком-то увлекательном сериале, где у меня – наконец-то! – главная роль. Секретность наших отношений добавляла остроты. У меня была тайна. Но общага не терпит тайн.
Как-то днем, в общей кухне, я помешивала суп, делая вид, что не знакома с Русланом. Он с соседом по комнате сооружал какой-то обед у плиты рядом. Вошла девушка-второкурсница и по-свойски повисла у Руслана на шее:
- Ура! Мы сделали это!
Руслан сдержанно похлопал девицу по плечу. Я вспыхнула, решив вечером надуть губы.
- Какое такое «это» вы сделали? – рассмеялся друг. Девушка ответила:
- Добились, что Диночка переезжает из второй общаги в нашу. Мы уже недели две Коменду уговариваем, да, Рус?
Руслан, опустив голову, что-то бормотал, а я словно вросла в потрескавшийся кафель.
-Динка – это которая твоя девушка? – все не унимался парень.
- И моя лучшая подружка! – ответила девица, продолжая тормошить Руслана, стуча ему по плечу и натягивая на глаза капюшон олимпийки. Он неловко уворачивался, по-глупому улыбаясь.
«Динка – это которая твоя девушка?».
Я наклонилась убавить газ под кастрюлей, зачем-то поправила волосы, затянув хвост, и вышла. Юлька в тот день в комнате не ночевала. Примерно раз в месяц она наносила визит вежливости своей престарелой тетке.
Трясущимися руками я вытащила из кармана мобильник и нашла его номер. Он ответил после третьей попытки:
- Да?
Я не могла говорить, только всхлипнула.
- Лик, слушай. Извини, что так вышло все. Я хотел тебе сказать сам…
- Я у себя, ты можешь подойти?
- Нам лучше пока не общаться. Я разберусь с Диной, и позвоню, обещаю.
- Приди, пожалуйста… - я перестала пытаться сдержать слезы.
- Не стоит, Лик. Позвоню, как смогу.
Я встала у окна и залилась слезами часа на два.
Слезы кончились как раз в тот момент, когда в дверь настойчиво забарабанили. Решив, что это Руслан, я кое-как утерла слезы.
На пороге стояла та самая девица из кухни. Ася, вот как ее зовут – вспомнила я. Она протянула мне почерневшую кастрюлю с остатками супа, повисшими на краях.
- Это, кажется, твое?
- Спасибо.
- Не за что.
Я уже собиралась закрыть дверь, но она помешала.
- Дина здесь, и она все знает. Ты надеялась, что в общаге можно что-то удержать в тайне? В общем, конец тебе, шалашовка.
Она развернулась, оставив меня с опухшим от слез лицом, грязной кастрюлей и разодранной душой с обвисшими краями.
Остаток вечера за закрытой дверью я сидела в темноте. Собиралась звонить Юльке, но оказалось, что сил нет даже на набор номера. К тому же – зачем впутывать ее в свои разборки? Может, уйти из общаги? Куда – и на сколько? Мы теперь живем под одной крышей. Общага так или иначе сведет нас вместе. Вздрагивая от каждого звука, я смотрела на дверь, четко представляя, что там творится. Вот прозвенел звонок – и затопали шаги выносивших мусор. Вот доносится свист чайника из кухни, и кто-то снова побежал по коридору. Хлопали двери, смеялись голоса.
Они пришли, когда все стихло. Время было, наверное, за полночь. Они не стали стучать – открыли дверь запасным ключом, взятым какими-то неправдами на вахте. Они все заранее подготовили. Я отвернулась от окна и включила лампу. Темнота перестала быть моей сообщницей.
Сквозь распахнутую створку вошли девчонки – кое-кого из них я уже видела на этаже или в коридорах: Ася тоже была среди них. Возглавляла делегацию высокая девица с тяжелым хвостом обесцвеченных волос. Она сложила руки на груди и сказала:
- Ну что, овца? Пошли, решать будем, как пацана делить.
Я знала девушек такого рода. Они всегда с конскими высвеченными хвостами, и вообще, напоминают молодых крепких лошадок. Окружают себя такими же хамоватыми подружками, загребают в охапку мальчишек и дают люлей каждому, кто, по их мнению, косо смотрит. А мнение у них самое авторитетное.
Я стояла столбом, и Ася потащила меня к двери под локоть. В коридоре я выдернула руку. Мысли путались, ноги – тоже. Куда меня ведут? Коридор словно изменился, я перестала узнавать общагу. Сквозь приоткрытые двери подглядывали глаза, и, встретившись с моим взглядом, тут же скрывались, испугавшись.
В сушилке темноту разгоняла единственная лампочка у самого потолка, светившая желтым. Все, что я запомнила - это вспышки фар в черном квадрате окна. По проспекту катились машины. Им не было дела до мрачного здания с потухшими комнатами. И царящей в них тишины. Вся общага будто замерла, предвкушая расправу, что вот-вот переварится в ее нутре.
Раздвигая серые простыни, Динка вела меня под конвоем вглубь, к свободному пространству у окна. Я услышала шум проспекта, словно доносившийся из другого мира.
Они заключили меня в круг, Динкино лицо то вспыхивало, то исчезало в темноте, освещаемое фарами проезжающих машин. Это все, что я запомнила.
Хотя нет.
Это все, что я хотела бы запомнить. Но память жестока, она обычно работает против нас.
Динка что-то спрашивала о Руслане, настойчиво, желая подробностей:
- Ну что, рассказывай, как давно ты с моим парнем замутила.
Я промолчала, но тут же получила тычок от Аси в предплечье:
- Отвечай, с тобой разговаривают!
- Я не знала, что он твой парень…
Она заржали. Старательно, лживо.
- Вся общага знала, а она – не знала. Ты че, тупая?
Снова толчок, но уже с другой стороны.
- Нет.
- Она еще и отвечает, дура!
- Чтоб больше близко к нему не подходила, поняла? Сюда смотри, мразь!
Динка вцепилась мне в волосы, заставив поднять на нее глаза. На секунду волны нашей обоюдной ненависти схлестнулись, и она ткнула меня носом в коленку. Мне удалось вывернуться, но бежать было некуда.
Оплеуха – и я отлетела, но недалеко – стая услужливо толкала меня обратно на динкины кулаки. Как болванчик, болталась я в кругу, получая тычки в спину, живот, затылок, и каждый раз, возвращаясь обратно к Динке, славливала затрещины.
Девки смеялись, теперь уже откровенно, забавляясь, приговаривая:
- Куда собралась? Вот тебе, дрянь! Не хрен на чужих парней вешаться!
В один момент Динка снова поймала меня за волосы, я застонала от боли, чувствуя, будто мне отдирают голову. Лицо горело, динкины когти прошлись по щеке и губам, и я сглотнула кровь, потом ее стало столько, что пришлось сплюнуть. А Динка все колотила меня, куда придется, придерживая рукой за волосы:
- Тварь… вот тебе…
Наконец, я села, закрыв руками голову. Это было огромной ошибкой. Да еще и не сдержалась:
- Сука!
- Сука? Сука?! – посыпались удары ногами, девки были в домашних шлепках, и это, видимо, спасло мои почки. На какой-то миг тычки прекратились, и я попыталась встать. Динка, пошарив рукой в умывалке, выудила оттуда бутылку пива. Отодрав пробку о край раковины, она жадно глотнула. Вернулась к ползающей мне и снова треснула так, что я распласталась по кафелю.
- Лежать, мразота!
Мерзко хлюпнув, содержимое бутылки полилось на меня, я чувствовала, как мокнут волосы, как жижа ползет в рот – то ли кровь, то ли слезы, то ли пиво. Горько.
- Вот так, уродина. Руслан – мой. Увижу рядом – убью.
Они ушли, а я бесконечно долго ползла до стенки. Фары сквозь стекло били мне в глаза, не переставая.
***
- Я тебе не верю.
За окном умирал вечер. Я слышала его предсмертные вздохи-сумерки. Двор после субботника выглядел приглаженным и немного пустоватым. Юлька все еще сидела на бордюре, к ним с Крис присоединились другие девочки, и я разглядела бутылки колы, нежданно появившиеся в их руках. Разбавлена алкоголем, естественно. Юлька смеялась и что-то рассказывала. Я в комнате тоже рассказывала, только не смеялась.
Отвернувшись, я вгляделась в полумрак комнаты и едва различила тонкую фигурку Элины у стола.
- Чему тут не верить? Зачем мне придумывать такое?
- Не знаю, что произошло там у вас с Динкой, но Руслан – не такой!
Мне хотелось нахлестать ей по щекам, чтоб она опомнилась.
- И да, я знаю, - гордо продолжала «наша девочка» , - что у него отношения с Динкой. Он сам сказал. Как только она приедет, он с ней порвет. Он меня любит. А я – его. Вот так-то. Мне жаль тебя, твои нереализованные мечты… Забудь и живи дальше.
Она еще и советы мне дает! Я вдохнула побольше воздуха, намереваясь разродиться страшными ругательствами о тупых первашках и наивных дурах, но Элина вышла из комнаты, полная достоинства.
- Ходи и оглядывайся, глупая! Они уже там когти точат! – заорала я вслед.
Словно пережив все это заново, я почувствовала страшную усталость и рухнула ничком на кровать.
Примерно так же я лежала, когда на следующее после «темной» утро в комнату вернулась Юлька.
***
Сначала она расплакалась. Потом принялась злобно ругаться, грозя Динке и «всей ее босоте» страшной расправой. Потом пулей вылетела в коридор. Покурила и вернулась обратно. Я рассказала ей все, и про Руслана тоже. Она выбежала снова, намереваясь расцарапать ему рожу. Не найдя, вернулась.
Я лежала на кровати, и мне было все равно. Ссадины ныли. Меня не радовало даже то, что лицо не сильно пострадало: царапина через щеку и синяк у уголка губ. Какая разница, даже если б я была разукрашена, что твоя матрешка? Гордость не заживает.
Юлька ходила по комнате и выдавала один план за другим: мы свалим на хату, переедем в другую общагу, переведемся в другой вуз. Привезем на выходных наших подруг и знакомых из деревни – огромную толпу соберем! – и уроем Динку по самые уши. Она перебирала знакомых в городе на предмет возможности нас «крышевать».
Ближе к вечеру я устала от бесконечных переливаний из пустого в порожнее и попросила подругу сходить вскипятить чайник. Хоть минутку побыть в тишине. Нет, я рада Юлькиному присутствию. Просто мне сейчас не хотелось обсуждать планы мести.
Ее не было долго. Вернулась она без чайника, медленно опустилась рядом на кровать и сказала:
- Лик. Что-то происходит.
Я поднялась.
- Ты о чем?
- Что-то не то. Я зашла на кухню – все замолчали как-то… испуганно. Мне у плиты очередь уступили. Все, кто мог – быстренько вымелись…
Она не дорассказала. В дверь стукнули и тут же распахнули. Незнакомая девушка сказала:
- Девчонки, на кухню. Быстренько, я жду. Обе.
- Ты кто такая? – взъерепенилась Ю.
- Сейчас все узнаешь, пошли.
Юлька взглянула на меня и кивнула. Что еще нас ждет? Разборка продолжается? Ну что ж, тем хуже. По сведенным бровям подруги я видела, что настроена она решительно. Меня второй раз уже не испугать. Безмолвно по полу ползать не буду.
Я встала, и боль напомнила о себе, кольнув в спине, предплечье и ногах. Стараясь не хромать, я поплелась за Юлькой, наш поводырь шла последней. Дверь кухни оказалась закрытой (никогда не видела ее закрытой), но после короткого стука нас впустили. Народу внутри – целая толпа. Рядком стояли Динкины шавки, и она тут же. Увидев нас, она словно осела и стала ниже ростом. Вдоль другой стены выстроились старшекурсницы. В центре, оперевшись о подоконник, покуривала Тонька.
- Так вот из-за чего весь сыр-бор? – тонким голоском запела Дина. – Так мы уже разобрались вчера, у меня никаких претензий, Тонь.
- Зато у меня претензии, - ответила Тонька, рассматривая кончик сигареты.
- Говорить будешь, когда спросят, - добавила красивая блондинка, стоящая около «основной».
Тонька оторвала пятую точку от подоконника и подошла ко мне. Рассмотрела ссадины на лице и спросила:
- Кто вчера был с тобой в сушилке?
Я промолчала, бросив взгляд в сторону Динкиной толпы.
- Я имею в виду, - продолжала Тоня, - из твоих подруг. Не эти шмары.
- Никого, - пролепетала я. Что происходит? Мы словно на судебном заседании (как будто я там бывала!).
Тонька кивнула и направилась к Динке, старавшейся выглядеть спокойно.
- Вот видишь, дорогая. А я тебе фору даю.
И врезала. Потом еще и еще. Я никогда не видела, чтоб девушка так била. Как парень. Над включенной горелкой кипел наш чайник.
За Динку никто не заступался. Она согнулась под ударами, потом упала. Ее толпа расступилась, давая место. В один миг Ася рванулась было к подружке, но Тонька тут же повернулась к ней:
- Чтоооо?! – ее разведенные руки как бы говорили: ну, рискни, попробуй, вмешайся. И Ася отступила. Тонька не стала продолжать.
- Проси прощения.
Динка поднялась на ноги и задрала голову, пытаясь унять кровь. Или слезы. Она молчала, только всхлипывала. Тонька взглянула на своих девушек. Те мигом вцепились в Динку и, подтащив к раковине, наклонили голову под кран. Красивая девушка – Кристина – медленно сняла кипящий чайник с плиты и подошла к согнутой Динке. Девчонки ахнули. Поняв, что происходит, Динка начала отчаянно вырываться.
- Вы че, с ума сошли? Пустите! Не надо! Вам же это не сойдет! Я заяву кину! Вас всех посадят!
***
Я лежу на полу в ожидании рассвета, в пустой комнате заканчивается ночь. Темнота качалась вокруг желтого шара лампочки, висящей на толстом кривом проводе у самого потолка. Темнота шевелилась, переплетая минуты и часы трех разных реальностей. Я едва удерживала нити времени в руках, дергая то одну, то другую. От самой тонкой остался маленький хвостик, который я мяла в пальцах: воспоминания заканчивались – о той самой страшной ночи в моей жизни, длиной в сутки. На кончике этой реальности Тонька, положив руку на плечо выводила меня из кухни, где на полу лежала растоптанная униженная Дина.
На следующий день общага зашептала. Обрывки фраз вырывались из-за захлопнувшихся дверей «…Тонька хотела поставить Динку на место – и поставила…», отпечатывались на стенах кухни «…они же помогли ей тогда, когда Тонька вломилась по ошибке в их комнату…», прятались за сигаретным смогом в сушилке «…не сдали ее Коменде и замдекану, и вот, Тонька отблагодарила…», оседали пылью на коридорные плинтуса «…Динка всю вторую общагу под себя подмяла. Она думала, что и здесь так будет…». Общага не только шептала, но и смотрела. Вскользь, испуганно, почтительно. Я их не видела. Ходила от комнаты до института, глядя себе под ноги. Но Юлька нежилась в лучах Тонькиного авторитета, который укрывал теперь и нас. «Мы это заслужили» – говорила она, я вдруг ясно вспомнила, как она это говорила. Мы это заслужили. Я все это заслужила.
Нить заканчивается, кончик убегает из пальцев, я поднимаю глаза и словно ударяюсь о Юлькин взгляд.
- Так что сказал тебе Руслан? Когда ты успела-то с ним поговорить?
Я не только с ним поговорить успела. Нить другой реальности сама ложится в пальцы. И я снова возвращаюсь в тот день, когда вся общага вышла во внутренний двор на субботник, а я рассказала Элине свою историю. Нашу с Русланом. Она не поверила мне, убежала из комнаты, а спустя минуту, со двора вернулась Юлька. Сумерки и выпитый алкоголь скрыли от подруги мои слезы. К тому же, она была слишком возбуждена:
- Лик, собирайся! Тете-Милина подруга после операции собирается жить у дочери и хочет сдавать квартиру! Просто за бесценок, представляешь? Вставай, поедем смотреть!
Я торопливо утерла щеки:
- Квартиру? Думаешь, мы потянем?
Мечты о переезде на хату – это такая добрая общаговская традиция. Вести разговоры о ней – святое дело любого уважающего себя обжещителя. Воплощаются в жизнь подобные планы редко, как и положено любой мечте.
- Я же говорю – цена чисто символическая! Ей главное, чтоб под присмотром, и жильцы порядочные. В общем, у тебя двадцать минут, пока я Кристинке косу плету для свидания. Пообещала на свою голову… - договорила она уже в коридоре, себе под нос.
Я встала с кровати, закрыла окно и пошла умываться. За дверью по привычке бросила взгляд на второе окно в переходе между Большим и Малым крылом. Элины там не было. Неужели побежала разбираться к Руслану? Ох, не миновать нам сегодня затирания последствий разбитого сердца. Нужно предложить Юльке купить бинт полусладкого, думаю, она не будет против. Раз мы съезжаем на хату, нам с нашей девочкой делить больше нечего.
Меня обрадовала пустая умывалка, народ все еще тусит во внутреннем дворе, наслаждаясь теплым осенним вечером. Из распахнутого окна я слышала смех, и мне тоже стало весело. Только теперь дошло, чем может обернуться переезд. Освобождение от общаги – это как побег из тюрьмы, только без преследования. И неважно, сколько срока еще мотать осталось.
- Привет, Лика.
Я повернула голову, внутренне вздрогнув от этого голоса. В проходе умывалки стоял Руслан.
- Привет, - сказала я и наклонила голову над раковиной. Чем ближе он подходил, тем сильнее я накручивала кран. Шипение воды заглушило шаги, которые я так любила.
- Слушай, - начал он, опершись о соседний умывальник, - я насчет Элины.
Тщательно моя руки, я отчаянно тянула время, надеясь собраться с мыслями. Потом закрыла кран и повернулась к нему, надменно кивнув, мол, говори.
- Ты рассказала ей, о том, что с тобой случилось. Она уверена, что я ее обманываю.
Я пожала плечами равнодушно, но душа ликовала.
- Зачем ты рассказала ей? Вы не подруги.
Тут я испугалась. Действительно, зачем? Потому что до сих пор ревную и люблю Соколова? У меня не было ответа, потому я решила поступить по-еврейски: задать встречный вопрос.
- А почему я не должна была рассказывать? Ты мне тоже не друг, чтоб я покрывала твои подлые делишки.
Я видела, что он сжал край умывалки так, что раковина пошатнулась, звякнув о стену.
- Да… я виноват перед тобой.
- Ой, вот этого не надо, пожалуйста! – я даже отвернулась и загородилась рукой. Но спустя секунду подумала: а почему это «не надо»? С того страшного дня длиной в сутки мы с ним наедине и словом не перемолвились, а отвечать на его вежливые кивки при встрече я начала только с этого учебного года. То есть пару недель назад. Ни о каких извинениях с его стороны и речи не шло.
- Нет, послушай. Мне жаль, что ты была вынуждена такое терпеть…
Все правильно сказала – не надо. Ему меня жаль.
- А Динку тебе не жаль? Она тоже немало вытерпела… потом. Или ты не в курсе? – я пыталась ерничать, но фразы звучали пафосными репликами из американского сериала.
- Конечно в курсе. Мне и ее было жалко, да.
«Она вообще-то по заслугам получила, она же первая начала!» - рвалось у меня, но я, слава Богу, промолчала. Это выглядело бы совсем уж по-детски. Но возмущение сдержать не удалось, я хмыкнула, попыталась выдать это за усмешку, получилась какая-то нелепая гримаса. Резко отвернувшись, я снова включила кран.
- Не такой уж я подонок, Лика. Я не хотел, чтоб у нас с тобой все закончилось так. Дина неожиданно переехала сюда из второй, я не успел тебе объяснить.
- Интересно, что бы ты мне объяснил?
- Честно говоря, я и не думал, что для тебя это так серьезно. Нам было классно вместе, да. Но я же тебе ничего не обещал, вспомни.
- Короче! – перебила я, не выдержав. – Чего ты от меня хочешь? Мне идти надо.
- Не дави на Элину, не пугай ее. С ней все по-другому будет. Она мне правда нравится, и я с ней не собираюсь расставаться.
- В смысле? Ты бросишь ради нее Динку?
- Понимаешь, мне с Диной прикольно было. Нравилась ее дерзость, отчаянность. То, как она напролом шла, грызла за меня глотки. Мне это льстило, - он усмехнулся, как усмехаются, вспоминая буйную юность. – Элина другая. Беззащитная, не от мира сего, но… рядом с ней я себя чувствую мужиком, понимаешь?
Понимаешь? Ни хрена я не «понимаешь»! Мне хотелось вцепиться ему в ветровку и заскулить: «Почему не я? Почему не я? Я тоже – слабая и неземная! Меня тоже надо защищать! Почему – не я?» - а потом растечься соленой лужей у его ног. Вот и все, что я понимала.
Я кивнула. Вода из крана забрызгала мне футболку и левый бок холодел.
- Спасибо! – он, едва коснувшись, хлопнул меня по плечу и вышел. А я долго смывала наш разговор с лица.
Выйдя из умывалки, я их увидела. У нашей двери, они стояли друг к другу близко-близко, он что-то торопливо ей говорил, а она все отворачивалась, слишком старательно. А потом он поцеловал ее. Вот так, на виду у всей общаги. Кроме меня в коридоре никого не было, но это неважно.
Напротив умывалки зевал проход на лестницу. Туда-то я и прошмыгнула, рванув со второго этажа на третий. Лучшая Динкина подруга, Ася, жила на третьем этаже.
Когда я возвращалась, коридор уже пустовал. В комнате Элина сидела на кровати, ничего не делая, а только сверля глазами сгустки сумерек перед собой. Я включила свет. Она бросила на меня взгляд, в котором я уловила гордое превосходство. Подавляя в себе желание сейчас же вцепиться ей в лицо, я сменила футболку, не спеша причесала волосы и начала кидать в сумку какую-то ненужную мелочь: расческу, крем, влажные салфетки – которую я никогда не носила с собой. Я тянула время. Мне хотелось, чтоб она знала: все, что сейчас произойдет – это подарок от меня.
За дверью послышался шум, словно по лестнице, с третьего, сходила снежная лавина. Я подошла к двери, лавина остановилась по другую сторону. Взглянув на Элину, я заметила недоумение в ее глазах. Она в последний раз на меня смотрела. Распахнув дверь, я замерла на секунду, мы с Асей кивнули друг другу, и я вышла, пройдя сквозь толпу расступившихся девок.
***
Вот и всё. Все нити распутаны, пропущенные сквозь меня. Мне казалось, что в комнате стало легче дышать. Все дело в рассеивающемся мраке, уступающем рассвету.
Но подруга была темнее ночи. Она смотрела на меня холодным, незнакомым взглядом.
- Что ты сказала Асе? Что велела ей сделать?
- Велела? Ничего. Передала слова Руслана об Элине и его планах. Юль, мне просто так обидно стало…
Юлька вскочила и бросилась бежать прочь из комнаты. Я тут же помчалась за ней, уже в коридоре закричала, не заботясь о никогда не спящей общаге:
- Юля, не надо! Стой! Наори лучше на меня, избей, если хочешь! Лучше меня, Юля! Это же я во всем….
Когда я, наконец, догнала ее на третьем этаже, она уже молотила кулаками в 303 комнату.
- Ась, открывай!
В ход пошли ноги, дверь трещала. Соседние показывали щель, но тут же захлопывались, после того, как отворившие их видели причину шума.
Спустя минуту, на пороге показалась испуганная Ася, за ней маячили завернутые в одеяла сонные сожительницы. Схватив за пижамный ворот, Юлька выволокла ее в коридор.
- Умом тронулась? Что случилось-то? – бормотала та.
Приткнув ее к стене, Юлька заорала:
- Все знаю! Что ты ей сделала, ты, тварь? Что ты ей сделала, отвечай? Я тебя сейчас саму вздерну!
Ася вырвалась, но от стены не отходила:
- Точно звезданулась! Ничего я ей не сделала! Припугнули малька. Как Динка сказала…
Я чуть не взвыла. Они еще и Динку во все посвятили и получили указания.
- Рассказывай во всех подробностях, так, чтоб я поверила! – голос Юльки сделался по-настоящему страшным. Тихим и жутким.
- Когда Лика ушла, я Динке позвонила. Она там волосы на себе рвала от таких новостей. Велела тут же идти и затравить эту Элину, запугать до полусмерти, чтоб когда она, Динка, приехала, то… добила уже, так сказать.
- И что ты ей наговорила?
- Да много всего. Что до конца учебы не видать ей покоя. Что даже если с общаги съедет – найдем. Что вы – на нашей стороне, и никто ее не защитит. А если Руслан бросит Динку, то мы на него тоже найдем, кого натравить. Что и ему жизни не будет. Что мы им ад устроим, где бы ни были… Но я ее и пальцем не тронула!
- Она что?
- Рыдала, как ненормальная. Поверила всему. Слабая она. Не то, что ты, - и на меня кивнула. Я чуть не разревелась от такой похвалы.
Юлька застонала, схватившись руками за голову. И горько рассмеялась, но щекам текли слезы:
- Господи, ты хоть понимаешь, что на твоей совести – смерть человека? Что это вы ее довели?
Ася вызывающе уперла руки в боки:
- Вот как? Может, мы и довели. Только вести ее – ты начала. Ты, а не я, и не Динка, и не Лика. Хочешь – иди к Коменде. Или к декану, хоть к Папе Римскому, мне плевать. Мы все в одной лодке.
- Да пошла ты, в одной лодке она…
Но ушли мы, к себе – в комнату, которая спустя пару часов уже не будет нашей. Да и останется ли у меня и Юльки что-то наше?
Юлька, грязно ругаясь себе под нос, в изнеможении рухнула у пепельницы и закурила. Я стояла перед ней, как двоечница перед строгой мамой. Хотелось спрашивать: «Я ужасная? Я сильно виновата? Мне есть оправдание?», но понимала, что и так знаю ответы на все вопросы.
Поэтому я сказала:
- Ты меня презираешь, Юль?
- Себя больше. Аська права – мы сами начали это безумие. Ну не сказала бы ты им про разговор с Русланом, приехала бы Динка, сама все узнала, мы бы так же ненавидели Элину, или уже съехали бы – они бы все равно подвели ее под петлю…
Я села рядом, спрятав слезы в табачном дыму.
- Интересно, с какого момента все можно было бы исправить…
Юлька не отвечала, а рассвет отчаянно наступал.
***
На площадке, служившей переходом между Большим и Малым крылом, два окна. Первое – ближе к коридору, второе – в углу, наполовину скрытое выпуклостью стены, окрашенной в темно-зеленый цвет. У этого окна часто стояла одинокая девочка, одетая в тонкое домашнее платьице в горох. Она смотрела на чужой город и пыталась найти с ним общий язык. Она смотрела на улицы, полные машин, и думала, как же трудно запомнить все остановки и повороты. На незнакомых людей, идущих мимо общаговского крыльца, и мечтала, что сможет стать одной из них. Эта девочка – я.
Теперь я смотрю из окна и думаю о скорой свободе. Я больше не наблюдатель, я – часть жизни. Не винтик общаговского механизма, а часть большой настоящей жизни с совершенно другими законами. Вернее, с их абсолютным отсутствием. Я оглянулась на коридор и вспомнила его шумящим и людным. Тридцатиглазая гидра с вечно приоткрытыми веками. Неспящий этаж бессонной общаги. Я побрела к своей двери, словно призрак в молочно-рассветной дымке. Но остановилась перед другой комнатой.
Во всем этом сумасшествии ни Ася, ни Юлька не подумали о Руслане. Не вспомнили о том, что пришлось пережить ему. Он думал, что Элина сделала это из-за него? Или знал о приходе девчонок от Динки? Он решил не бросать ее, потому что ему все равно теперь? И.. почему не я?
Я стояла перед его дверью, как полная идиотка, не решаясь постучать и вызвать на разговор. А потом вспомнила – его там нет. Все ночи он проводит в Динкиной комнате. Я развернулась и пошла обратно. Перед – уже почти не – нашей комнатой я снова оглядела коридор, который больше года был главной улицей в моей жизни. Но нас ждут проспекты. Я смотрела и понимала, что мне ничуть не жаль. Что будь моя воля – я бы разобрала эту цитадель по кирпичику, облила бензином, подожгла и засыпала солью. Вместе с половиной обитателей. Похоронила бы все правила, инструкции, хитросплетения грязных дел и подлостей. Я мысленно прощалась с общагой, все явственней осознавая, как я рада свободе.
И впервые мне показалось, что общага промолчала в ответ.
Конец
#МистическиеИстории
Автор Ночная Тишь
Следующая публикация
Комментарии 2