— Мамин банк накрылся, и она вселяется к нам, — объявил муж

Я так и села. А мне ведь сразу не понравилась идея свекрови продать квартиру и положить деньги на обычный депозит, потому что там проценты высокие.

***

Я давно запомнила, чем счастливее ты живешь, тем больнее будет потом. И сегодня это подтвердилось. Готовила я спокойно ужин, и тут муж примчался с работы какой-то бледноватый, растерянный.

— Мама решила квартиру продать, — огорошил он меня. — Говорит, что нашла выгодный вклад в банке. Проценты огромные, понимаешь? Двадцать процентов годовых! Хочет положить деньги туда, а потом купить что-то поближе к нам, чтобы метраж был побольше, чем сейчас у нее.

Поближе к нам. Как же. Я встаю, иду к окну. На улице дождь моросит, серость такая... противная.

— Слава, а давай сразу начистоту? — говорю я медленно. — Твоя мама хочет переехать к нам под бочок, чтобы каждый день контролировать, что мы едим, как живем?

— Лен, ну ты что... Она просто... Возраст уже, одной страшно...

— Страшно, — повторяю я. — Лидии Аркадьевне, которая всю жизнь всех строила, вдруг стало страшно.

Слышу, как он вздыхает. Знакомый звук. Вячеслав всегда так вздыхает, когда понимает, что влип, но отступать поздно.

— Слушай, Славик, — говорю мягче. — Я понимаю, она твоя мама. Но мне нужен покой. Мне нужно, чтобы дом был... Ну... домом. А не филиалом материнского контроля. К тому же идея продавать свою квартиру ради вклада так себе, это же ненадежно!

— Но она же не к нам переезжает! Она рядом хочет жить! Просто... Ну... рядом...

Как будто это что-то меняет. Я знаю, что нас ждет, каждое утро в восемь звонок в дверь и «А что это вы еще спите?» А потом инспекция холодильника: «Что ж вы так питаетесь плохо?»

— Слава, — говорю твердо, — я против, и точка.

Молчание. Потом он осторожно, как по минному полю:

— А если мама уже... Ну... документы подала на продажу?

Значит, решение уже принято, а меня просто ставят перед фактом.

— Тогда пусть ищет квартиру в другом районе, — отвечаю спокойно. — Москва большая.

Вечером Вячеслав позвонил матери, и я по его лицу поняла, что Лидия Аркадьевна отреагировала... бурно.

— Она плакала, — говорит он наконец, отодвигая тарелку. — Сильно плакала.

— Ну конечно, плакала, — отвечаю я. — Твоей маме заплакать — как мне зевнуть. Вот только слезы у нее фальшивые.

Но вижу, Вячеслав уже поддался на мамины чары. Сейчас начнет давить на жалость.

— Представляешь, если с ней что-то случится? А мы далеко... — заговорил он.

— Славик, она живет в центре рядом с поликлиникой.

Говорю, а сама понимаю, что это бесполезно, все уже решили без меня. Провернет Лидия Аркадьевна свою аферу и к нам поближе переберется.

Так и вышло. Дальше все шло по накатанной. Через неделю Лидия Аркадьевна нашла покупателей. Через две недели сделка была готова, деньги перешли на вклад. Я смогла только отстоять независимость нашей квартиры, свекровь переехала не к нам, а к своей сестре. И все же у меня было плохое предчувствие. Увы, оно оправдалось.

***

Банк лопнул во вторник утром.

Я как раз завтракала, когда Вячеслав ворвался на кухню. Голос дрожит, еле слова выговаривает:

— Лен... мама звонила... банк... Их банк обанкротился...

Ложка замерла у меня в руках. Хлопья размокают в молоке, а я думаю: «Неужели правда? Вот так вот?»

— Как обанкротился? Совсем? — спрашиваю глупо.

— Совсем. Лицензию отозвали вчера вечером. Все вклады... пропали. Застрахованную часть только получит. Но это же копейки по сравнению с тем, что было!

— И что Лидия Аркадьевна теперь будет делать? — спрашиваю.

— Не знаю... Плачет она... Говорит, что останется на улице... что это конец...

Что-то екает внутри. Да, я была против ее переезда к нам под бок. Женщина в шестьдесят восемь лет осталась вообще ни с чем — это уже не шутки.

— Можно, мама к нам приедет? — спрашивает Вячеслав и заглядывает в глаза.

Ну как в такой ситуации ответить «нет»?

К вечеру Славик привозит мать с двумя чемоданами и сумкой. Она выходит из машины какая-то... сдувшаяся. Постарела будто за эти дни лет на пять. Смотрит на меня виновато, глаза красные.

— Леночка... прости... Я знаю, что ты не хотела меня тут видеть... но мне просто некуда...

И что тут скажешь?

— Ничего, — говорю, беру один чемодан. — Разберемся как-нибудь, что-нибудь придумаем.

Вячеслав молчит, таскает вещи. Чувствует себя виноватым, но доволен. Мама рядом, под крылышком, в безопасности.

Вечером, когда Лидия Аркадьевна ложится спать, мы с мужем на кухне сидим, чай пьем. Молчим.

— Ну что, — говорю наконец, — теперь-то доволен?

— Лен, ты же видишь, как все получилось... Не я же банк разорил... Кто знал, что так выйдет...

— Конечно, не ты. Просто очень... удачно для твоей мамы все сложилось.

— Как ты можешь быть такой злой?! — возмущается он.

И я прикусываю язык, разошлась что-то, в самом деле. Лидия Аркадьевна же не виновата, что так получилось. К тому же она сейчас такая спокойная и потерянная… Может, нашим отношениям это пойдет на пользу.

***

Первые дни Лидия Аркадьевна ведет себя тихо. Благодарит за все, извиняется, что занимает место. Даже телевизор громко включать стесняется.

— Не хочу мешать, — шепчет она. — Я же понимаю, что вы меня не ждали...

Но уже через неделю начинает обживаться. Первым делом она передвигает кресло.

— Там, где было, сквозит, — объясняет она мне. — Я же простужусь. А вам больная свекровь нужна?

Потом просит поменять моющее средство, это якобы пахнет неприятно. Потом объясняет, что творог я купила неправильный:

— Леночка, нужен другой, с рынка. Домашний.

— Лидия Аркадьевна, этот творог я покупаю много лет, — отвечаю терпеливо. — Мы к нему привыкли.

— Мам, Лена сама знает, как хозяйство вести, — робко возражает Вячеслав.

— Знает, — соглашается Лидия Аркадьевна и качает головой. — Только неправильно знает.

Через месяц Лидия Аркадьевна ведет себя уже как полноправная хозяйка. Встает в семь утра, первым делом идет на кухню готовить завтрак. Не спрашивает, что мы хотим есть, готовит то, что считает правильным.

— Овсянка, — объявляет она, когда мы с Вячеславом выходим к столу. — Полезно для желудка.

— Лидия Аркадьевна, спасибо, но я кофе попью только.

— Завтракать надо! — она смотрит на меня так, будто я сказала что-то неприличное. — Слава, ты объясни жене!

Вячеслав пожимает плечами, садится. Ему проще овсянку съесть (которую он, кстати, тоже не любит), чем спорить с матерью.

После завтрака Лидия Аркадьевна остается на кухне. Моет посуду, протирает стол, расставляет все по своим местам.

— Соль здесь неудобно стоит, — говорит она, переставляя солонку. — И масло в холодильнике не там лежит. И сахар... Зачем сахар на верхней полке? Неудобно же!

Я пытаюсь не реагировать. Но внутри уже все кипит. Хочется крикнуть: «Это мой дом! Мои полки! Мой сахар!»

Хуже всего вечерами. Лидия Аркадьевна садится в гостиной, включает телевизор и начинает комментировать новости.

— Вот бездельники! — кричит она на экран.

Мы с Вячеславом сидим рядом, как в театре. Только спектакль не заканчивается никогда.

— Мам, может, потише? — просит сын. — Соседи жалуются...

— Ничего, потерпят, — фыркает Лидия Аркадьевна.

В выходные становится совсем невмоготу. Лидия Аркадьевна решает сделать генеральную уборку. Встает в восемь утра, достает пылесос и начинает пылесосить.

— Лидия Аркадьевна, — говорю я, выходя в халате, — может, попозже? Суббота же... Можно поспать...

— А что суббота? Грязь по дням недели не делится. Грязь она и в субботу грязь.

Она пылесосит всю квартиру, потом моет полы, протирает пыль везде. Потом заглядывает в мой шкаф.

— Ой, Леночка, а у тебя там такой беспорядок... Может, я помогу?

— Не надо помогать!

Она замирает, обижается, весь день ходит с кислым лицом, на вопросы отвечает односложно. Вячеслав виновато на меня смотрит, мол, зачем маму расстраиваешь?

Вечером меня прорывает:

— Вячеслав, поговори со своей мамой. Это мой дом, и я хочу в нем чувствовать себя... дома. А не в гостях.

— Но мама же не нарочно... Она привыкла хозяйничать... всю жизнь привыкла...

— Так пусть отвыкает. Или пусть ищет другое место для жизни.

— Лен, ты что такое говоришь? Какое другое место? У нее денег нет!

Разговор этот ни к чему не приводит. Да и как иначе, из-за своего глупого поступка Лидия Аркадьевна с нами теперь навсегда.

***

Правда открылась случайно. Иду по улице, возвращаюсь с работы, настроение — хуже некуда. Дома опять ждет овсянка и лекция о том, что соль неправильно стоит. И вдруг вижу, навстречу Зинаида Петровна спешит, соседка Лидии Аркадьевны. Узнала меня, подходит, машет рукой:

— Ой, Леночка! Как дела? Как поживаете? Как Лидия Аркадьевна?
— Нормально, — отвечаю. — Живет у нас пока... после того, как банк...
— Да-да, знаю! Она мне рассказывала! Какое счастье, что успела деньги забрать! — Зинаида Петровна кивает. — А то бы совсем без ничего осталась!
Я стою, не понимаю.

— Какие деньги забрать?

— Ну как же! Из банка! За неделю до того, как он лопнул! Я ей звонила, предупреждала... У меня племянница в банковской сфере работает, она и сказала, тетя Зина, передай тете Лиде, пусть срочно вклад закрывает...

Земля уходит из-под ног. Буквально уходит.

— Зинаида Петровна... А вы... Вы уверены?

— Конечно, уверена! Сама же ее в банк провожала! Она такая довольная была, мол, хорошо, что успела! Даже проценты получила за то время, что деньги на вкладе лежали.

Я стою на улице и чувствую, как внутри все переворачивается. Как будто меня ледяной водой окатили.

Значит, деньги целы. Значит, вся эта история с их потерей — ложь!

Прихожу домой. Лидия Аркадьевна сидит на кухне, чистит картошку на ужин. Вячеслав еще не вернулся с работы. Хорошо, поговорим без свидетелей.

— Как дела, Леночка? — спрашивает она, не поднимая головы. — Устала на работе?

— Нормально, — отвечаю и сажусь напротив. — Лидия Аркадьевна, а расскажите мне еще раз про банк.

Она замирает с картошкой в руках.

— А что рассказывать? Обанкротился, и все...

— А вы в последний день туда не ездили? Деньги не забирали?

Вижу, как она бледнеет. Картошка выпадает из рук, катится по столу.

— Я... нет... то есть... ездила, но поздно было уже... Уже все закрыто было...

— Лидия Аркадьевна, — говорю спокойно, — я сегодня встретила Зинаиду Петровну.

Молчание такое, что слышно, как холодильник гудит.

— Она все рассказала, — продолжаю. — Про то, как вы деньги забирали за неделю до банкротства.

Лидия Аркадьевна поднимает голову.

— И что теперь?

— А теперь я хочу знать правду. Где деньги?

Она вздыхает тяжело.

— На вкладе в другом банке.

— Значит, вы нас обманули.

— Не обманула... просто... не сказала...

— Лидия Аркадьевна! — повышаю голос. — Вы солгали нам! Притворились жертвой обстоятельств!

Она встает, начинает ходить по кухне из угла в угол.

— А что мне было делать? Ты же меня к вам не пускаешь, а я с сыном жить хочу! И денег заодно получить. Я бы их вообще на пару лет оставила, чтобы накопилось побольше. И разболталась же Зинка!

Смотрю на злое лицо Лидии Аркадьевны и понимаю, что ей ничуточки не стыдно…

***

Вячеслав приходит с работы и сразу чувствует: что-то не то. Мы сидим на кухне, молчим, я с каменным лицом, Лидия Аркадьевна красная, взъерошенная.

— Что случилось? — спрашивает он, снимая куртку.

— Расскажите ему, — киваю я в сторону свекрови.

Она молчит, смотрит в пол.

— Тогда расскажу я. Твоя мама нас обманула, деньги у нее есть. Она успела их забрать за неделю до банкротства.

Вячеслав медленно садится на стул, смотрит на мать.

— Мам... это... Это правда?

— Слава... сынок... я же не для себя... Я хотела быть ближе к вам... к семье...

— Отвечай на вопрос! — повышает голос. — Деньги у тебя есть или нет?

— Есть, — шепчет она.

Он закрывает лицо руками. Сидит так минуту, две, дышит тяжело, потом поднимает голову.

— Мам... как ты могла? Как?

— А как я могла по-другому? — взрывается она. — Как? Твоя Елена сказала, не хочу свекровь под боком! Вот я и подумала...

— Солгать, — говорит Вячеслав жестко.

По его лицу вижу, как он разочарован в матери. Доверие — штука хрупкая, разбить легко, а склеить потом... А можно ли вообще склеить?

***

На следующий день я иду в агентство недвижимости. Мне предлагают комнату в коммуналке, недорого, но чисто, соседи хорошие. Плачу сразу за два месяца вперед, договор оформляю.

Вечером объявляю Лидии Аркадьевне:

— Я нашла вам жилье. Завтра переезжаете.

— Куда? — спрашивает она испуганно.

— В коммуналку, временно. Пока не найдете что-то получше на свои деньги.

— Слава! — обращается она к сыну. — Ты позволишь выгнать свою мать?

Вячеслав долго молчит. Потом говорит тихо:

— Мам, Лена права, тебе лучше съехать.

— Но я же раскаиваюсь! Прошу прощения! Больше не буду!

— Прощение — это одно, — говорю я. — А доверие — другое. Доверия больше нет.

Она пакует чемоданы целый вечер. Всхлипывает, причитает. Но пакует.

— Леночка... я понимаю, ты злишься... Но, может, дашь мне еще один шанс? Последний?

— Лидия Аркадьевна, шанс у вас был, целых два месяца. Вы им не воспользовались.

Утром я вызываю такси, помогаю донести чемоданы. В машине она сидит молча, губы дрожат.

При расставании говорит:

— Я хотела как лучше... Для всех хотела как лучше...

— Знаю, — отвечаю я. — Все всегда хотят как лучше. Только получается почему-то наоборот.

***

Прошло несколько месяцев. Квартира опять наша. Лидия Аркадьевна купила себе новую квартиру, как и планировала, побольше и посветлее. Но не рядом с нами, на этом настоял Вячеслав.

Поступок матери больно по нему ударил, доверие и правда оказалось подорванным. Что ж, Лидия Аркадьевна виновата в этом сама.

Copyright: Анна Медь 2025 Свидетельство о публикации. Копирование контента без разрешения автора запрещено