Монах проводил каждую ночь с одной из женщин легкого поведения, но потом случилось то, что повергло многих…

«Таковы все эти служители Церкви. Прикрываясь именем Божиим, творят собственный произвол», – возмущались люди, видя куда ходит по ночам монах. Но что было на самом деле открылось позже.
На рубеже VI–VII веков в Александрии, одном из крупнейших городов той эпохи, по вечерам можно было наблюдать необычное явление. Перед самым заходом солнца пожилой монах, возрастом около шестидесяти лет, стучался в двери публичных домов.
Он действовал открыто, не скрывая своего иноческого облачения; напротив, неспешно потреблял на ходу вареный боб и громким стуком призывал привратника из заведения. Александрия была известна обилием подобных мест, а их обитательниц можно было легко узнать в лицо, поскольку порок накладывал на их облик характерный отпечаток.
Спешившие по своим делам горожане поначалу не придавали значения этому странному иноку, однако его ежедневные визиты со временем начали вызывать возмущение среди бдительных александрийцев.
Следует заметить, что жители Александрии той эпохи не отличались строгой нравственностью. Обширное предложение подобных услуг свидетельствовало о соответствующем спросе, что указывает на невысокий уровень благочестия в городе. По этой причине настоятели египетских монастырей со строгими уставами лишь в случае крайней необходимости направляли иноков в Александрию, доверяя подобное испытание лишь наиболее опытным и стойким подвижникам. Даже в житиях египетских отцов благочестия содержатся упоминания о случаях, когда строгие аскеты не выдерживали искушений городской жизни и впадали в тяжкие прегрешения.
Этим монахом, о котором повествуется, был преподобный Виталий, пришедший из монастыря преподобного Серида. Он посвятил себя служению Господу с юных лет и заслужил репутацию благочестивого, богобоязненного инока, усердного в молитве и смиренного в жизни.
Уже в преклонных летах преподобный совершил поступок, казавшийся почти немыслимым: оставив свою обитель, он поселился в Александрии, среде, крайне неподходящей для монашеского уединения. Город, исполненный пороков и соблазнов, принял старца недружелюбно, поскольку праведники, особенно с таким необычным и даже вызывающим поведением, не пользовались там особым почтением.
Ежедневно с утра до позднего вечера преподобный Виталий усердно трудился, зарабатывая двенадцать медных монет. Он был немногословен и соблюдал строгий пост, в течение дня ничего не вкушая. Лишь перед заходом солнца он позволял себе скудную трапезу, состоявшую из одного вареного боба. Затем он с невозмутимым видом совершал поступки, вызывавшие глубокое негодование александрийцев: направлялся в дом терпимости и проводил там ночь с одной из женщин легкого поведения. Его спутницы менялись ежедневно, а сам старец, казалось, нисколько не смущался своего поведения, неподобающего не только иноку, но и любому порядочному человеку. Вскоре повсеместно в Александрии при виде странного монаха люди стали обмениваться многозначительными взглядами.
– Ступай, грешник, тебя ждут твои блудницы, – с презрением бросали одни.
– Выдает себя за святого, а на деле… – перешептывались другие.
– Таковы все эти служители Церкви. Прикрываясь именем Божиим, творят собственный произвол, – возмущались третьи.
Некоторые же, не стесняясь в выражениях, прямо указывали старцу, куда ему следует идти и чем заниматься с его спутницами.
Город продолжал жить своей жизнью, однако накал страстей вокруг инока возрастал с каждым днем. Он неустанно трудился на поденных работах, вечером съедал свой боб и уединялся с очередной жрицей любви. Насмешки и возмущение, по-видимому, его не трогали, и монах по большей части хранил молчание. Лишь изредка он отвечал наиболее ярым ревнителям благочестия:
– Разве я не облечен в плоть, как и все люди? Разве Бог сотворил монахов бесплотными? Поистине, иноки – такие же люди.
Возмущение горожан, и в особенности местного духовенства, достигло предела. Делегация клириков направилась к Святейшему Патриарху Александрийскому Иоанну Милостивому с донесением на монаха, который своим поведением соблазняет весь город, каждую ночь посещая вертепы. Ответ патриарха привел поборников нравственности в еще большее замешательство.
– Прекратите осуждать, и в особенности воздержитесь от осуждения иноков. Припомните слова императора Константина Великого, сказанные на Первом Вселенском Соборе:
«Если бы я собственными глазами увидел епископа или монаха согрешающими, то покрыл бы их своей мантией, чтобы никто не был свидетелем их греха».
Возвращаясь в город, священники молчали, терзаемые одной и той же мыслью:
«Похоже, Патриарх лишился рассудка».
Однажды на одной из площадей Александрии, когда толпа в очередной раз порицала преподобного Виталия, одна из бывших блудниц, работавшая теперь в пекарне, выступила в его защиту.
– Что вы можете знать об этом человеке? – решительно обратилась она к собравшимся. – Он истинный святой. В его поминальной записи значатся имена всех александрийских блудниц, и он возносит за них молитвы. Что же касается ночного времени… — дальнейшие её слова потонули в общем хохоте.
— Ночью он молится с особым усердием! — выкрикивали из смеющейся толпы александрийцы.
Разумеется, никто не придал веры словам и оправданиям бывшей блудницы. Дополнительным поводом для недоверия послужило то, что, едва завершив свою защитную речь, она упала на землю в припадке одержимости.
Присутствовавшие при этом священнослужители заключили, что Господь таким образом наказывает безумную за ложь, и толпа восприняла это как очередное доказательство вины монаха.
Между тем, он с прежним упорством продолжал еженощно посещать дома терпимости. По странному стечению обстоятельств, число блудниц в заведениях, которые посещал преподобный Виталий, начало сокращаться.
Примечательно, что своё порочное ремесло оставляли именно те женщины, которые проводили ночь с иноком в его небольшой келье у Солнечных ворот. Одни из них уходили в монастыри, другие вступали в брак, третьи находили честный заработок.
— Даже блудницам стало противно иметь дело с подобным грешником, — говорили жители Александрии. В городе практически каждый знал падшего монаха в лицо и считал своим долгом упрекнуть его в распутстве. Немногие сомневающиеся пытались воззвать к его совести, некоторые давали ему советы:
— Отец, — обращались они, — возьми себе одну из блудниц в жёны и сними монашеское облачение, дабы не порицалось из-за тебя монашество.
Преподобный сердито отвечал советчикам, не желая их слушать:
— Какая мне польза взять жену и обременять себя заботами о ней, о детях, о доме, проводя все дни в трудах и хлопотах? Зачем вы осуждаете меня? Ведь не вам предстоит отвечать за меня перед Богом. Заботьтесь каждый о себе, а меня оставьте в покое. Есть единый Судия для всех — Бог, Который воздаст каждому по его делам.
Однажды ранним утром на пороге публичного дома монах встретил юношу-распутника. Тот обрушился на старца с бранью, выкрикивая, что подобным поведением служитель Церкви порочит имя Христа.
Преподобный не защищался и не возражал, лишь кротко ответил обидчику:
— Поверь мне, что за меня, смиренного, и ты получишь такой удар по щеке, что вся Александрия сбежится на твой крик.
Этот инцидент мог бы остаться незамеченным, тем более что монах-блудник вскоре так же внезапно исчез из города, как и появился. Однако упомянутый юноша однажды упал в припадке прямо на городской площади. Из его уст исходила пена; он разрывал на себе одеяния и издавал громогласные, нечеловеческие вопли. В течение нескольких часов даже самые крепкие мужчины не могли совладать с одержимым. Он кричал, что видит демона-эфиопа, ниспославшего ему страдания в отместку за удар, нанесенный преподобному Виталию.
Площадь заполнилась народом; казалось, все городское население собралось, чтобы стать свидетелями этого зрелища. Внезапно одержимый пришел в себя и, пошатываясь, поднялся на ноги, после чего устремился к келье преподобного. Его крики были столь же громкими, однако теперь их содержание изменилось:
– Помилуй меня, раб Божий, ибо я согрешил пред тобою, нанеся тяжкое оскорбление ударом по ланите. Ныне, согласно твоему пророчеству, я понес заслуженное наказание.
Движимые любопытством, александрийцы поспешили вслед за юношей. У самого порога кельи молодой человек пал на землю. Преследовавшая его толпа в ужасе отпрянула, увидев, как от его истощенного тела отделилась зловещая тень демона и исчезла в лучах полуденного солнца.
Окончательно придя в сознание, исцеленный юноша начал повествовать собравшимся о том, как нанес удар старцу и как тот предрек ему грядущее возмездие.
Никогда над Солнечными вратами Александрии не воцарялось подобное безмолвие, нарушаемое лишь прерывистым дыханием и возгласами женщин, с усилием пробиравшихся сквозь людское множество. Бывшие блудницы, среди которых были и почтенные замужние матроны, со слезами на глазах, перебивая друг друга, свидетельствовали горожанам о святости мужа, у порога кельи которого они собрались.
– Он выкупил меня и привел в свою келью, – звучно произнесла молодая женщина с корзиной. Ее служанка пыталась остановить госпожу, но ее усилия были тщетны.
– Он дал мне двенадцать монет, накормил и велел возлечь для сна, а сам всю ночь провел в молитве у моего ложа. Утром он благословил меня и отпустил с миром. С того утра я оставила публичный дом, где прежде жила.
– Я также оставила это губительное занятие после ночи.
Одна из монахинь, опираясь на посох, беззубым ртом прошептала, что он спас и её.
Жители Александрии с изумлением всматривались в её лицо, с трудом узнавая в ней бывшую содержательницу публичного дома. Она поведала следующее: преподобный часто посещал её заведение и однажды пожелал провести с ней ночь. Движимая любопытством, она согласилась. Однако он попросил её за полученные деньги сохранить чистоту в ту ночь и не грешить. После этого преподобный затворился в комнате и, пока она спала, читал псалмы, а утром незаметно удалился. Пробудившись, она ощутила духовное обновление и с тех пор проводит остаток жизни в посте и покаянии, надеясь молитвами святого обрести прощение своих грехов. Она с убеждением заключила, что он был человеком святой жизни.
Еще несколько десятков женщин поведали изумленной толпе о тайне преподобного Виталия. Их рассказы отличались в деталях, но каждая упоминала о клятве, которую святой брал с них, — хранить в секрете истинную цель его визитов.
Собравшиеся хранили молчание, ибо им было нечего возразить: почти каждый в Александрии успел осудить преподобного Виталия за его мнимые прегрешения. Чувство стыда и раскаяния охватило толпу.
Юноша робко постучал в дверь кельи, но ответа не последовало. После нескольких тщетных попыток было принято решение взломать дверь. Когда доски упали, взору горожан предстала поразительная сцена: преподобный Виталий стоял на коленях посреди кельи. Смерть настигла его во время молитвы, и он почил в коленопреклоненной позе со склоненной головой. В правой руке старец держал свиток с несколькими строками.
«Мужи александрийские! Не судите прежде времени, доколе не придет Господь, Судия Праведный», — медленно прочли горожане послание преподобного.
Каждый узнавал в этих словах себя.
Как во времена святого Виталия, так и ныне, осуждение является одним из самых распространенных пороков. Мы осуждаем ближних за то, что их грехи отличаются от наших. Не уподобляться жителям Александрии — таков, вероятно, главный урок.
«Не судите, да не судимы будете» (Мф 7:1).
Слава Богу за всё!